Чеченский нацдем
Сейчас, когда академик Кадыров олицетворяет национальный позор России, напрямую угрожает оппозиции и посылает своих нукеров душить украинскую революцию, кажется, что других вариантов развития ситуации в Чечне никогда не было и не могло быть. Между тем, в истории ичкерийского сопротивления прослеживаются организационные структуры и знаковые фигуры, которые, как правило, стояли перед эпохальным выбором — пойти путем радикального ислама или попытаться реализовать идею почти светского государства с привычными демократическими институтами, пусть и с элементами типично чеченского традиционализма.
В обоих «партиях» уживался ислам и тейповые традиции, однако им отводилось различное место в архитектуре будущего нацбилдинга. В целом, национал-демократы (их можно смело так называть) ориентировались на Запад и «окультуренный» светский ислам. Наиболее яркими их представителями были Джохар Дудаев, Ахмед Закаев, Ильяс Ахмадов и частично Аслан Масхадов. Радикалы брали пример с Аль-Каиды и афганских моджахедов. Помимо ряда полевых командиров их лидерами являлись Зелимхан Яндарбиев, Хаттаб, Докку Умаров и в особенности Мовлади Удугов.
Безусловно, исламистская фракция располагала внушительным авторитетом, однако не надо думать, что этот авторитет был беспрекословным, особенно в Первую Чеченскую войну. Ичкерийское сопротивление качнулось в сторону ваххабизма во многом по тактическим причинам, прежде всего для привлечения арабских боевиков. Вспомним, что салафиты укрепились в Чечне в тяжелый период пост-хасавюртовской независимости. Именно в это время усиливаются позиции иорданца Хаттаба, ставшего в итоге инициатором и организатором рокового дагестанского похода в 1999 году. Прежде же позиции нацдемов (политические в первую очередь) были весьма сильны — и не случайно, что чеченцы отбились от Москвы в первую войну преимущественно своими силами. Арабские исламисты в тот период резонно не считали их своими соратниками и участвовали в боевых действиях большей частью как «солдаты фортуны».
Напомним, что в чеченской конституции, принятой 12 марта 1992 года, республика Ичкерия именовалась «независимое светское государство». Тогда еще национал-демократ Зелимхан Яндарбиев в 1990 году возглавил «Вайнахскую демократическую партию» (а уже многим позже добился официального признания Ичкерии со стороны движения Талибан).
Вряд ли бы офицеры советской армии Дудаев и Масхадов дослужились до высоких постов и званий в имперской военной иерархии, если бы открыто и убежденно поклонялись Аллаху. Например, однокурсники Масхадова по Ленинградской военно-артиллерийской академии отмечали, что Аслан в годы учебы не придерживался мусульманской веры и был неравнодушен к спиртному.
Дудаев был женат на русской. Оба офицера были на хорошем счету и никогда не были замечены в националистическом диссидентстве.
Путь к признанию
Главной целью для молодой чеченской республики в первой половине 90-х годов было добиться признания со стороны мирового сообщества. Свобода обретала ценность лишь в том случае, если получала официальную «легитимацию» за рубежом. Одним из первых зарубежных визитов Дудаева была поездка на Ближний Восток, которую он совершил по приглашению короля Саудовской Аравии Фахда и эмира Кувейта Джабера ас-Сабаха. В ходе продолжительных аудиенций у короля и эмира Дудаев поднял вопрос об установлении дипломатических отношений на уровне послов, но арабские монархи заявили, что будут готовы признать независимость Чечни только после соответствующих консультаций с Россией и США. По итогам визита не было подписано никаких документов: по словам представителя МИДа Чечни Артура Уманского, арабские руководители хотели избежать упрёков со стороны Москвы.
Тем не менее, на неофициальном уровне монархи всячески демонстрировали Дудаеву своё расположение. В Саудовской Аравии чеченский лидер также провёл переговоры с находившимися там президентом Албании Сали Бериша и министром иностранных дел Боснии и Герцеговины Харисом Силайджичем. Данные контакты показывают, что Дудаев спешил заручиться поддержкой государств, ориентированных в целом на цивилизованный путь развития, а также сосредоточенных на добыче полезных ископаемых. Конечно, на тот момент главным экономическим козырем республики была высокозернистая нефть.
Следующие страны, где побывал ичкерийский лидер, также не тянут на «колыбель исламского терроризма». Дудаев посещает Турцию и Боснию, а затем в составе расширенной делегации в октябре 1992 года отправляется в США. Информации об американском визите генерала крайне мало, официальная версия гласит, что целью визита было установление контактов с американскими предпринимателями для совместной разработки чеченских нефтяных месторождений.
Можно предположить, что речь шла не только о коммерческих сделках, но и о политическом признании. Однако, как показали дальнейшие события, внятной поддержки со стороны американцев Дудаев не получил. Возможно, их смутило советское генеральское прошлое чеченского лидера, но, скорей всего, Белый дом не захотел раздражать Бориса Ельцина, которого считал своим безусловным союзником в то время.
Несмотря на то, что за годы правления Дудаева Запад не проявил должного внимания к чеченской проблематике (кроме дежурных сентенций о правах человека), его преемник Аслан Масхадов не терял надежды достучаться до цивилизованного мира.
В то же время он по мере сил противостоял распространению радикального ислама внутри Чечни. Историк Лема Вахаев вспоминает одно из выступлений экс-президента республики: «Сегодня я вынужден признать, что у нас есть ваххабитская идеология, которая делает из нашей молодежи роботов, отравляет ее сознание». Кроме того, Масхадов осудил вторжение боевиков в Дагестан, вывел радикалов Удугова и Шамиля Басаева из состава правительства.
В августе 2002 года при посредничестве Збигнева Бжезинского специальный представитель президента Ичкерии на Западе Ахмед Закаев провел в Лихтенштейне переговоры с рядом российских политиков (Хасбулатов, Щекочихин, Рыбкин) об условиях заключения мира в Чечне. Был выработан «Лихтенштейнский план», предусматривающий урегулирование военного конфликта. План предполагал предоставление Чечне широкой автономии в составе РФ, вплоть до права проведения собственной внешней политики, под гарантии ООН и ОБСЕ. Предполагалось продолжение встреч «лихтенштейнской группы» в Швейцарии, сорванное, однако, терактом на Дубровке.
Меж двух огней
На данном этапе ситуация уже выходит из-под контроля Масхадова. Последующие действия президента полны противоречивых откликов — также как и его личные оценки тех или иных действий радикалов. Очевидно, что он стремился не попасть в число боевиков-отморозков, но и откреститься от таких «тяжеловесов» как Басаев тоже был не в состоянии. Наконец Масхадов понял, что Чечня — это не Косово или Босния, и Вашингтон не будет идти на открытую конфронтацию с Москвой по этому вопросу.
В середине октября 2002 года Масхадов дал интервью Agence France-Presse, в котором заявил об активизации связей с наиболее одиозными лидерами чеченских террористов. Отвечая на вопросы агентства, Масхадов объяснил радикализацию своей позиции отказом Запада поддержать его: «Западные лидеры вынуждены заигрывать с Россией для разрешения своих глобальных проблем, таких как Балканы, Афганистан, Грузия, а теперь и Ирак».
Вместе с тем, уже с началом Второй войны, несмотря на частичную утрату авторитета среди чеченцев, именно Масхадов долгое время оставался наиболее приемлемой кандидатурой для возможных переговоров с Москвой. Например, по заявлению Юлии Латыниной, во время ее встречи в Лондоне с Ахмедом Закаевым тот подтвердил, что Масхадов был готов ехать в Беслан для спасения заложников на любых условиях. Однако Кремль старательно «не замечал» Масхадова. Российская власть (и СМИ по ее указке) последовательно выдавливала его из информационного поля. Параллельно Москва приложила все усилия, чтобы демонизировать ичкерийское сопротивление в глазах мировой общественности.
Это подтверждает и бывший министр иностранных дел Чечни (с 1999 по 2004 годы) Ильяс Ахмадов в своем интервью Радио Свобода:
Когда в 2001 году произошли трагические события в Нью-Йорке, я помню, как Путин и вся его пропагандистская машина пытались доказать миру, что „Аль-Каида“ действует в Чечне. И Запад на какое-то время поверил этому и окончательно развязал руки российской политике на Кавказе... В начале большинство людей, которые противостояли российской агрессии, верили твердо, что Запад обратит внимание на происходящее, хотя бы будет называть вещи своими именами. Но такие люди, как я и Ахмед Закаев, не смогли этим людям ничего продемонстрировать, поскольку Запад стал рассматривать Чечню как фронт борьбы с глобальным терроризмом.
Развитию античеченских настроений на Западе способствовали события и внутри самой Чечни, а именно усиление позиций политического ислама и, в частности, ваххабизма. Настоящим идеологом джихадизма становится министр информации и печати Мовлади Удугов. Параллельным курсом он развивал теорию сионистского заговора, жертвой которого якобы стала и Чечня. Дескать, «евреи руками русских последовательно уничтожают мусульман».
Кроме того, Удугов верил в глобальное предназначение ислама. Разумеется, Чечне в такой конструкции отводилось центральное место.
На интеллектуальном уровне ему противостоял Ахмед Закаев:
исламская доктрина не только не отрицает, а прямо предписывает, что мусульманские народы должны достойным образом сосуществовать с народами, придерживающимися иных религиозных и идеологических представлений (...) Может быть, нам, чеченцам, настала пора определиться в одном фундаментальном выборе: или мы обособляемся от всего остального мира и, заняв „круговую оборону“, объявляем ему войну на взаимное истребление, или ищем с этим миром общую платформу для диалога и сотрудничества — платформу справедливости.
В полемике двух наиболее ярких чеченских идеологов проявились две парадигмы возможного развития Ичкерии. С одной стороны, глобальный джихад и союз с силами по типу Аль-Каиды, с другой — государственный суверенитет чеченского государства и курс на демократию. Кстати, показательны страны, которые выбрали политики в качестве эмиграционного убежища. Закаев отправился в Великобританию. Удугов, по разным данным, нашел приют в Турции или Бахрейне.
По схожим вопросам Закаев до сих пор ведет бескомпромиссную полемику с еще одной неоднозначной фигурой — Докку Умаровым. Закаев полагает, что в заявлениях и действиях нынешнего эмира «Кавказского эмирата», словно «под заказ», содержится масса удобных для Кремля провокаций:
Когда Путин начал вторую войну, Умаров, выступая в Совете Европы и перед западной прессой, говорил о том, что чеченцы воюют не за независимость Чеченской республики, а за создание Кавказского халифата от моря до моря.
Последующие заявления и Масхадова, и его преемника Абдул-Халима Садулаева носили абсолютно противоположный характер. Чеченцы не собирались создавать никакой халифат. Но для того, чтобы убедить международное сообщество — и превратиться из военного агрессора и преступника в жертву исламского терроризма — России необходим был именно этот проект, именно с этой идеологией.
Кто виноват?
По мнению Закаева и Ахмадова, ответственность за нынешнюю маргинализацию Чечни и радикализацию обстановки на всем Северном Кавказе лежит в значительной степени на руководстве РФ. Кардинально сузив пространство для развития суверенитета и светского национализма в Чечне, Кремль невольно (а может и сознательно) толкнул сепаратистов на поиск альтернативных Западу (и цивилизации) союзников, которые в избытке нашлись на Ближнем Востоке и в арабском мире.
Кремлю был не нужен более-менее цивилизованный лидер в «мятежной» республике, который в случае признания мог бы получить поддержку на Западе. Напротив, «ручной» исламист вполне устраивал Москву. В таком бы случае а) Запад однозначно в ужасе отвернулся от такого облика чеченского сопротивления б) из «невменяемой» Чечни всегда легче лепить страшилку для собственного населения. Эксплуатируя тематику «черных вдов», шахидов, джихада, можно беспрепятственно (и легитимно) закручивать внутриполитические гайки, отменять выборы, ограничивать свободу слова (ведь пресса в России, как известно, «потакает» террористам!), наступать на оппозицию.
Так, в итоге, на горизонте возник Рамзан Кадыров. По словам Ильяса Ахмадова,
та модель, которая сегодня устроена в Чечне, является оптимальной для Москвы — модель модернизированной древневосточной деспотии. Это ошибочно называют режимом Кадырова. Нет, это оптимальный режим для Чечни, который был выработан и реализован Москвой. Просто Кадыров в силу своих интеллектуальных способностей вносит колорит и экзотику в этот режим.
В 2011 году в США состоялась презентация книги Ахмадова «Чеченская борьба». Мероприятие прошло при непосредственном участии Збигнева Бжезинского (он же написал предисловие к основному тексту). В ходе обсуждения Ахмадов сказал, что рано или поздно Западу придется вмешаться в ситуацию на Северном Кавказе, поскольку она становится «серьезной региональной проблемой». Вероятно, только тогда и станет возможной реализация национально-демократического проекта в Чечне. А может быть и в России.
