Карьер
Карьер был поистине колоссальных размеров. Городок Цементск, расположенный теперь уже совсем близко, мог без труда поместиться в нем. И места хватило бы еще для десятка таких городков. Карьер казался не таким уж глубоким, но это была оптическая иллюзия вследствие невероятного его диаметра. Практически идеально круглая форма Карьера не была задумала изначально, просто так почему-то вышло само собой.
Иван, как и многие другие Копатели, приходил посмотреть на Карьер после работы. Карьер завораживал, пугал и внушал некое трудноуловимое ощущение величия. Притягивал. Копатели стояли, молча взирая на творение своих рук, испытывая то самое чувство сопричастности, о котором так много говорил Президент на десятилетней годовщине начала Копания Карьера.
— Котельников, Колотурский, хули стоите? — донесся до Ивана и его друга Саньки Колотурского зверский рык бригадира. — Опоздаете — лишу пайка нахуй! Живо на лекцию!
Иван и Санька были передовиками Копания и ветеранами трудового движения, оба имели почетные грамоты. Санька был награжден ещё и медалью за выслугу лет — он копал Карьер с самого начала, тогда ещё на экскаваторе. Иван обходился пока без медали, так как ходил в Копателях всего восемь лет, зато был отмечен похвалой Президента с занесением в личное дело. Их премировали вчера по итогам последнего квартала. Премировали походом на лекции профессоров из самой Москвы. Награда, прямо скажем, так себе — лекции эти были скучными и длились неимоверно долго, отчего больная спина затекала и начинала ныть сильнее обычного.
— Лучше бы прислали бабу, — угрюмо проворчал Иван.
— Эх, Ванька, — жизнерадостно хихикнул Санька. Он всегда был улыбчив и жизнерадостен, чем всех сильно раздражал, — кто ж тебе сейчас бабу-то пришлет? Не сезон. Они все по заграницам разъехались, на заработки. А которые не разъехались, те в родильных комбинатах лежат. Слыхал, кстати, что План “Русский Миллиард” срывается?
— Слыхал, конечно, — вздохнул Иван.
— Вот то-то же. А ты говоришь — бабу.
— Вы че там еле ходите, как в штаны наклав?! — Не унимался бригадир. — Лекция через три минуты, блядь! Ну-ка нахуй!
Лекционный барак, впрочем, был недалеко, поэтому всем троим — Ивану, Саньке и самому бригадиру — было понятно, что орет он скорее для порядка, чтобы не расслаблялись.
***
Первым выступал какой-то экономист, вроде бы советник самого Президента. Был он неприятен, зануден и походил на злобного наглого гнома, который изо всех сил притворяется человеком. Долго объяснял он про экономическую важность Копания, про падение уровня безработицы, про значение Копания для смежных областей (“Производство лопат увеличилось на 35 процентов!”), про развитие вагонеточной инфраструктуры в связи с тем, что почву, которой становилось все больше, необходимо было непрерывно вывозить. Он показывал малопонятные графики и таблицы, демонстрировал рост суверенного ВВП (“Почти в два раза!”), а в конце пообещал, что Майские Указы Президента будут выполнены к 2060 году.
— За благоденствие наших внуков мы можем не волноваться, — провозгласил гном-экономист и вяло зааплодировал сам себе. Зал неохотно похлопал в ответ.
Следующим выступал заместитель ректора МГУ по идеологической коррекции — седой длиннобородый профессор, похожий то ли на исхудавшего деда Мороза, то ли на ухоженного бомжа, вставшего на путь социального перевоспитания. Его слушать было интереснее.
Долго рассказывал он про какие-то парадигматические сдвиги, ругал неких пост-структуралистов и иногда смешно шутил.
— Зачем мы Копаем? — обратился профессор к залу, как бы подводя итог своей лекции. — Это фундаментальный вопрос для нас. И даже не столько зачем, сколько почему мы копаем?
Выдержав напряженную паузу, он набрал в грудь побольше воздуха и принялся довольно витиевато делиться своими соображениями.
— Копание — это то, в чём мы, Русские, так долго нуждались. Это Великая Цель, наш Глобальный Проект. Без Глобального Проекта Русская Цивилизация хиреет, разлагается и, в конечном итоге, умирает. Не может Русский Человек жить без Великой Цели, он начинает либо пить, либо хотеть так называемой “нормальной жизни”. Причём, последнее — однозначная духовная смерть.
Профессор задумчиво почесал бороду.
— Наш Президент долго искал Национальную Идею. И, к нашему счастью, нашел Ее. Во снах к нему явилась Идея Копания. Это спасло нашу страну, а, в результате, и весь остальной оставленный Б-гом мир…
— Когда нам экскаваторы дадут? — громко перебил вдруг профессора передовик Семен из соседней бригады. — Уже два года лопатами Копаем.
Зал замер. Все ожидали скандала, начиная уже опасаться за дальнейшую судьбу Семёна, — у него вполне могли начаться проблемы по дисциплинарной линии. Профессор, однако, совсем не разозлился и не растерялся. Поблагодарив Семена за вопрос, он опять начал издалека.
— Германские национал-социалисты допустили одну большую мировоззренческую ошибку, которая и привела их к краху. Как известно, они исповедовали принцип “Крови и Почвы”. И если с Почвой они попали в самую точку, то вот с Кровью выстрелили аккурат “в молоко”.
Профессор почесал нос, затем поднял палец и внимательно оглядел слушателей. Зал завороженно глядел на профессорский палец.
— Мы исповедуем иную, хотя и схожую доктрину — доктрину “Пота и Почвы”. Кровь также играет важную роль в нашем миропонимании, но совсем в другом смысле — не в расовом, а в смысле массовой героической смерти. Но об этом мы поговорим в другой раз. Итак, Пот…
Профессор налил себе рюмку воды из запотевшего графинчика, залпом выпил, довольно крякнул и продолжил.
— Пот от тяжелого рабского труда — это метафизическое топливо, заставляющее крутиться пламенный мотор Глобального Проекта. И чем тяжелее труд, чем больше Пота проливает каждый из нас, тем быстрее и увереннее крутятся шестеренки и вращаются лопасти. Да, можно было бы по старинке использовать экскаваторы, но тогда Великая Цель станет не ближе, а, наоборот, дальше…
“Пиздеж, — с ненавистью подумал Иван. — Просто последний экскаваторный завод давно закрылся, и новых машин брать неоткуда. А старые дольше в ремонте стояли, чем Копали”.
Вслух он этого, естественно, не сказал. Это было бы непатриотично, а Иван любил свою Родину и особенно Карьер.
— Так а цель-то какая? — раздался явно пьяный голос откуда-то с задних рядов. — Я чё-то…, — голос громко икнул, — Я чё-то не въезжаю никак.
Профессор и переглянулся с каким-то солидным попом, кивнул ему и ушел на свое место. Поп, в свою очередь, вышел на сцену и задумчиво оглядел Копателей.
— Люди православные, — зычно начал он. — Латиняне, богохулы, жидовствующие и прочие мерзавцы отрицают Апокриф от апостола Матфея. Называют фальшивкой. Почему? Нет, не из-за того, что действительно верят в это. Они прекрасно знают — сие писание истинное. Они отвергают святые страницы из-за застарелой своей русофобии. Ибо сказано в том писании, что “во чреве Русской Земли, — в этот момент голос попа стал особенно торжественным и несколько зловещим, — растет, зреет, наливается жизненной силой Благодать, кою иные мудрецы называют Пхы”.
Поп внимательно посмотрел на лица слушателей и, видимо, остался доволен произведенным впечатлением.
— Когда-нибудь, возможно, ещё при вашей жизни, мы даруем миру окончательную Благодать. И наша Святая Миссия будет завершена. Но до тех пор держите души ваши в смирении, избегайте сомнений и вопросов, ибо их вам нашептывает сам искуситель и враг рода человечьего — Антихристос.
— Нет там нихера, — вяло заметил Санька и зевнул. — Особенно Благодати. А экскаваторов нам, похоже, не видать…
***
Санька с Иваном брели по ночному лагерю к своему бараку.
— Херня это все, — Санька смачно плюнул и закурил папиросу.
— Что херня? — осторожно спросил Иван.
— Что эти москвичи нам затирали. Всем известно: мы Копаем, потому что Копаем. А страна давно живет на то, что бабы и казаки за границей зарабатывают.
— Но какой-то смысл ведь все равно есть?
— Ну, во-первых, людей занять. Работы-то в стране нет. А на Карьере уже сотни тысяч человек трудятся. Во-вторых, чтобы втирать народу про Глобальный Проект и Национальную Идею. А в-третьих… Какой во всем этом смысл для нас с тобой? А вот какой. Я, ты, все остальные Копатели — мы ведь не можем остановиться теперь. Мы не можем уже без Карьера. Ходим постоянно, смотрим на него и этим живем, по сути. Ты вот вообще уже домой не уезжаешь три года, все отпуска здесь сидишь да на Карьер смотришь.
— Ну да, — согласился Иван. — Дома скучно, жена постоянно в Эмиратах по командировкам, а здесь Карьер.
— Вспомни, когда ты последний раз книгу читал?
— Около года назад.
— Вот именно. Зачем нам книги, если у нас есть Карьер?
Иван молча кивнул и задумался.
***
Карьер не охранялся. Красть там было нечего, разве что лопаты и носилки. Как-то навредить этой невероятных размеров яме было невозможно, да и вряд ли бы это пришло кому-нибудь в голову.
Иван ехал по серпантину Карьера. Ехал вниз, на Дно. Ночью Карьер никак не освещался, поэтому передвигаться приходилось очень медленно и осторожно. А потом также долго придется возвращаться назад, чтобы успеть к началу рабочей смены.
Достигнув Дна, Иван долго не решался выйти из машины. Странная тревога сковывал его, хотя при солнечном свете он много раз бывал на здесь и ничего такого не чувствовал. Только радость и благоговение. И желание вернуться еще раз.
Наконец он открыл дверцу и ступил на горячую поверхность Карьера. Здесь на Дне было очень тепло. От земли шел ощутимый жар, поэтому летом на полную катушку работали большие мобильные вентиляторы. Сейчас они тоже гудели, чтобы Карьер не нагрелся за ночь к началу первой смены.
Иван сделал несколько шагов в темноте. Затем остановился и прислушался к своим ощущениям. Страх постепенно уходил. Он хотел было включить фонарик, но понял вдруг, что неплохо видит и в темноте.
Тишина была оглушающей. Поэтому чудилось Ивану, будто бы слышит он какие-то звуки и шепоты. С каждой секундой они казались все явственней.
— Пхы… Шхр… Пхы Аых…
Звуки шли из-под ног, из-под Дна. Иван, повинуясь внезапному желанию, встал на колени и приложил ладони к горячей земле.
Минуту ничего не происходило, а потом...
“Пхы видит тебя, Иван, — раздался вдруг спокойный и добрый голос в голове Копателя, голос отца, которого он никогда не видел, голос, не верить которому было невозможно. — Доверься Ему. И Он дарует тебе Благодать”.
— Конечно… конечно, — шептал Иван.
Он посмотрел на удивительно красивое звездное небо над головой, заглянул в себя самого, глубоко вздохнул и приложил ухо к земле…
