Размышления о революции, трупе империи и рождении нации
«Мы создали Италию, теперь надо создать итальянцев» - сказал некогда Мадзини. Это же справедливо для всех других наций, и особенно актуально для русской нации. 100 лет прошло с начала Февральской Революции. Но продолжаются горячие споры о том, почему она произошла, о том, чем она являлась. Гражданская война, которая, казалось бы, давно закончилась, продолжается в головах людей. И эти споры, эти разногласия говорят о том, что Русская революция ещё не закончена. И, следовательно, русская нация окончательно не сформировалась. И недавний провал законопроекта о «Об основах государственной национальной политики» только подтверждает это.
Попробую объяснить почему. Новое время, что началось в XVI-XVII веках, это время революций. И каждая из этих революций был направлена на формирование той или иной нации, каким бы лозунгами она не прикрывалась. Пионерами здесь были Швейцария и Голландия. Швейцарцы в рамках союза постепенно отвоевали свою независимость от соседей, именно их пехота, набранная из простых крестьян и горожан, в своё время положила конец господству рыцарей на поле боя, а затем рыцари были потеснены и политически. Мощным ударом по прежнему укладу было появление сначала учения Яна Гуса, которое способствовало развитию чешского национального самосознания, а затем и протестантства, которое помогло выделиться из общеевропейского котла тем же швейцарцам, немцам, шведам. Голландцы в XVI веке восстали против Габсбургов и провозгласили своё государство. Потом произошли свои революции в Англии (1640), США (1775), Франции(1789). Последняя запустила масштабные процессы изменений во всем мире. Производными от этой революции можно считать революцию на Гаити, которая привела к появлению первого в Западном полушарии негритянского государства, обретение независимости испанскими колониями в Новом Свете. Так же Французская революция послужила прологом к Великой Европейской Революции 1848 года. Несмотря на поражение этой революции, она, в конечном счете, привела к образованию современных нам европейских национальных государств. Ещё очень важно, что Наполеоновские войны, которые последовали за Французской революцией, сильно повлияли не только на Германию, которая восстала в 48 году, но и на формирование национально-революционных движений в Польше, России и Испании. Но это было лишь начало процесса, который закончился уже в XX веке. Этот век принес нам новую волну великих революций: Мексика, Китай, Россия, Испания, Индия, арабские страны… Да и вообще большая часть колоний обрела, так или иначе, независимость. Мир стал современным. Мир стал многонациональным.
У нас до сих пор принято делить все эти революции на буржуазные и социалистические, на национальные и коммунистические. Это не совсем так. Любая из упомянутых выше революций имела буржуазный характер, даже если в ходе её старая буржуазия была уничтожена, а частная собственность попадала в руки государства. Просто старая буржуазия была слишком интегрирована в феодально-монархическую систему, слишком зависима от неё. Для масштабных преобразований и в короткие сроки требовался режим мобилизации. Сначала этот путь выбрали Бисмарковская Германия и Япония в эпоху Мейдзи, в какой-то мере это справедливо даже для Второй Французской империи. Как отмечал Владимир Платоненко:
Через стадию догоняющего индустриализма в той или иной степени прошли почти все капстраны, за исключением самых передовых или самых счастливых, которым как-то повезло решить свои проблемы иным способом. Впервые догоняющий индустриализм получил применение во… Франции. Именно этому новому тогда феномену посвящено «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта». Но то, что для Франции было скорее мелким эпизодом, заняло гораздо более значительное место в истории Италии, Германии или тем более России.
Советская Россия, Китай и прочие соцстраны просто довели эту тенденцию до абсолюта, полностью изгнав прежнюю, ни на что не годную элиту, и начав всё с нуля. Со временем те, кто были в этих странах управляющими, стали крупными собственниками. С другой стороны после Второй Мировой реформы по рецепту Кейнса внесли немало элементов социализма в западную экономику. Как бы то ни было, результат оказался одним и тем же. Ещё франкфуртцы, а затем Тоффлер с Бэллом предлагали отказаться от ложного деления обществ на капиталистические и социалистические, а ввести единое понятие индустриального общества.
Важным же итогом всех этих революций было появление такой идентичности, как нация. И она появляется далеко не сразу. Это долгий сложный процесс, который может занимать столетия. И упомянутые мной революции лишь зримые воплощения того или иного этапа.
Я могу сказать точно, когда родилась французская нация. Это произошло в 1880 году. Это связано с тем, что в тот год были амнистированы участники Парижской коммуны, а 14 июля, стал официальным праздником. Незадолго до этого, в 1878 году, когда провозглашена Конституция Третьей Республики, Марсельеза становится официальным гимном страны. До этого французы искали себя, не могли определиться с тем, как относиться к своему прошлому. Память о взятии Бастилии, пытались то превознести, то изжить. Немудрено, ведь Франция с 1789 года прошла этапы Первой Республики, Первой Империи, Реставрации, Июльской монархии, Второй Республики, Второй Империи. Это все сопровождалось революциями 1830 и 1848 года. После падения Второй империи произошла и последняя революционная вспышка, известная как Парижская коммуна. Её часто считают локальным восстанием в одном только Париже, но это не так. Свои коммуны тогда появились во многих французских городах. Но она была подавлена, участники революции были вынуждены бежать за рубеж. И вот, в 1880 году участники коммуны амнистированы. Произошло это отнюдь не по доброй воле властей: долгое время шла борьба, как в газетах, так и на улицах, в форме различных манифестаций. Сторонниками амнистии были, как социалист Жюль Гед, так и известный писатель Виктор Гюго.
Все происходящее было гораздо шире, чем вопрос амнистии участников последней революции. Вопрос заключался в том, каким путем идти дальше: монархии, империи или республики. Как писал Жак Дюкло:
Реакционеры и клерикалы не сложили оружия и продолжали кампанию злобной клеветы на побежденную Коммуну, которая так сильно напугала их когда-то. Но республиканцы, которые тоже были напуганы ею, начинали осознавать, что Коммуна спасла республику.
И этот вопрос был важнейшим вопросом для единства нации. Вокруг чего она должна сплотиться: вокруг фигуры монарха из династии Бурбонов или Орлеанского дома, вокруг Бонапарта или вокруг идеи республики и демократии. Но вариант, в самом деле, тут только один. Любая нация по-настоящему может сплотиться только вокруг какой-либо демократической идеи. Иначе подлинного сплочения не достигнуть никогда. Потому, как в обществе, где существует большой разрыв в уровне доходов, существует жесткая изоляция одних от других. А это порождает как минимум две антагонистические культуры. Как писал Блог Толкователя:
Экономическое неравенство—важный аспект разделения общества на классы. Неравенство доходов снижает гражданскую активность и социальные расходы. В работах Нэкка и Кифера и Зака и Нэкка показано мощное отрицательное влияние неравномерного распределения доходов на уровень доверия
Все эти результаты приводят к заключению о том, что более однородные сообщества способствуют более высокому уровню производства социального капитала». На более общем уровне это заключение о (негативной) роли разнородности в производстве доверия сочетается с замечанием Градштейна и Джастмена о том, что «отсутствие общей культуры подавляет способность экономических акторов взаимодействовать друг с другом и снижает эффективность производства и обмена». В конечном итоге, все общественные науки соглашаются, что существует положительная связь между расслоением общества и низким уровнем обобщенного доверия.
Сплочение вокруг фигуры монарха способствовало бы ещё большему разделению. С одной стороны – правящая верхушка, которой все равно где править, хоть Францией, хоть Испанией, хоть Польшей, поддерживаемая такой же космополитической и оторванной от народа прослойкой дворян, а с другой народ. Монархи могли сохранять легитимность, пока говорили я - Романов или я - Гогенцоллер. Людовик XIV мог позволить себе говорить: «Государство это я». Но речь шла о государстве династическом. Когда они стали говорить я – Россия, я - Франция или я - Германия, поданные ответили: "Как бы не так!". Сплочение вокруг фигуры бонапарта (с маленькой буквы, как обозначение именно такого типа правителя) всегда носит характер временной мобилизации для качественного рывка и не может объединять людей на постоянной основе. На первый взгляд кажется, что бонапартизм это сплочение людей вокруг некой компромиссной для всех фигуры. Это не совсем так, бонапартизм, это скорее, отожествление некой сверхидеи с конкретной персоналией. Кем бы был Цезарь без идеи единой римской империи? Кем бы был Наполеон без идей величия Франции? Кем бы были Сталин и Мао без коммунизма? Даже «малый бонапарт» Путин был бы никем без идеи стабильности и подъема России с колен. Но как только идея добивается своих целей (не декларируемых, а реальных) или доказывает свою несостоятельность, она перестает объединять людей. Потому национальное единство является на данный момент самым оптимальным видом единства для современного государства. Но чтобы нации стать нацией, ей необходимо пройти определённые этапы становления, куда входят зачастую и революционная диктатура, и бонапартизм и реакция, временный возврат к дореволюционному прошлому. Нациям, которые возникли в колониях в этом плане гораздо легче, они образуются на идее противостояния угнетателям из метрополии, и к моменту их восстания, они уже практически сформировались.
Проблема в том, что для нации требуются граждане, в то время, как для религии верующие, для монархии – поданные. Потому имперская нация всегда отстаёт от наций, которые родились из противостояния империи. Поэтому, как отмечал Бенедикт Андерсон, американцы, бразильцы, мексиканцы, перуанцы и прочие нации Нового света сформировались раньше, чем их родители — нации Европы. Последним предстоит гораздо более сложный путь. И это неудивительно, ведь до революции никакой нации не существует. А сама революция это длительный процесс, растянутый на столетия. И заканчивается она в тот момент, когда изменения, вызванные ей становятся базовыми и необратимыми, в тот момент, когда государство из феодального становится окончательно национальным.
Итак, для Франции этот момент истины наступил примерно в 1880 году, когда люди наконец-то приняли свою историю такой, как она есть и окончательно поставили крест на возвращении к монархии или бонапартизму. Они окончательно приняли для себя свою историю, как Робеспьера, так и Наполеона. Гражданская война в головах закончилась, был найден приемлемый компромисс. Конечно, борьба в обществе никуда не делась, мы видим в 90-е новый подъем, как рабочего движения, так и волну анархистского террора. Но те основания, на которых держалась и держится ныне французская нация стали незыблемыми. Люди сплотились вокруг революционного триколора и «Марсельезы», а не вокруг белого флага с лилиями, знака чуждой людям монархической династии. И это закономерно. Нация, это когда люди в едином порыве поют «We shall overcome» или «La Unidad Popular», а не «Боже, царя храни».
Конечно, упомянутый гимн калька с английского гимна «Боже, храни короля/королеву». Но в английской версии есть важная строчка «May she defend our laws» (Да защищает она наши законы). Нужно помнить, что английская монархия в нынешнем виде появилась в результате революции, диктатуры Кромвеля, реставрации Стюартов и «Славной революции». Последняя перешла в вялотекущее противостояние с якобитами, которое закончилось битвой при Каллодене в 1746 году. Примерно с этого момента, можно было говорить о рождении английской нации, которая сплотилась вокруг фигуры монарха. Но монарха, порожденного революцией и поддержанного не классическими дворянами, а капиталистами-джентри, которые не имели такого большого разрыва с крестьянами и мещанами, которые не противопоставляли свою культуру, культуре Британии.
Русской нации не было ещё в начале XIX века. Когда в Россию пришли наполеоновские солдаты, крестьяне не видели разницы между новыми господами, и теми что, бросив поместья сбежали. Те и те говорили на чужом непонятном языке и носили иностранное платье. Те и те были христианами, хоть и несколько разных конфессий. Как писал Блог Толкователя:
С амвона крестьянам вещали, будто захватчики – неверные, и многие называли французов «бусурманами», каким термином традиционно величали мусульман. Потому французов боялись, и они сталкивались с враждебным отношением.
Но если барьер страха удавалось преодолеть, контакты бывали вполне дружественными.
…Вскоре после начала войны Денис Давыдов, гусарский офицер из 2-й Западной армии, написал Багратиону с предложением поручить ему некое независимое командование для ведения эффективных партизанских действий против французов. Прошло время и в самом начале сентября, как раз перед Бородино, Давыдов получил в распоряжение пятьдесят гусар и восемьдесят казаков. Он начал рыскать по французским тылам, но не раз становился мишенью для пуль русских крестьян, смотревших на всех солдат с одинаковой неприязнью.
Потратив немало времени и энергии в попытках убедить население в том, что он не чужак, гусар сменил полковое обмундирование на крестьянский армяк, отрастил бороду, а вместо ордена св. Анны 2-й степени на груди стал носить маленькую иконку св. Николая. В таком виде он мог приближаться к деревням и сёлам без риска быть застреленным и начал потихоньку убеждать жителей вставать на его сторону.
Многие дворяне тогда стали обращать внимание на народ, на людей, живущих в одной с ними стране, изучать их культуру. Наполеон, в конце концов, бежал из России, но его недолгое пребывание на её территории, запустило процесс, как национального, так и революционного генезиса.
Именно в кампанию 1812 года молодые, не кадровые офицеры, впервые увидели русского крестьянина как субъекта, а не безмолвного и бесправного солдата или землепашца-раба. Позднее это переосмысление роли низшего сословия приведёт этих дворян в лагерь реформаторов и декабристов.
Но построение нации – долгий процесс. Тем более, если его начинает использовать те силы, которые ему чужды. Романовы постепенно «русифицировались». С подачи Уварова начала внедряться доктрина «Православие, самодержавие, народность», как антитеза революционному лозунгу «Свобода, равенство, братство». Но как я уже отмечал, важнейшим фактором для сплочения нации должна быть эгалитарность, потому революционная интеллигенция с её идеями народничества, смогла выработать гораздо более адекватную национальную идею. А все потому, что они не только пытались просвещать крестьян, но и многому учились у них. В 60-е годы XIX века начался наш длинный революционный цикл. Он из всех известных мне революционных циклов ближе всего к французскому. Мы прошли свою революцию, свою якобинско-большевистскую диктатуру, свой Термидор в 30-е годы, свою Первую империю с Бонапартом-Сталиным. Наша Первая империя потерпела поражение в результате Холодной войны. Поскольку, она в отличие от Франции, существовала почти полвека, то Реставрации в чистом виде у нас не могло произойти, Реставрация приняла скорее духовный характер с возвращением триколора, двуглавого орла и хруста французской булки. Раз, реставрации не было в чистом виде, то и Вторая империя Путина - Луи Бонапарта возникла не в результате революции, а в результате операции «Преемник». Впрочем, задержись Ельцин у власти ещё пару лет, его бы выносили из Кремля уже на вилах.
Казалось бы, у Путина мало общего с Наполеоном III. Но смотрите сами. Луи Бонапарт был дальним родственником Наполеона I, он активно эксплуатировал его образ, играл на ностальгии французов по тем временам, умело пользовался общественным рессентиментом. Собственно, в Крымскую войну он ввязался не сколько по прагматическим соображениям, а ради символического подъема Франции с колен, мести России — её давнему обидчику.
Таким образом, Россия сейчас в том же положении, каком была Франция перед 1870 годом, незадолго до падения Второй Империи. Это значит, что к середине этого века, мы наконец-таки станем нацией. Но для этого должна прекратиться гражданская война в головах, для этого необходимо понимание, вокруг чего должна сплотиться нация. И это наша революция, что превратила нас всех из бессловесных рабов в творцов своей судьбы. Взросление любого человека происходит тогда, когда он окончательно отделяется от своих родителей, как финансово, так и психологически, и в тоже время прекращает отрицать их важное влияние на его рождение. Это принятие своего детства как есть, без какого-либо вытеснения или идеализации. Так же и с нацией. Она становится сама собой, когда наконец-то принимает саму себя такой, какая она есть. Как писал некогда Иманнуил Валлерстайн:
Французам потребовалось два столетия, чтобы наконец более или менее договориться о положительном отношении к своей революции 1789 года как части национального наследия. Одним из основных способов достижения консенсуса во французском обществе стало допущение разных, порой противоречащих одна другой интерпретаций того, что происходило во время Французской революции и кем считать Наполеона. В результате различные группы французского общества празднуют, в сущности, разные революции, в зависимости от своих политических предпочтений. Но сегодня только крохотное маргинальное меньшинство осуждает революцию в целом и как таковую, а память о Наполеоне стала общенациональной.
В наши дни Ленин в России является, по меньшей мере, крайне неоднозначной политической фигурой. Убеждения настолько сильны, а мнения так глубоко разделены, что ни о каком национальном единении вокруг Ленина пока говорить не приходится. Однако остается непреложным тот факт, что национальному самосознанию требуются сильные объединяющие личности, историческая память всегда ищет героев. И тут, осмелюсь предположить, у Ленина на родине найдется мало реальных соперников. Так что сегодняшнее общественное мнение едва ли что-то говорит о завтрашней оценке.
…Вот вам мой прогноз. Где-то к 2050 году Ленин вполне может стать основным национальным героем России. Это, заметим, абсолютно ничего не говорит нам о будущем как социальной теории марксизма, так и политической практики ленинизма в 2050 году, будь то в России или где угодно в мире. Ясно, повторяю, одно: марксизм-ленинизм исчезнет уже не только с политической арены, но и из памяти людей. Это, собственно, и сделает возможной и вероятной историческую реабилитацию Ленина.
И дело тут не только в Ленине, как таковом, а вообще в образе революции. Она окончательно станет частью нашей истории, частью нашей культуры. Двуглавый орел, которого наши цари позаимствовали то ли у византийцев, то ли у Орды, не может быть символом нации. Серп, молот, звезда, как символы союза рабочих, крестьян и солдат подходит на эту роль гораздо лучше. Ведь в этих символах отражено не право владения какой-либо династией некой территорией, а объединенная воля народа на его пути к свободе. Сейчас это может дико прозвучать для правых и либералов, но так же дико было для многих французов в качестве официальной символики использовать революционный триколор и «Марсельезу». И это не будет возрождением СССР, как в 1880 году, мы не получили вместо Третьей Республики, якобинскую Францию. Это спокойное и осознание и принятие своей собственной истории и своего собственного взросления. Наша нация родилась не во времена Рюрика, и не в тот момент, когда ополченцы изгнали поляков и посадили себе на шею Романовых, наша нация родилась в момент, когда мы дали пинка под зад царю и что важно создали правительство, которое стало действовать в интересах страны, а не иностранного капитала. Как я уже отмечал, в этом и заключался феномен революций в странах полупериферии и периферии. Недостаточно просто избавиться от сковывающих общество феодальных порядков и паразитической аристократии. Нужно руководство, которое бы действовало в национальных интересах. А таковых не оказалось среди тогдашних кадетов и либералов. Все они ратовали за продолжение не нужной стране войны и не торопились с разрешением важнейшего для страны земельного вопроса. В таких условиях выход один – выгнать всех к чертовой матери и создать руководство заново, с нуля. Большевики получили власть, не по своей даже воле. Это была коллективная воля всего народа, который жаждал перемен, жаждал применить свою витальную силу ради изменения мира. Это отмечали даже их враги, например великий князь Александр Михайлович:
Мне пришло в голову, что, хотя я и не большевик, однако не мог согласиться со своими родственниками и знакомыми и безоглядно клеймить все, что делается Советами только потому, что это делается Советами. Никто не спорит, они убили трех моих родных братьев, но они также спасли Россию от участи вассала союзников.
Некогда я ненавидел их, и руки у меня чесались добраться до Ленина или Троцкого, но тут я стал узнавать то об одном, то о другом конструктивном шаге московского правительства и ловил себя на том, что шепчу: "Браво!".
…Какой бы ни казалось иронией, что единство государства Российского приходится защищать участникам III Интернационала, фактом остается то, что с того самого дня Советы вынуждены проводить чисто национальную политику…
Но большевики, по сути, воссоздали империю. Но, нужно помнить, что они гораздо гибче подошли к национальному вопросу. Белые ратовали за старую модель, когда остальные нации, кроме «великорусской» должны занимать подчиненное положение. Нельзя сказать, что большевики обеспечили полное равенство, но стало гораздо лучше, автономии заговорили на своих языках, выходцы из бывших колоний империи взяли власть на местах и попали в ряды высшего руководства страны. Вообще, как отмечал футуролог Джордж Фридман, Советская Россия воссоздала Российскую империю, потому, что все страны в неё входящие на тот момент были экономически ориентированы друг на друга, а не на Европу или Азию. Экономически чуждые империи Финляндия и Польша в её состав уже не вернулись, попытки их завоевания провалились. Как я уже отмечал, Французская Революция и Наполеоновские войны оказали огромное влияние на весь мир, способствовали появлению множества национальных государств, как в Старом, так и Новом Свете. Похожий эффект породила и Русская Революция. Она пробудила национальные движения в Индии, арабских странах, Африке. Для наций, входящих собственно в советскую империю, она стала своего рода инкубатором. В этом заключается довольно любопытный парадокс: нациям для созревания, для осознания себя зачастую нужна империя, но чтобы нация стала сама собой, она должна от неё избавиться. Если речь о нации колониальной, то нужно получить независимость, если речь о нации имперской, то нужно отбросить всякие великодержавные амбиции. Как писал диссидент Андрей Амальрик:
Как принятие христианства отсрочило гибель Римской империи, но не спасло ее от неизбежного конца, так и марксистская доктрина задержала распад Российской империи — третьего Рима — но не в силах отвратить его.
Любой здоровый национализм является несовместимым с имперством. Любая империя, взявшая курс на национализм, неизбежно разваливалась. Ведь, поданным становилось непонятным, почему одна нация должна быть превыше другой. Чем эллин лучше иудея, немец лучше чеха, русский лучше татарина. Отрицая право своего соседа на самоопределение, мы отказываем в таком самоопределении и самим себе. Империя сделала свое дело и умерла. Теперь наше дело состоит в том, чтобы окончательно избавиться от её трупа, что довлеет над нами. Только избавившись от этого трупа можно построить то, что националисты называют Русским миром. Только избавившись от этого трупа можно всерьез говорить о марксизме и левой идее. И уж тем более в этом случае можно говорить о тру-либерализме, чтобы это ни значило. Недавняя война в Донбассе, помимо прочего была не просто войной России и Украины. Она была войной двух моделей государства: империи против нации. И речь в первую очередь о русской нации, на стороне украинцев в этой войне было немало русских. Империя одержала победу в военном смысле, но потерпела сокрушительное поражение на уровне концепции. После захвата Крыма и этой войны, говорить о возрождении империи уже не имеет никакого смысла. Эта идея отныне абсолютно провальна и будет встречать последовательное отторжение, как в мире, так и внутри страны.
Приведу объемный отрывок из статьи на Блоге Толкователя:
Несмотря на кажущийся консервативный реванш, большинство россиян не имеют никакой идеологии. А вот для активного меньшинства с событиями на Украине произошёл раскол старого «русского мира» на два субэтноса, между старороссами из «России-1» и новороссами из «России-2», ядром которой стала центральная и восточная Украина.
… Существует ли «русский мир» в действительности, пройдя через катаклизмы ХХ века? Каковы основные тенденции, определяющие его будущее? Культурологический анализ российской части «русского мира» позволяет высказать предположение о том, что он несёт в себе гораздо больше отпечатков от событий ХХ века, в особенности его первой половины, чем это можно было бы предположить. Именно в этот период российский социум стал своего рода «плавильным котлом», перемешавшим этносы и сословия. Огромные массы людей оказались оторванными от своих корней, бывшие крестьяне устремились в города, значительная часть населения погибла в ходе революций, войн и государственного террора, произошёл социокультурный разрыв с жизнью предшествовавших поколений.
В этот период сформировалась российская протонация, окончательно оформившаяся в ходе Великой отечественной войны и в первые послевоенные годы. Её ценности представляют собой синтез традиционных российских и советских ценностей и идеологий, для них характерны консерватизм, патернализм, антизападничество, тяга к сильному государству, стоящему над индивидом.
Это своего рода «Россия-1», выражаясь языком А.Дугина. Сегодня «Россия-1» трансформировалась в то самое «консервативное большинство». Оно не столь цельно и монолитно, как это можно представить себе из результатов массовых опросов, от него постоянно «оттаивают» и отходят группы, этносы и регионы, в основном находящиеся на периферии «России-1», эти группы в их наиболее последовательном виде скорее обращены на Запад, к западной системе жизненных и политических ценностей, обществу массового потребления, ограничению роли государства, политической демократии, самоценности индивида и его частной жизни, неготовности к жертвам и ограничениям.
Параллельно «России-1» формируется «Россия-2», ново-русская нация, отличающаяся собственным архетипическим кодом, социокультурными и социальными характеристиками. Появление «России-2» вызвано теми социокультурными трансформациями, которые произошли в России и её ближайшем окружении уже во второй половине ХХ века – ценностной революцией 60-х, распадом СССР и формированием постсоветского среднего класса, сменой поколений.
… Осью же нынешней украинской государственности всё в большей степени становится вновь образовавшийся союз Центральной Украины и той (большей) части русскоязычной Украины, которая всё активнее принимает черты «России-2» (Днепропетровск, Запорожье, Одесса, Харьков и т.д.). Именно населению этих регионов принадлежит решающая роль в блокировании экспансии «России-1» на их территорию. Именно с территории этих регионов воевать на Восток Украины едут отряды добровольцев. Выдвиженцами именно этих регионов являются нынешние президент и премьер Украины.
Трагические события 2 мая в Одессе по сути перечеркнули планы архитекторов большой «Новороссии» от Донецка до Тирасполя. А вот об участии в отражении угроз со стороны донецкого ополчения Полтавы или Житомира слышно куда как меньше. Похоже, что в сформировавшейся оси «Россия-2» + «Малороссия» последняя пока играет вторым номером. По иронии судьбы, нынешняя украинская государственность стала формироваться именно как «Новороссия», противостоящая «Староросии» (России-1). Основная линия раскола прошла не между русскими и украинцами, а между старороссами из «России-1» и новороссами из «России-2».
Причиной, правда, далеко не единственной, по которой произошла подобная переориентация большей части русского населения Украины, стала политика самой Российской Федерации. Нарушение внутриполитического баланса между новороссами и старороссами в РФ в пользу последних, привело к консолидации колеблющейся части россиян внутри самой России вокруг идей «России-1», а вне России – к консолидации вокруг идей «России-2». «Если вы – на Восток, в Азию, то мы – на Запад, в Европу».
Таким образом, мы оппозиционеры, как левые, так правые и либеральные одной крови. Мы, неравнодушные, основа будущей нации. Наша общая цель одна. Потому, нужно отбросить догмы, как левые, так и правые и прийти к компромиссной концепции нашей истории. И конечно объединиться в общей борьбе за свободу, за равенство, за братство, а, значит, в борьбе за нацию. В русской версии «Интернационала» поется: «Никто не даст нам избавленья, ни царь, ни бог и не герой, мы принесем освобожденье своею собственной рукой». И это универсальная формула для рождения гражданского самосознания. В тот день, когда мы все вместе воплотим эти строки в жизнь, мы наконец-то повзрослеем. Борьба будет весьма непростой, но результат стоит того. Ведь, какой бы тяжелой не была дальнейшая жизнь, она будет полностью принадлежать нам самим.
У нас уже есть Россия. Осталось только, чтобы в ней появились русские. Не как имперская химера, а как единый народ.
