Политическое положение Германии в начале сороковых годов 19-го столетия
Царствование Фридриха-Вильгельма III (умер в 1840 г.) было эпохой глухой реакции. Мрачный король защищал неограниченный режим с непримиримостью и неутомимостью своей ограниченной натуры. И чем больше разгоралось оппозиционное движение, тем мрачнее и суровее становилась реакция. В пылу национального увлечения, вызванного освободительной войной с французами, Фридрих-Вильгельм III торжественно обещал даровать немецкому народу конституцию; в двадцатых годах, ввиду стесненного финансового положения государства, он вновь повторил это обещание, но затем не только не приводил его в исполнение, но принялся ожесточенно преследовать всякие разговоры о конституции; все конституционное движение он принимал чуть ли не за личное оскорбление и высказывал твердую уверенность, что ему удастся арестовать все освободительное движение и засадить его в тюрьму. Подобная надежда была, конечно, наивной утопией, но при мрачном реакционном правительстве Фридриха-Вильгельма III освободительное движение не получило в Германии особенно широкого развития. Им был охвачен, собственно, лишь только тонкий верхний слой общественной пирамиды. В широкой массе народа уже началось глухое брожение, но оно еще не получило сознательного политического характера. Рабочий класс был еще очень малочислен и никакой самостоятельной политической роли не играл. Все освободительное движение выносили на своих слабых плечах лишь малочисленная либеральная буржуазия и, главным образом, студенчество, да еще, конечно, литераторы.
И при Фридрихе-Вильгельме III освободительное движение разрасталось и углублялось в широкую народную массу, но суровыми реакционными мерами этому правительству удавалось тормозить его и, главное, замкнуть в тесные рамки волнений интеллигенции.
В 1840 году Фридрих-Вильгельм III умер, и вздох облегчения вырвался из тысячи грудей. Еще при жизни Фридриха-Вильгельма III либеральные слои общества, отчасти из трусости, а отчасти из-за реального бессилия отказавшиеся от открытой борьбы с правительством, все свои надежды и упования перенесли с короля на кронпринца. С наслаждением передавались из уст в уста, рассказы о либерализме кронпринца, о его сочувствии конституционному движению, о его просвещенном уме и мягком характере. И смирные бюргеры с нетерпением ждали смерти старого мрачного короля, с ожесточением топтавшего все полезные ростки жизни.
И когда умер Фридрих-Вильгельм III, и 7 июня 1840 г. на престол вступил Фридрих-Вильгельм IV, все общество предалось необузданной радости, в его настроении произошел резкий перелом от тяжелого отчаяния к бурным надеждам.
На первых порах все шло гладко, и именинное настроение немецкого либерального общества росло. Правда, когда некоторые из собравшихся ландтагов, принося новому королю присягу, в самых почтительных выражениях напомнили ему о давнишнем обещании его отца дать народу конституцию и выразили глубокую уверенность, что сын, конечно, не замедлит исполнить торжественное обещание отца, то Фридрих-Вильгельм IV отнюдь не ответил утвердительно. Но в то же время он и не рассердился и не закричал на депутатов за их бессмысленные мечтания, а по тогдашним жестоким временам и это уже было не мало. Король ответил очень туманной речью, никаких конституционных обещаний не содержавшей, но либеральное обществе предпочло истолковать эту витиеватую речь в смысле симпатии короля к конституционализму. Но король сам поспешил рассеять эти иллюзии либералов. Опубликовав речи депутатов от земств и ответную речь короля, правительственный орган при этом выразительно присовокупил, что он предает гласности эти официальные документы с тем, «чтобы положить конец превратным толкам о том, будто король в своей ответной речи высказал одобрение петиции депутатов о провозглашении конституции на основании указа 22-го мая 1815 года».
Наконец, в своей речи, обращенной к немецкому дворянству, Фридрих-Вильгельм IV ясно и громогласно заявил во всеуслышание, что ни о какой конституции он и не помышляет. «Я твердо помню, — сказал король в этой речи, — что получил свою корону от Всевышнего Господа и перед ним я ответственен за каждый день и каждый час своего правления. И кто требует от меня гарантий на будущее, тому я адресую эти слова. Лучшей гарантии ни я и никакой другой человек дать не могут. И эта гарантия прочнее, чем все присяги, чем все обещания, закрепленные на пергаменте, ибо она вытекает из самой жизни и коренится в ней... И кто хочет довольствоваться простым, отеческим, древнехристианским правлением, тот пусть с доверием взирает на меня».
За каких-нибудь 2–3 года со времени восшествия на престол Фридриха-Вильгельма IV оппозиционное движение сделало в Германии значительные шаги вперед. Фридрих-Вильгельм IV своими постоянными колебаниями между либеральными уступками и реакционными гонениями как нельзя лучше служил росту оппозиционного движения, которое всегда выигрывало от подобных растерянных колебаний правительственного курса. Брожение во всей стране росло и вширь, и вглубь, оно все лучше политически организовывалось, оно захватывало все более и более широкие слои. Отношения между правительством и народом благодаря этому все более обострялись. Еще недавно провозглашенная новая эра взаимного доверия быстро отходила в прошлое, а борьба между правительством и народом ярко разгоралась. Уступки, которые время от времени правительство со злобой бросало в угоду ненасытному времени, не только не останавливали, но еще усиливали оппозиционное движение.
Фридрих-Вильгельм IV был серьезно уверен в божественности своей власти, а между тем в стране «божественный авторитет» королевской власти находил все менее и менее верующих. Народ начинал все более и более скептически относится к уверениям правительства. «Самой характерной чертой переживаемой эпохи, — говорит один из современников, — является упадок веры в правдивость правительства. Даже делались все усилия, чтобы открыто заявить об этом недоверии. Так, например, в Берлине появилась книга „Речи и тосты короля“, представляющая простое сопоставление различных речей короля и на этом примере иллюстрирующая, насколько официальные речи не отвечают истине. Ореол власти Божьей Милостью уже не ослеплял глаз, пурпур уже не скрывал человека».
Как глубоко понимало правительство характер оппозиционного движения, хорошо показывает заявление кенигсбергского обер-президента, уверявшего, что он «вполне точно знает, что кенигсбергские либералы находятся на жалованье у русского правительства».
Такова была общая атмосфера политической жизни Германии той эпохи.
Источник : Павел Берлин, «Карл Маркс. Жизнь и окружение».
