О нраве и взгляде
Ох, История, вечная наша неразлучная спутница, стремящаяся выглядеть всегда юной, с иголочки новой, но шепчущая нам на ушко под большим секретом, что ей, между прочим, недавно тысчёночка стукнула. Ох уж, эта мадам История. И привыкли мы на неё смотреть, как на вечную потаскуху, которую кто только не насиловал и как только не издевался, каких только пластических операций не наделал, каких только лоботомий, ампутаций и резекций не произвёл, но жива, жива старушка, немощна, правда, уже и костыли не помогают, но нрав всё такой же — крутой, державный и героический.
Вот о нраве и взгляде на него и поговорим, друзья дорогие.
Привыкли мы к героике, вся история для нас должна быть героической, иного не признаём, неинтересно всё иное. Это как лубок, если герой, значит настоящий. И обязательно ему с детства это предскажут. Как Суворов, например, Денису Давыдову, когда тот ещё мальчишкой бегал. И пошла гулять эта история на просторах той — большой — Истории, а если ещё фильмец снимут про песни и пляски на полях Отечественной, то всё — взгляд сформирован, нрав — героический, эпический и державный. Привыкли мы на нашу мадам Историю смотреть именно таким — замутнённым взглядом, через призму мутного стекла, которая только величием и наполнена. Вот она — страна, вот она — Империя, вот она — Россия, вот он — Союз нерушимый. В призму, в колбу точнее, людишек-то и не разглядишь, мутно и не видно. А Историю, между прочим, люди пишут. «Пишут» — в том смысле, что «делают». И если уже говорить предельно честно, то История — это некий конгломерат судеб человеческих, квинтэссенция которого и называется вектором исторического развития. Именно судеб, такой вот простой и примитивной обычной штуки под названием — судьба человеческая.
И если смотреть на Историю взглядом иным — через протёртое стекло судеб человеческих, то совсем иной взгляд на эту мадам получается, совсем иная мадам История предстаёт перед нами. И героев героических там нет, и величия, проза одна, проза. И никто от этой прозы истории не уберёгся.
Вот например, славнейший наш полководец Александр Васильевич, здесь уже поминаемый — дважды, дважды пришлось ему поработать обыкновенным карателем. Один раз Прагу, ту Прагу, которая укреплённое предместье Варшавы, вырезать жесточайшим образом, с детьми и женщинами. А это, кстати, уже Российская империя была. За эту карательную экспедицию фельдмаршала он и получил. И второй, точнее — первый раз, уже в глубинке имперской, когда Пугачёва ловил. Кстати, он, Суворов, его и сопроводил лично на допросы. И лично на казнь прилюдную. На Болотной, между прочим, площади в Москве. Конвоиром поработал Александр Васильевич, после карателя. Так что опыт в Праге был, уже был. А то, что об этом штурме Праги пишет один из авторитетнейших наших историков Николай Иванович Костомаров, лучше не читать. Потому что не надо читать про изнасилованных и убитых женщинах и детях, надетых на казачьи пики, как знамёна победы. А то образ доброго, нелепого дедушки, скользящего по дворцовым паркетам куда-то исчезает, испаряется, а жаль доброго дедушку, привыкли мы к нему. А уж к героике его как!
Помните переход через Альпы? Никто не решился на такое, один Суворов. Даже революционная французская армия не была сумасшедшей. А уж как граф Италийский солдатушек-братушек любил — тома про это написаны. Только, правда, в этом походе почти половину армии угробил, тех самых любимых солдатушек — в пропастях, на ледяных склонах, раздетых, разутых и голодных, которые ложились хоть поспать прямо в снег и не вставали уже — это те, кто шёл, а те, кто разбились, о них не написано. Да и кто и когда людские жизни у нас считал? А тем более рекрутские, на 25 лет призванные, до этого срока и не доживал почти никто. Им и всё равно было — хоть на Готард лезть, хоть к дьяволу в пасть, конец один давно прописан, всё быстрее отмучиться. Да и поход этот никому не нужен был, как потом выяснилось. Корпус Римского-Корсакова под Цюрихом будущий маршал Массена раздолбал, а Павел (умно, кстати) решил войну закончить и с Наполеоном стратегический союз заключить. Такой вот бесславный конец славного похода. Вот вам, друзья дорогие, и взгляд на Историю через протёртое стекло судьбы человеческой. О нравах тут тоже, вы и сами это поняли.
Кстати, в нашей Истории есть два царя совершенно несправедливо оболганных с ног до головы. Первый — это Пётр III, муж Екатерины, которого нам глупцом, идиотом и дурачком всегда показывают. Тот самый, которого вилкой в горло замочил будущий граф Алексей Орлов, герой Чесменский. Тот самый, которого всегда обвиняют в том, что прусские порядки насадить пытался. Пытался — это верно, вот только забывают при этом сказать, что прусская армия в то время, при великом Фридрихе II, самой передовой и успешной в мире была. И нам и прочим европейцам не раз так накостыляла, что в пух и в прах и перья летели. Вот и попытался Пётр III в нашем пьяном гвардейском бардаке армию современную создать. Известно чем закончилось. Но самое главное именно он сделал, он от рабства первый часть страны освободил. Именно он! Дело в том, друзья дорогие, что до него все, все без исключения рабами царскими (императорскими) были, включая и дворянское сословие. И жизнь их, дворян, и даже имение — царю принадлежали. Де-юре, что уж там про де-факто говорить. Так вот именно Пётр III и написал и подписал тот самый «Манифест о вольности дворянства», точнее «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству». 18 февраля (1 марта) 1762 года. Первые НЕ РАБЫ у нас появились. И смотрите — какая символика дат — 19 февраля (3 марта) 1861 года Александр II подписал «Манифест об отмене крепостного права». Доделал то, что не успел Пётр III, ровно, почти день в день, через 99 лет. Так что два у нас Царя-Освободителя, два. И праздновать надо два дня в феврале — 18 и 19 числа.
Кстати, умная Екатерина «Манифест о вольности дворянства» не отменила. Понимала, что в комплекте к вилке и нож прилагается.
И второй оболганный — Павел. Тот самый сумасшедший царь. И та же история — введение прусских порядков, попытка построить современную армию из пьющей гвардейской расхлябанности, когда командиры частей и полков годами в казармы не показывались, а зачем — удальством и жизнями бесплатных рекрутов любого закидаем, чего им надо, рекрутам, окромя хлеба и каши. А главное свершение его, Павла, жизни — это стратегический альянс с Наполеоном. Кто знает, в какой стране мы бы жили сегодня, если бы не та ночь в Михайловском замке? И наполеоновский кодекс появился бы у нас в начале 19 века, и отмена рабства-крепостного права могла состояться почти на век раньше, и настоящее предпринимательство — в европейском понимании этого слова, тогда же появиться, а не к концу 19 века и многое, многое иное. Тогда, глядишь, и не было бы революции пролетарской, а буржуазная плавненько бы за века 19-ый-20-ый перетекла в конституционную монархию по образцу британской. Но не случилось так, не случилось, нашлись в нужное время в нужном месте предметы быта — шарф и табакерка. Ох уж, эти предметы бытовые — вилки, шарфы, табакерки. Роковую роль сыграли в истории России.
Ну ладно, друзья дорогие, бог с ними, с царями и императорами, вернёмся к нашему нраву и взгляду.
Вот, например, наше всё Александр Сергеевич, дорогой наш и любимый. Про ссылки его и эпиграммы писать скучно, столько написано. Послушаем лучше современников. Например, академика Петербургской Академии наук, литератора и критика Александра Васильевича Никитенко в изложении Дмитрия Сергеевича Мережковского:
На похоронах Пушкина обманули народ: сказали, что отпевать будут в Исакиевском соборе, и ночью, тайком, перевезли тело в Конюшенную церковь. Бенкендорф убедил государя, что готовится манифестация;.. Точно так же тайком увезли тело в деревню.
Жена Никитенко на одной станции, неподалёку от Петербурга, увидела простую телегу, на телеге солому, под соломой гроб, обёрнутый рогожей. Три жандарма на почтовом дворе хлопотали о том, чтобы скорее перепрячь курьерских лошадей и скакать дальше с гробом.
— Что это такое? — спросила она у одного из находившихся здесь крестьян.
— А Бог его знает что! Вишь, какой-то Пушкин убит, и его мчат на почтовых в рогоже и соломе, прости Господи, — как собаку ...
Ну что было, то было, друзья дорогие. Например, было то, что на территории страны до 19 февраля 1861 года существовало два круглогодичных рабовладельческих рынка — в Торжке (на Запад и среднюю Россию) и в Нижнем (на Поволжье и юг), где продавали крепостных крестьян, рабов то есть. Как скот. Продажи мужа отдельно от жены, детей отдельно от родителей — обычным делом были, между прочим. Помещик мог, конечно, и на месте, дома, соседу продать, но если хотел деньгу хорошую зашибить, то приходилось на рынок тащиться, ох, забота нелёгкая, путь да дорога, пыль да туман, да ещё гляди — не сбегут ли по пути-дороге.
Кстати, за убийство крепостного в России ни разу никто не ответил, а уж тем паче перед судом. Один-одинёшенек случай с Салтычихой — Екатерина пыталась суд устроить, ну уж совсем зверствовала она, куда там Дракуле. Но и то ничего не получилось, десять лет в застенке продержала её, она там и родила от надсмотрщика, и помереть успела, а суда так и не состоялось, следствие всё шло, ну вы знаете, как оно ходит, особенно когда свои, родные по чину и рангу.
Про «право первой ночи» не буду вам рассказывать, друзья дорогие, оно официально и законно в ближайшей к вам деревне было до 19 февраля 1861 года, аккурат там, где крепостной гарем находился. Вот опять эта символика дат, самый свободолюбивый месяц в нашей Истории — это февраль, тогда и единственная, долгожданная, верная и правильная буржуазная революция свершилась — в феврале 1917-ого. Вот вам и «ого», февраль да август — других не ждите.
А вот об ином вам расскажу. Например, о том, что на территории богоспасаемой державы до 19 февраля 1861 были широко распространены крепостные ломбарды. Ну, то есть, что-то вроде тюрем с принудительной работой (для доп.дохода владельца ломбарда), куда помещики сдавали крепостных на хлеб и воду. Когда в деньгах нуждались, в карты продулись, или ещё чего. Потом, бывало, выкупали, но не всегда, тогда путь был один — на рынок, в Торжок, или в Нижний. Если на месте по хорошей цене кто-то не купит, конечно.
«Наше всё» Александр Сергеевич раз пять туда сдавал «нашу всё» Арину Родионовну. Деньги нужны были, ничего личного. Потом выкупал, правда. Вот вам, друзья дорогие, и нравы, и взгляды. Чего уж там греха таить, кто эти жизни и судьбы и когда у нас считал? Те, кто пытался — те далече. И не позавидуешь им. Гениев-то не считал никто, что уж про простой народ говорить.
Кстати, господа демографы подсчитали, что если бы не события 20 века, то в России сегодня жило бы почти 700 миллионов человек. А не жалкие 140, да и те, похоже, на бумаге. Карту мира откройте, друзья дорогие, откройте, откройте — видите справа там — внизу от нашего Мастодонта — маааленькая полосочка островов, ну как волос, упавший с головы Мастодонта. Это Япония. Там на 6852-х островах живёт почти 130 миллионов человек. Третье место по ВВП в мире, между прочим. Но у них другая госпожа, извините — фудзин, История.
А если у нас пересчитать со времён, скажем, Грозного, ну со времён уничтоженной им Новгородской республики? Сколько будет? Куда там Китаю, мне думается. Но не считал никто, не считал, друзья дорогие. И тогда не считал и сейчас не считал. Что-то там помнится Александр Исаевич говорил про «сбережение народа», не помните?
Вот такой взгляд через всего-то четыре судьбы на нашу мадам Историю, друзья дорогие. А сколько их, этих судеб переломанных? А непрожитых и даже не родившихся сколько?
Зверели от этого наши господа литераторы, просто зверели. Вот, например, Андрей Белый, которого Зинаида Николаевна Гиппиус издевательски называла «потерянное дитя»:
Туда, где смертей и болезней
Лихая прошла колея, —
Исчезни в пространство, исчезни,
Россия, Россия моя!
А Мережковский, которого я люблю и цитировать и перечитывать? Ещё хуже:
Мировой вкус к «заду» — это и есть «родное моё, наше, всероссийское», — «Крупом, задом живёт человек, а не головой ... Вообще говоря, мы разуму не доверяем» ...
Россия — «матушка», и Россия — «свинья». Свинья — матушка. Песнь торжествующей любви — песнь торжествующей свиньи.
Полно, уж не насмешка ли? Да нет, он, в самом деле, плачет и смеётся вместе ... и весь дрожит, .. , трясущийся кадык Фёдора Павловича Карамазова.
— «Ах, вы, деточки, поросяточки! Мы все, — деточки одной Свиньи Матушки. Нам другой Руси не надо.
Да здравствует Свинья Матушка!
Как мы дошли до этого?
Звереть-то они зверели, а вот сделать что-то .... . Но что могли, то делали, себя не жалея часто, кстати. И написала очень верно та же Зинаида Николаевна — «Мы же, вот мы, сознательные люди России, — мы бессильны и рабы, и потому виноваты совершенно так же. Сознание без силы — ничто, хуже, чем ничто. Даже гибель не искупает вины знающих и не делающих так».
В общем, всё, что я хотел сказать и о нравах и о взглядах, я сказал, друзья дорогие. А вы думайте, думайте, может чуть времени на-подумать и осталось, а может и нет ...
