Русский миллиард

Марфуша не могла поверить в свою удачу. Она и не ждала, что сможет выиграть поездку на ферму. Но учителя признали лучшим сочинением на тему "Что для меня значит быть Носителем" именно её сочинение.

"Быть Носителем это истинное предназначение и радость каждой Русской Женщины. Только будучи Носителем, женщина действительно может называть себя женщиной. Но быть Носителем — не только радость. Это, в первую очередь, долг перед своим народом, государством и Президентом. А, как известно, долг красен платежом".

И Марфуша, стоит заметить, действительно так считала, и выводила эти строки своей детской рукой не ради приза в конкурсе, а чтобы окончательно упорядочить собственное Мировоззрение.

Мудрые учителя заметили девочку, заметили её искренность и зрелость суждений. 

И вот Марфуша здесь, на ферме — одной из многих, раскинувшихся по всей нашей необъятной Родине.

Приветливо встретил Марфушу Александр Игнатьич, директор фермы. Расцеловал в обе щёки, профессионально ощупал жировой слой на её животе и, довольно крякнув, подарил тёплый пуховый платок.

— Хочешь ли ты стать Носителем, Марфуша? — спросил Александр Игнатьич, хитро прищурившись.

— Да, хочу, — Марфуша зарделась и потупила глаза.

— Коли хочешь — будешь! — весело сказал директор фермы и залихватски хохотнул. — Ну, пойдём. Покажу тебе ферму да познакомлю с передовыми Матками-Носителями.

***

Сначала Александр Игнатьич показал Марфуше свой кабинет и похвастался первым эмбрионом, полученным на ферме.

— По традиции, — объяснял директор, — первенца мы сразу кладем вот в такую банку и заливаем специальным раствором. На удачу, как говорится.

В руках Александр Игнатьич держал самую обыкновенную трехлитровую банку из-под бирюзового сока, наполненную какой-то зеленоватой жидкостью. В ней плавал жирный, кормовой, судя по всему, эмбрион. Выглядел он вполне живым. Казалось, стоит его вытащить, эмбрион сразу закричит, требуя питательную смесь.

Затем директор повёл Марфушу в лабораторию.

— Тут у нас оптимизируются образцы, проводятся тесты. Лучшие биотехнологи и программисты работают именно здесь. Вот на той неделе им удалось закрепить очередное достижение: выведен кормовой эмбрион с повышенной массой тела, — Александр Игнатьич поднял указательный палец и значительно добавил, — почти десять кило!

— А программисты зачем? — моргнула Марфуша.

Директор улыбнулся.

— А затем, что мы внедряем новую Президентскую программу по чипизации. Кормовым эмбрионам чипы ни к чему, а вот рабочим и ополченцам они необходимы для устойчивости к вражеской пропаганде. Правда, чипы китайского производства, но это временно. 

Директор с надеждой посмотрел куда-то в пространство и торжественно заявил:

— Думаю, года через три уже импортозаместим.

После лаборатории Александр Игнатьич привёл Марфушу на склад и стал хвалиться новыми мостовыми кранами с удивительной грузоподъемностью, но девочке это было неинтересно и она быстро заскучала.

— Ну что, — подмигнул директор, — пойдём в Маткам?

— Пойдёмте! — радостно отозвалась Марфуша. Ей не терпелось посмотреть вживую на то, что до сего дня она могла видеть только в учебных фильмах.

***

Большое помещение основной фермы освещала тусклая лампа. На стене, прямо напротив входа, висел большой транспарант. "Даёшь русский миллиард!" — призывал он, придавая помещению праздничный вид.

Навстречу Марфуше и Александру Игнатьичу попался священник. Он был невероятно худ и бледен, чем изрядно удивил Марфушу, привыкшую к толстым и розовым б-гослужителям.

Священник остановился и перекрестил сначала директора, затем гостью. Он задержал на ней свой холодный и при этом слегка, как показалось Марфуше, шальной взгляд, будто потрогал. Девочка поёжилась.

— Здравствуйте, отец К'хипри'анкх, — слегка поклонился директор. — Освятили?

— И тебе здравия, Олександр, — скрипучим голосом отозвался б-гослужитель. — Освятил. Не изволь беспокоиться. — он ещё раз поглядел на Марфушу и пошёл к выходу.

— Это наш штатный священник, — пояснил Александр Игнатьич. — Раз в месяц проводит обряды освящения супротив нечистой силы. Наш духовный помощник, так сказать.

***

Уже спустя минуту Марфуша забыла про странного б-гослужителя. Она восторженно шла меж рядов Маток, с интересом их рассматривая.

Неимоверно тучные, массивные матки, подвешенные над полом на специальных сверхпрочных ремнях, чуть заметно покачивались. Бо́льшая часть спала, прикрыв накрашенные, заплывшие жиром глаза. Некоторые что-то жевали и смотрели телевизор. Экран был у каждой Матки свой, закреплённый на уровне глаз. А одна, по виду старше других, читала какую-то книгу. Она тоже жевала.

— Ух ты! — вырвалось у девочки. — Какие они большие!

— Специальная диета, — гордо отозвался Александр Игнатьич.

Услышав директора, ближайшая Матка-Носитель лениво приоткрыла глаз и одобрительно покосилась на девочку.

— Это Даша, наша рекордсменка, — прошептал директор на ушко Марфуше. — В одном помёте не меньше пяти эмбрионов. Правда, в основном рабочие.

— А где они дозревают? — спросила любопытная девочка. — Где-то здесь?

— Нет, мы для них построили специальный корпус, куда свозятся рабочие эмбрионы с ближайших десяти ферм. Там они ускоренно дозревают и уже через четыре года отправляются на Карьер. 

— А девочки?

Лицо директора приобрело скорбное выражение.

— Всех девочек мы пока отправляем на экспорт. Трудные времена. Стране нужна валюта... 

— А это что такое? — спросила Марфуша, указывая на толстую пластиковую трубу, присоединенную к выходному отверстию Матки.

Это пневмо-труба, — ответил директор, обрадовавшись, что щекотливая валютная тема сошла на нет, — новая технология. Она помогает отсасывать эмбрионы, чем облегчает и ускоряет процесс родов. Кстати, сзади есть ещё одна, но поменьше. Для отходов. Отходы идут на глубокую переработку. Таким образом нам удаётся поддерживать отчасти замкнутый цикл...

Директор все говорил и говорил, а Марфуша ходила туда-сюда и восхищенно рассматривала Носителей.

"Тоже хочу, — с грустным нетерпением думала девочка. — Скорее бы".

Тем временем к директору подошёл человек помятого вида, одетый в грязную зеленую военную форму и резиновые сапоги, густо испачканные помётом. На груди его висел какой-то орден и заселённая черно-оранжевая ленточка — символ борьбы за Священный Суверенитет. 

— Игнатьич, — просипел он, — у меня талоны кончились.

— И? — хмуро спросил директор. — Опять двадцать пять?

— Я так-то полторы смены отпахал, — насупился подошедший. — Ещё и коллектор почистил. Кто мне премию обещал?

— Так премия будет со следующим расчетом, — не сдавался Александр Игнатьич.

Лицо "помятого" стало умоляющим.

— Тяжко мне, Игнатьич. Я же каждый день сны вижу, как наши ребята в Горловке...

— Ладно, Митрич, зайди в бухгалтерию, — раздраженно перебил директор. — Скажи, в счёт следующего месяца. Передай, что я разрешил.

Митрич отправился восвояси, а директор шепотом выругался.

— Кто это, Александр Игнатьич? — спросила Марфуша.

— Да это наш осеменитель, — директор с сожалением посмотрел в спину быстро удаляющемуся Митричу и значительно добавил, — между прочим, герой Новороссии, орденоносец. Только пьёт, сволочь...

Воцарилась пауза. Александр Игнатьич кусал губу и что-то обдумывал. Затем его лицо прояснилось.

— Пойдём покажу, где у нас кормовых эмбрионов отбирают. Ты про Кормление уже слышала?

— Да, — с гордостью ответила Марфуша, — нам зимой на обществоведении рассказывали.

Директор ласково потерпел её по голове и они отправились дальше.

А ферма продолжала жить привычной жизнью, полной радостной борьбы за рождаемость.

И лишь где-то грустил, вспоминая своих боевых товарищей, герой Новороссии осеменитель Митрич...