Гений Французской революции

Как бы хорошо ни были мы знакомы с фактами истории, они не всегда полностью соответствуют нашим представлениям. Многие из нас стараются, имея дело с историческими фактами и событиями, почувствовать, равно как и обдумать, что давно забытые идеалы и давно утраченные верования редко когда способны вызвать искреннее сочувствие и симпатию.

Французская революция для многих является не более чем списком неудачных экспериментов и реформ, и на сегодняшний день, когда столь явно утрачены все иллюзии, трудно на самом деле осознать, насколько величественными были идеалы, которые стоят за чередой прошлых событий. Теперь, когда наш взор более не затуманен видением демократического будущего, когда мы больше не ожидаем повсеместного и массового освобождения народа, сложно даже теоретически представить себе чувства лидеров революционного движения, которые считали, что их доктрины способны привести страну к процветанию и райскому благоденствию.

Во Франции в 1789 г. народ, казалось, был опьянен мыслью о собственном развитии и совершенствовании. Это был словно дурман, окутавший душу французской нации, голос, говоривший с народом с небес, заставляющий людей подняться и сделать решительный шаг на пути к собственному развитию.

Великая Французская революция началась не под предлогом обогащения, поскольку пионеры движения руководствовались гораздо более благородными целями. Движение по сути своей носило сугубо духовный характер; люди шли в первую очередь за своей мечтой, а не за перспективой материальной выгоды; и следует помнить о том, что изначально стержнем революции был вовсе не феодализм, под мрачной сенью которого страна существовала так долго. Нация, которая так долго жила в темноте, наконец увидела яркий свет, и хотя столетия деспотизма сделали людей невосприимчивыми к принципам демократии, они все таки стремились подняться с колен и жить в соответствии со всенародно провозглашенными принципами свободы, равенства и братства.

Страх и разочарование породили стремление к разрушению и кровопролитию. Первые революционеры действовали исходя из предположения, что человек изначально рожден добрым; что необходимо лишь сломать условные социальные барьеры, чтобы доброта человеческая могла проявиться в полную силу.

Но когда восторги прошли и идеалисты вдруг обнаружили, что их принципы разделяют далеко не все, что их надежды многие считают напрасными, они, подобно испанским инквизиторам, не утратили веры в свои собственные заблуждения, но стали считать, что любой, кто не разделяет их убеждения, совершает тем самым смертный грех и достоин смерти. Их сердца ожесточились, они начали насильно насаждать принципы свободы, которые исповедовали. Насилие и жестокость, которые так характерны для второй стадии революции, те, что погубили монархию, но так и не способствовали установлению республики, остались в истории монументом, олицетворяющим предательство идеалов.

Через десять лет имперского правления все теории и точки зрения ждал неожиданный финал — конец неэффективному правлению директории положил Бонапарт.

Корсиканский генерал уже во время командования в Италии показал французскому правительству свой нрав: он следовал собственным представлениям о политике и не подчинялся приказаниям высшей власти. В период первой итальянской кампании он осознал свою собственную значимость; каждый день открывал перед ним новые горизонты и новые возможности.

Его характер проявился еще в большей степени в Египте. Там, на Востоке, он утратил все свои прежние идеалы и веру в доброту человека. «Дикарь — не более, чем собака», — такую аксиому он вывел, руководствуясь собственным опытом. По возвращении во Францию с берегов Нила он взял с правительства обещание, что его следующая кампания будет проходить в Париже. Внешне он старался держаться в стороне от политической жизни. И в самом деле, до переворота, произошедшего 18 брюмера, он хранил молчание и, казалось, больше интересовался загадками египетских храмов.

Франция в то время стояла на грани катастрофы — дороги кишели грабителями, стены тюрем более не могли уберечь народ от преступников и преступлений; больницы были рассадником заразы, и, вследствие недостаточности финансирования, заразные больные продолжали жить на улицах; сельское хозяйство пришло в упадок; образование оставляло желать лучшего; нация стояла на пороге трагедии.

Состояние столицы Франции можно было описать одним словом — хаос. Дома были почти разрушены, крыши протекали, двери и окна едва ли были способны уберечь жилища от ветра и холода. Улицы были ужасающе грязны. Так, улицы Парижа фактически были одной сплошной сточной канавой. не редки были случаи, когда по утрам на обочинах находили трупы. Преступность и насилие процветали — освещения на улицах практически не было. Люди искали развлечений, но совершенно не интересовались политической жизнью.

Куда ни взгляни — дела шли из рук вон плохо. Закон и порядок превратились лишь в воспоминания о прошлой жизни Франции. Среди этого хаоса, ажиотажа, преступлений и насилия должен был появиться гений, чтобы разгрести эту помойную яму, способный из этого ненадежного материала создать новую стабильную структуру государства. Никто не мог предположить, что он — темная лошадка. Невысокий военный, — который незаметно проскользнул через военные укрепления, казармы и руины Парижа, был тем самым единственным человеком, который видел ситуацию во всей ее полноте и который сумел хаос превратить в порядок.