Оторваться от Земли
В частых спорах между либертарианцами и их оппонентами последние, исчерпав идеологические аргументы и возражения на уровне логики, пускают в ход своё самое-самое последнее оружие — «да, возможно, в теории оно всё так, и свободный рынок эффективнее государственного планирования и перераспределения, но на практике либертарианские идеи никогда и нигде не были осуществлены в масштабах государства». Тут либертарианцу остаётся только развести руками и признать, что, действительно, либертарианского государства нигде не наблюдается.
Этот аргумент базируется на мышлении гигантскими категориями, когда нас просят предъявить целую совокупность работающих либертарианских механизмов в одном месте и в одно время. Причина, по которой до сих пор не построено либертарианское государство, вполне очевидна — мало у какой власти хватило бы политической воли отпустить повода, ни после возникновения классического либерализма, ни, тем более, до. Говорит ли это о неработоспособности либертарианских рецептов? Ничуть. Требование «либертарианство в масштабах государства — aut nihil» сродни дилемме «либо перемещаться в пространстве со скоростью света, либо отказаться от перемещения вовсе». Между тем, если отказаться от вбитой с детства государственнической перспективы и сфокусироваться на отдельных сферах и направлениях, можно увидеть, как тут и там проглядывают островки и острова рыночной анархии. Говорим о пенсионной системе и соцобеспечении — вот вам примеры «касс взаимопомощи» из английской истории второй половины 19 века. Заходит речь о частных дорогах (автомобильных и железных) — вот вам примеры из истории США. Спорим про копирайт — тут кейсов ещё больше. И то, что до сих пор эти островки не слились в единый континент, во многом объясняется именно отсутствием политической воли.
Убедили оппонентов? Как бы не так. На сцену выкатывается ещё один самый-самый последний — и самый железобетонный — аргумент: «Ну да, примеры есть, но где? Правильно, на Западе, на Востоке, в общем, не в России. А тут, знаете ли, народец негодный, преданно-патерналистски смотрит в глаза государству снизу вверх, ожидая только тычка палкой, чтобы учудить что-нибудь бескорыстное и прекрасное».
У точки зрения о неприменимости в ближайшем будущем либертарианских идей в России есть, действительно, сильные аргументы и обоснования. Российская история на протяжении нескольких столетий раз за разом демонстрируют один и тот же манёвр — поворот в сторону от свободы в редкие моменты развилок.
Однако при таком подходе можно пропустить действительно важные моменты и не увидеть крупиц успешного опыта, когда идеи свободы пробивались на поверхность подобно зелёным росткам, пробивающимся сквозь асфальт. Приведу несколько примеров, показывающих, что даже в таких неблагоприятных условиях и на такой скудной почве возможна реализация либертарианских, по сути, идей.
Весь этот год я активно путешествую по России, побывал в различных регионах европейской части России до Урала, и почти в каждом городе я узнавал историю, вызывавшую во мне торжествующий отклик — ну вот же, вот же, могло работать и работало без всякого патернализма и государства!
Город Кунгур находится в 90 километрах от Перми. Сегодня он мало чем примечателен. Знаменит, разве что, мужской и женской колониями. Выглядит как обычный русский город, со всеми его коммунально-социальными проблемами и депрессивными настроениями. Главная достопримечательность — уникальная ледяная пещера, привлекающая поток туристов. Мало что, кроме небольшого числа архитектурных памятников, свидетельствует о прошлом этого города. Между тем, в своё время Кунгур представлял собой что-то вроде купеческой республики. Город рос и развивался на чаеторговле. Кунгурским купцам принадлежало более 50% этого рынка на территории Российской империи. На их деньги строились дороги, больницы и другие объекты общего пользования, которые сегодня (мы знаем, как) обеспечиваются государством (на наши деньги же). Самый наглядный пример — неурожай вследствие засухи, произошедшей в 70-ые годы 19 века, после которого под угрозой голода оказались 12 000 крестьянских семей. Положение было вдвойне удручающим, поскольку после отмены крепостного права крестьяне были обременены выкупными платежами за землю и только начинали вести самостоятельное хозяйство. Так вот, местные купцы на 2 года неурожая взяли на себя социальное обеспечение этих семей, оказывая им помощь, аналогичную пособиям.
Чем это не пример благотворительности, успешно работающей без всякого участия государства? И это не единственный в истории Кунгура пример, когда чайные купцы создавали, пусть и локальные, но вполне работающие институты для решения возникающих социальных и других проблем. Чем всё это закончилось после октябрьского переворота 1917 года и прихода к власти большевиков, известно. Сегодня, увы, Кунгур — типичный город русской тоски, забывший свою историю, о которой и сами местные жители почти ничего не знают.
В полутора тысячах километров оттуда находится город Вологда, знаменитый своими кружевами и маслом. При этом мало кто задумывался, откуда пошла слава вологодского масла. То, что сегодня продается под видом Вологодского масла, конечно, имеет мало отношения к историческому вологодскому продукту. То масло — продукт рынка и капитализма, инновационных технологий, возникших благодаря кооперации усилий нескольких купцов без какой-либо «инновационной политики» государства. Вологодские молочные продукты — не местечковое ноу-хау и не уездная знаменитость, его конкурентные преимущества получили оценку и на международном уровне в виде медалей и призов на международных выставках. Вот пример инноваций, которые появились на свободном рынке и не где-нибудь, а в российской глубинке, усилиями частных предпринимателей. И всё это также было утеряно после национализации производства.
Нижний Тагил, позиционируемый как оплот государственности и патерналистских настроений с его Уралвагонзаводом, был когда-то капиталистическим промышленным городом. Частные предприятия создали город фактически с нуля и снабжали металлом всю Европу. Крыша английского Парламента сделана из нижнетагильского металла. Ходят слухи, что этот металл использован даже для производства американской Статуи Свободы, символа национальной гордости и независимости. Именно в Нижнем Тагиле в рыночных условиях появилась интересная идея использовать не только металл, но и оставшийся после выплавки шлак. Из него стали делать расписные подносы. Позднее это стало отдельным народным промыслом, и его аналог появился в подмосковном Жостово. А то, чем пытаются нам представить Нижний Тагил сейчас, вся эта нашараша с холманскими, — это уже последствия большевистского переворота и национализации. Неудобно становится, когда узнаёшь от местного экскурсовода, что электрификацию некогда инновационного нижнетагильского чугуноплавильного завода большевики затянули аж до 1955 года.
Это лишь три примера, в реальности на самом деле, их больше.
Что же получается? Если людей оставить в покое и не вмешиваться в их дела, они сами формируют институты на основе добровольного сотрудничества, которые позволяют им решать социальные проблемы, проводить технологическую модернизацию, запускать инновационные продукты и т. п. Даже в нашей стране с её тяжёлой историей и задавленными институтами самоорганизации. Это абсолютно естественный процесс. И только искусственное вмешательство государства может помешать появлению институтов добровольного сотрудничества.