Солдаты неудачи
В новом обзоре блогосферы: обыкновенное слабоумие, полковник Гиви, русский Тайвань, западоцентризм и полный Египет.
Страна высоких технологий Пескова!
Россия — страна высоких технологий. А как иначе объяснить, что у Дмитрия Анатольевича раньше всех в мире появляются все новые гаджеты Apple?
«Дело в банальном тугоумии, когда мозг не может осилить простейшую логическую цепочку»
По опросу ВЦИОМ, 71 процент граждан России одобряют закон, запрещающий иностранцам усыновлять наших детей. При этом 64 процента опрошенных не собираются усыновлять детей сами. С точки зрения логики это кажется необъяснимым, это же одни и те же люди отвечают так: и чужим не отдадим, и себе не возьмём. Садизм в чистом виде.
По своему личному опыту смею утверждать: никакого садизма. Обыкновенное слабоумие.
Я вот недавно проводил опрос жителей Санкт-Петербурга. Тема — февральская революция, столетие которой желающие могут отпраздновать буквально через пару недель. Мало того, что большинство респондентов, живущих в городе той самой революции (причём вне зависимости от возраста), вообще не знают, что случилось сто лет назад, не говоря уже о том, почему и как, и просто хлопают глазами. Так ещё попадаются такие, как инженер Караваев (так он представился, по крайней мере), гулявший по Дворцовой набережной с ребёнком. «Революция, — говорит, — зло. Я бы этих революционеров на столбах вешал. Фактически после них Россия пала. Царя убили...». И тут же, вот без преувеличения, отвечая на вопрос о политических пристрастиях: «Я за большевиков».
Чувак! Так это ж они в революции-то участвовали и царя потом убили!
«Ну, да... Но эта... Страна-то потом всё равно благодаря им поднялась. Сталин, индустриализация, войну мы выиграли... Без них ничего этого не было».
Сплошь и рядом.
Бывает, например, говоришь с ещё инженером каким-нибудь. «Чечню — нахер с пляжа, бандитов этих, выселять и отделять». И спустя пять минут: «Кадыров — молодец мужик, порядок навёл, ни наркоманов, ни пидаров». В одном разговоре.
Так что не в садизме дело. И не в «некрофильском государстве», как сегодня Райкин сказал. У нас, в целом-то, добрые люди живут, даже слишком. Дело в банальном тугоумии, когда мозг не может осилить простейшую логическую цепочку. Из двух звеньев. Спроси у тех, кто сирот не хочет усыновлять, но и другим не даёт: хотят ли они, чтобы сироты эти подыхали в детских домах? Уверяю вас, совершенно искренне ответят: «Нет! Вы чё?». А осмыслить каким образом будет реализовано это «нет» — мозга уже не хватает.
Когда я был маленьким, у меня был сосед по дому, дядя Слава. Жуткий антисемит. Я гулял со своей дворнягой, он — со своим огромным чёрным догом. Так что почти каждый день мне приходилось выслушивать лекции о том, что творят жиды с русским народом. «А ты в курсе, что евреи всем новорожденным специальное вещество в головки кололи, чтобы мозг высыхал и человек не соображал ничего?»
Начинаю верить, дядя Слав.
Позорный ад
Тоже часто об этом думаю и просто кулаки сжимаются от злости. Это ведь и есть самое омерзительное (даже еще хуже пьянок современной молодёжечки со старыми нашистскими шкурами).
Самое омерзительное — это то, что к какой бы пропасти не привел Россию Путин, и каким бы драматичным не стал конец его правления, через тридцать — сорок лет на улицах наших городов будут (обязательно будут) ларьки, в которых продадут футболку с путинским портретом. Обязательно будет водка «Путин». Обязательно будут какие-то сраные кинофильмы, очередная «Россия, которую мы потеряли» очередного Говорухина. Даже в рамках официального государственного осуждения путинской эпохи, даже в рамках некоего подобия негативного национального консенсуса по поводу путинизма. Все равно найдутся те, кто будут преподносить это сперва как скандальный романтический антимейнстрим, потом как незаслуженно оболганную эпоху, вылезет какой-нибудь новый Киркоров с песней про «Славный 13-й год» и «щедрый зажиточный край», потом какой-нибудь новый Тальков с песней про то как «Золотые купола кому-то черный глаз слепили». И прочие-прочие лоботрясы, идиоты, не нюхавшие ни кандалов, ни страха, ни пыток, начнут романтизировать. А те живые из нас, кто это еще увидит, будут кричать про чудовищную ложь и про глупость, но голос будет тонуть и глохнуть. А потом и негативный национальный консенсус насчет путинизма исчезнет.
Все же это мы проходили — и в конце 80-х-начале 90-х с НиколаемII, и сейчас проходим со Сталиным. Если уж кошмар ссылок, кандалов и виселиц не помешал снимать фильмы и печатать календари про самодура-царя. Если уж кровавый расстрельный террор не помешал сейчас воспевать Сталина (вот чего НБП как раз не прощу никогда, именно мы это моду воспевания ввели)...
Я не понимаю, каким должен быть конец правления Путина, чтобы не было через сорок лет вот такого позорного ада. Ну, наверное Путин в Пол Пота должен превратиться, или в Гитлера (настоящего, с настоящим Аушвицем), или планету в ядерной войне сжечь. Но этого не хочется, лучше уж через сорок лет пусть будут плакаты и футболки с его рожей. Только не хочу ни сам старость провести в такой стране, с таким ходовым товаром, ни чтобы мои дети в ней жили.
«Герои „гибридной войны“ оказались больше не нужны»
Съемки в сюжетах и ролики собственного производства сделали из Гиви и Моторолы самых известных «ополченцев» ДНР. Собственно, они были главными медийными лицами этой войны. С той лишь разницей, что Моторола воплощал в себе образ русского добровольца, бросившего работу автомойщика в России, чтобы сражаться против фашистов, а Гиви был парнем из местных — тех самых, кого Владимир Путин называл «трактористами и шахтерами».
Впрочем, ни тот, ни другой не были героями судьбоносных сражений и не запомнились славными боевыми подвигами. Рассказы Гиви о том, как он с другими ополченцами брал Иловайск, выглядели неубедительными после воспоминаний украинских пленных о русских танковых соединениях, штурмовавших город. Не очень убедительно Гиви объяснял нам и то, откуда у его батальона запечатанные ящики с боеприпасами со свежей заводской маркировкой: «Да отжали с Моторолой у хунты», — сообщал Гиви.
Реальная война со всей очевидностью не входила в их основные задачи. Задача состояла в другом —быть прикрытием другой армии и лицом чужих побед. Полгода съемок бесконечной битвы за Донецкий аэропорт закрепили в глазах телезрителя картину народной войны автомойщика и водителя погрузчика с фашистами. Затем, в январе 2015 года, к аэропорту пришли «отпускники» и за две недели выбили ВСУ с его территории. Однако официальными победителями в битве за аэропорт числятся все те же Моторола с Гиви.
Из всех полевых командиров полковник Гиви имел минимальные карьерные амбиции и почти не участвовал в междоусобным дрязгах внутри ДНР.
После завершения эпопеи вокруг аэропорта он практически исчез с экранов. Сошла на нет и волна патриотического ликования. После убийства Моторолы в лифте Гиви остался последним «командиром из народа» с собственным батальоном. В то же время в самопровозглашенных республиках уже действовали постоянные военные соединения, сформированные российскими советниками из «отпускников» и местных жителей. Уход Гиви знаменует окончательный финал «народной войны» в Донбассе и установление в республиках полной военной монополии.
Герои «гибридной войны» оказались больше не нужны.
Поэтому ничего и не меняется!
Знаете, почему в России ничего не меняется?
В Москве живёт 12 377 205 человек. На Болотную площадь и на проспект Сахарова выходили 100-150 тысяч.
Численность населения Бухареста — 1 883 425 чел. Не дотягивает даже до двух миллионов! А на площадь Виктории с антикоррупционными протестами недавно вышли ПОЛМИЛЛИОНА горожан . И, кстати, их поддержал румынский патриарх.
Вот и всё, почувствуйте разницу.
Могильщики единой Европы сидят в Брюсселе
Вывод очень простой, т.н. позитивная дискриминация при предоставлении статуса беженца это угроза для безопасности всей Европы. Это не «правопопулисты» разваливают единое европейское пространство, а те политические силы, которые открывают все двери для таких вот «беженцев». Главная угроза для Шенгенской зоны это политика открытых границ в отношении представителей ряда этно-религиозных групп, не способных к цивилизованному общежитию. Все настоящие могильщики проекта Единой Европы сидят в Брюсселе и Берлине у власти, а не в рядах парламентской оппозиции.
США не могут просто взять и самоустраниться!
Доктрина Монро — штука, может, и хорошая, но только для своего времени. Что же до дней сегодняшних, то, нравится это американскому избирателю или нет, США являются становым хребтом существующей системы международных отношений и международной безопасности. Это далеко не идеальный хребет. Можно даже порассуждать о том, что кто-то другой выполнил бы эту роль лучше. Но, в любом случае, такова реальность. И отказ Соединенных Штатов от своей роли глобального лидера неизбежно приведет к тяжелейшим потрясениям.
Почему? Лишь только потому, что природа не терпит пустоты. Освободившуюся нишу неизбежно должен будет кто-то занять, и сделать это без борьбы не удастся.
Даже намека на подобное развитие событий оказалось достаточным для того, чтобы, например, в Восточной Азии возникло очень серьезное напряжение. Проблема Тайваня вновь обострилась, и КНР дает понять, что готова силой вернуть себе «мятежную провинцию». В Южной Корее решения новой Администрации США вызвали если не шок, то сильный стресс — и у правительства, и у общества. В перспективе, напряженность на Корейском полуострове может достичь такого градуса, что впервые за многие годы появится неиллюзорная вероятность полноценного военного конфликта (что по-прежнему маловероятно, но уже не невозможно).
Самоустранение США неизбежно вызовет передел сфер влияния, борьбу за рынки и т.п. — как минимум, на региональном уровне. Выход из Транстихоокеанского партнерства это показал довольно наглядно. Очень может быть, что ТТП действительно наносило ущерб национальной экономике Соединенных Штатов. Но, вне зависимости от этого, фактом остается то, что стремительно развивающимся экономикам Восточной Азии тесно в национальных границах. И запрос на транснациональный, глобальный рынок — объективная данность. Вопрос лишь в том, кто будет этот рынок строить? Не приведет ли это к тому, что в освободившуюся нишу устремится Китай? Тот самый Китай, с которым, будь в наличии альтернатива в виде США, многие не захотели бы работать? И будет ли это благом для Тихоокеанского пространства, и не приведет ли новым политическим (и даже военным) столкновениям?
И, наконец, нельзя забывать о той роли, которую сыграли Соединенные Штаты и в судьбах Восточной Европы — и восточноевропейских правых. Не секрет, что именно страны Восточной Европы после крушения соцлагеря являлись активными сторонниками именно евроатлантической, а не просто европейской, интеграции. США рассматривались как единственные надежный гарант от гибридных поползновений с востока. А кроме того, они были необходимым противовесом и западноевропейской социал-демократии, многие представители которой тяготели (и продолжают тяготеть) к разного рода «диалогам» и «потеплениям» с Кремлем. После 2014 года опасения — и насчет Москвы, и насчет ее западных друзей — только усилились, ибо теперь едва ли нужно объяснять, как действует необольшевицкая власть РФ, когда чувствует слабину.
Русский Тайвань
раньше идеи, подобные идее Бакова создать «свободный русский остров», выглядели маргинально и постмодернистски.
А сейчас уже и не так, пожалуй. Только надо ее укрупнить. Остров должен быть побольше. Да, можно и с конституционной монархией. Но главное сразу принять некоторые ограничения. Во-первых, члены парламентских партий РФ автоматически не впускаются на остров. Во-вторых, полный запрет компартии и пропаганды не только сталинизма, но и коммунизма в целом. Начальные инвестиции в благоустройство острова,скажем, 10 млрд.долларов, т.е. по цене стадионов к ЧМ-2018.
И в целом может получиться как с Тайванем. Живи себе спокойно, развивай технологии. И просто жди пока материковая часть «китая» сама «дозреет». На острове могла бы и «русская силиконовая долина» образоваться потихоньку (в России она никогда не получится, к сожаленью).
Островок должен быть такой, чтобы вместить примерно комфортно 3 млн. постоянных жителей.
Российская оппозиция недоговороспособна
О том, что именно Гудков станет демократическим кандидатом в мэры Москвы я предполагал ещё бог знает когда. Впрочем, это ведь правда читалось. Кто ещё то?
Навальный и Гудков — чуть ли не идеальная пара для кампании «Президент/Мэр». Проблема только в том, что этого не будет. Навальный не будет поддерживать Гудкова, так как не может поддерживать Яблоко. Гудков не будет поддерживать Навального, так как обязан поддержать Явлинского. Явлинский не будет поддерживать никого, а сам по себе он является отвратительным непроходным кандидатом. Смешно, но именно Явлинский сейчас является чуть ли не главным врагом перемен в России. Друзья из Яблока, может мы договоримся и дядю Гришу на луну отправим? Ну или на пенсию хотя бы?
Но это российская оппозиция. И она недоговороспособна.
Забавные истории из мира американского леволиберализма
Еще немного фактов о американском левачье: занятное интервью с журналистом Мило Яннопулосом, одним из активных сторонников Трампа. Когда его пригласили выступить в Университете Беркли (в США нет, как у нас, декларируемого запрета на «политическую деятельность» в университетах), группа левых бандитов устроила настоящий погром с поджогами, битьем стекол и т.п. Полиция бездействовала, а ректорат отменил лекцию, хотя Мило был готов встретится со сторонниками и в таких условиях. Трамп, к его чести, пообещал лишить университет федерального финансирования за неуважение к свободе слова. Мило весьма необычный правый — эмигрант, называет себя евреем (его мать гражданка Великобритании, но ему виднее, как говорится, а отец грек) и открытый гей. Казалось бы, идеальный кандидат для защиты толерантными и интеллигентными клинтонистами. Однако он за Трампа, а потому «фашист», и сволочь физически охотится на него, а левацкие СМИ оправдывают бандитов. В заключение небольшой прикол из жизни левацких СМИ — Daily Mail опубликовали бредовую взятую с потолка (как басни про приключения Дональда ы Москве) новость что назначенный Трампом судья Верховного суда Горсач, безупречный человек, за которого проголосовало в сенате даже несколько демократов, в школе (!) основал клуб «фашизм навсегда» (!)
Западоцентричное поведение Москвы
Среди незападных партнеров России присутствует мнение, что Москва, несмотря на все зигзаги и обострения, остается в своей политике исключительно западоцентричной.
Иными словами, сближение и взаимодействие с Ираном, Китаем, Индией для России не самоценно, а инструментально и является способом воздействия на Запад или направления туда каких-то сигналов. Но как только Кремлю удается привлечь серьезное внимание европейских и особенно американских собеседников, они моментально становятся приоритетными за счет интереса к не Западу.
Насколько такая трактовка правомерна и справедлива, можно спорить. Однако повышенную чувствительность к отношениям с Западом, которая временами превращается просто-таки в одержимость им (то в плане желания слиться в объятиях, то, наоборот, в конфронтационном задоре), трудно отрицать. Как минимум последние два с лишним века западоцентризм служит определяющим фактором российской политики. После распада СССР Россия сначала резко рванула штурвал в западном направлении, искренне полагая, что остальное вторично, а потом долго боролась за свое признание США и Европой же равноправным и значимым игроком. Это окончательно сформировало описанный выше имидж страны, для которой солнце встает на Западе.
За последние пару лет, особенно с 2014 года, это восприятие стало корректироваться — слишком уж решительно Москва пошла против западной линии в Восточной Европе и на Ближнем Востоке.
Однако явление Трампа вновь возродило старые подозрения — сейчас, мол, русские договорятся с американцами за счет нас.
Наверное, было бы и вправду лестно вернуться в мир второй половины ХХ века, когда Москва и Вашингтон были в силах практически на двоих вершить мировые дела. Однако развернуть время назад не получится. И Россия — не Советский Союз, и даже США, кажется, осознали тяжелое перенапряжение и начинают сами отходить от идеи глобального доминирования.
Лобовая попытка «большой сделки» с Соединенными Штатами не только не приведет к четкому и ясному разграничению (оно объективно невозможно), но и грозит фатально подорвать репутацию России в глазах партнеров, роль которых на международной арене в целом повышается.
Исчезнувшие источники роста
В 2000-е годы секрет российского экономического роста состоял не столько в ценах на нефть, сколько в том, что Россия и мир жили в одних социальных реалиях, и Россия стремилась догнать ушедших вперед конкурентов. Перенять технологии и практики оказалось довольно просто — этим и был обусловлен «путинский прорыв». Но дальнейшее развитие требует как минимум трёх условий, ни одно из которых не присутствует в нашей стране.
Во-первых, первичные заимствования должны провоцировать и развитие собственного производства: прекрасные примеры такого рода встречаются в Китае, Турции, Мексике и Бразилии. Россия является, пожалуй, единственной страной в мире, в которой не предпринято даже минимальных попыток запустить высокотехнологичные промышленные производства:
мобильных ли телефонов или компьютеров, оргтехники или медицинского оборудования. Как и в конце 1990-х годов, почти 100% потребности в этих товарах покрываются за счёт импорта, и перемен не предвидится. Соответственно, не стоит ждать и дополнительного роста ВВП от «новой индустриализации».
Во-вторых, мир с конца 1990-х годов существенно изменился, и сейчас «на острие прогресса» оказываются уже не производство компьютеров или мобильников, а фармацевтика и биотехнологии, системы обработки гигантских массивов данных и разного рода сети (включая даже доставку товаров из интернет-магазинов). Во всех этих сферах необходимы огромные первичные технологические наработки (о которых сложно говорить в стране, не производящей даже собственного инсулина) или качественная инфраструктура, которой у нас также нет (недавно китайский интернет-ритейлер отказался поставлять в Россию товары даже через нашу срочную почтовую службу).
В-третьих, современная экономика требует связанности её различных сегментов между собой, и императив этот будет только усиливаться. Пока же в развитых странах выходцы из России строят самые совершенные в мире поисковые системы, российское пространство стремительно замыкается, запрещая некоторые социальные сети, вынашивая идею национальных поисковиков или частичного закрытия рунета. В то время, когда в мире практически каждый успешный научный или бизнес-коллектив является интернациональным, мы занимаемся защитой национальных секретов, ужесточением условий допуска к закрытым или полузакрытым данным, выявлением иностранных агентов и ограничениями на работу иностранцев в России.
В заключение повторю ещё раз: не стоит удивляться, что Минэкономики выходит с прогнозом о том, что хозяйственный рост в стране не превысит 1% в год на горизонте до 2030 г. Это вполне реалистичный прогноз для страны, которая так и не попыталась «оседлать» те растущие отрасли, которые вывели её из кризиса 1990-х; не собирается увеличивать производство даже нефти и газа, не говоря о промышленных товарах, уповая лишь на то, что предметы её экспорта будут дорожать, а импортные товары — удешевляться; и, наконец, считает, что в эпоху всеобщей взаимосвязи и взаимозависимости необходимо закрывать национальные границы, а развивать импортозамещение следует разве что в сельском хозяйстве и текстильной промышленности. Самое же удивительное во всём этом состоит в том, что даже Минэкономики, наблюдая исчезновение источников хозяйственного роста, похоже, не пытается понять, что стало тому причиной...
Солдаты неудачи
Постепенное и уже необратимое сворачивание проекта «Русская» весна» ознаменовалось очередной зачисткой. Вчерашний охранник магаза, сделавший «головокружительную» военную карьеру, скорее всего, не подозревал, что его ждёт — это поистине пытки с полотен Гойи, призванные пугать грешников и бодрить садистов всех мастей. Если раньше бывших «афганцев», после службы пополнивших ряды организованных преступных группировок, отлавливали в самой стране, то сейчас «солдат неудачи» оставляют подобно сору, выметаемому из избы, за пределами пространства безоговорочного подчинения.
Кому все же посчастливилось вернуться назад с фронтов гибридных войн, скорее всего, находятся под «колпаком».
Гиви- Моголь. Мордор Гоголь.
У России своя гордость.
Голем добр словно Гитлер.
Мы его загоним в твитер.
За сто первый километр.
Ведь уже написан Вертер.
Ведь уже написан твитер.
Ведь уже поставлен «Викинг».
Что творите , неофиты
В постмодерне русских фикций?
Что ж ты Гиви
В русском ТИВИ
Не дождался
Перспективы?
У России два народа -
Дураки и Моторолы.
Цвет мой нации, скажи,
Кто из них здесь будет жить?
.....................................................
Лгали вы и не лгать не могли вы,
С незаклеенным ртом антибродские,
Вы как фрески конца в перспективе,
Даже в профиль похожи на Гиви,
Если брать за основу юродство
Бесконечного рабского скотства.
«Египет. Настоящий и полный Египет»!
Один из умнейших и оригинальнейших русских людей, знаменитый собиратель олонецких былин и скромный проводник имперской политики в Польше в качестве вице-губернатора города Калиша П.Н. Рыбников писал, что в романах Толстого царит миросозерцание, проникнутое убеждением в ничтожности отдельной личности и растворяющее ее в народной массе. «Великий писатель земли русской» изображает и поэтизирует преимущественно покорных судьбе, лишенных всякой инициативы и характера «приниженных» людей (как сказал бы Аполлон Григорьев, «смирный тип»), а мало-мальски самостоятельные и свободно развившиеся индивидуальности либо игнорирует, либо предает «злой смерти» (как Андрея Болконского).
Рыбников отчасти согласен с Толстым — да, действительно, преобладающий стиль «русского мира» именно таков, но это не его «онтология», а порождение определенных исторических обстоятельств, когда, начиная с Московского царства, «весь строй жизни стал абсолютистским, высшее сословие превратилось в служилых людей, явилось проклятие крепостного права. Куда было деться самостоятельной личности, что она могла значить перед силой сложившихся вещей?» Вследствие падения гражданской и общественной жизни и религиозная сфера деградировала «с одной стороны, до обрядности, с другой — до фатализма». «Вот почему, — резюмирует Павел Николаевич, исходя, видимо, и из собственного богатого жизненного опыта, — образованной русской личности тяжко жить в великорусской жизни. Если она выходит из традиционных рамок, ее гонит в бесплодное отрицание нигилизма; если она приобщается своему племени, ей надобно наложить на себя печать смирения... и отказаться от всякой самостоятельной деятельности, от всякого самостоятельного мышления... Личности негде развернуться в великорусской жизни... оттого там и жить так тошно».
От этого ощущения («тошно жить») даже и у великих русских людей случались приступы отчаяния. «Скучно, тяжко, и вокруг столь подло и столь глупо, что не знаешь, где и дух перевести, — жаловался в одном из писем 1883 года Н.С. Лесков. — Не могу себе простить, что я никогда не усвоил себе французского языка в той мере, чтобы на нем работать как на родном. Я бы часа не остался в России и навсегда. Боюсь, что ее можно совсем возненавидеть со всеми ее нигилистами и охранителями. Нет ни умов, ни характеров и ни тени достоинства... С чем же идти в жизнь этому стаду, и вдобавок еще самомнящему стаду?»
Проблему личности в «русском мире» осознавал, разумеется, не один Рыбников. Ей посвящена добрая половина отечественной литературной классики XIX столетия — все мы помним из школьной программы про «лишних людей». Но мало кто формулировал ее с такой четкостью, и, главное, мало кто так внятно объяснил ее генезис. Разве что В.В. Розанов в «Мимолетном» за 1914 год, пытаясь доказать ненужность для Российской империи ненавидимой им в ту пору интеллигенции, дал очень выразительный образ русского бытия, где независимой личности по определению нет места:
«Мужики — пашут.
Солдаты готовы „отразить врага“
Священники — хоронят, венчают, крестят. Держат
„наряд“ и „идею“ над человеком.
Царь блюдет все. „Да будет все тихо и
Благодатно“.
Египет. Настоящий и полный Египет».
Вот именно — Египет, образец восточной дохристианской деспотии!
Государство как было, так и осталось в России, по сути, главным собственником и главным работодателем, а при таком раскладе независимая личность как более-менее массовый тип решительно невозможна. Во всем этом не было бы трагедии, когда бы русские искренне считали подобное положение дел правильным. Раб, которого не оскорбляют побои, вполне может быть счастлив. Но одно дело — вынужденно подчиняться «силе сложившихся вещей», другое — верить в ее справедливость. Большинство никогда не прет против рожна, но это не значит, что оно этот «рожон» любит всеми фибрами души. Русские — народ христианско-европейской цивилизации, где личность — центр бытия, более того, это народ, создавший одну из величайших христианско-европейских культур, в которой от Владимира Мономаха до Александра Солженицына проникновенно и мощно воспето достоинство человеческой личности как абсолютная ценность. Да и Толстой — ни в творчестве, ни тем более в частной жизни — вовсе не сводится к апологии «приниженности».
Не сознательно, так подсознательно русские ощущают нормой уважительное отношение к себе как к творению Божиему с бессмертной душой, а не садомазохистские игры в господ и холопов. И доказательств этому немало в русской истории. Рыбников как знаток русского фольклора отмечал, что чувство свободы и независимости личности пронизывает былинный эпос, что вовсе не «смирными» и не «приниженными» были герои последнего, а стало быть, и народ, таких героев почитавший, не может быть сведен к безличной массе. Он напоминал, что в рамки философии Толстого совершенно не укладываются такие «хищные» (как опять-таки выразился бы Аполлон Григорьев) современники событий, описанных в «Войне и мире», как А.П. Ермолов или М.С. Лунин.
Урожай на сильных, талантливых, инициативных людей среди русских был всегда поразительно высок, и именно они были дрожжами нашего прогресса. Государство этими людьми активно пользовалось, но когда они начинали заявлять претензии на независимость (без которой сила, талант, инициатива развиваться не могут), их либо истребляли, либо выталкивали на периферию, либо заставляли встраиваться в систему, где они через какое-то время чахли или проституировались. В том числе и отсюда прерывистость русского исторического развития, обязательность срыва реформ с последующим переходом в реакцию.
Личная независимость в наших палестинах — цветок как будто редкий и экзотический. Но как характерно, что чуть политический климат начинает теплеть, это растение тут же получает тенденцию к распространению. Стоило самодержавию дать дворянству Манифест о вольности, как уже через двадцать — тридцать лет народилось поколение Пушкина и декабристов, для которого понятие о личной независимости было основой идентичности. Стоило в 1905 году явиться Манифесту о политических и гражданских свободах — и тут же бурно закипела общественная и хозяйственная жизнь, за считанные годы возникла новая, европеизированная Россия, уничтоженная затем пришествием коммунистического Египта.
Беда в том, что нам до сих пор никак не удается закрепить наши хаотические освободительные стремления на уровне работающих и воспроизводящихся социальных и политических институтов, создать новую «силу сложившихся вещей», которая поощряла бы дух свободы и независимости, а не давила его. И другая напасть: отечественные борцы за свободу нередко больны «бесплодным отрицанием нигилизма», а порой вольно или невольно копируют обыкновения своего надзаконного супостата: «Свободных мыслей коноводы / Восточным деспотам сродни» (П.А. Вяземский).
Есть исследователи, которые пишут в связи с вышесказанным о каком-то особом «властецентризме» русской культуры или даже видят здесь выражение неких прирожденных свойств русского национального характера. Но данное явление все же не уникально. Джон Стюарт Милль писал в позапрошлом столетии: «Есть нации, у которых страсть повелевать другими настолько преобладает над стремлением сохранить личную независимость, что они даже ради призрачной власти готовы всецело пожертвовать своей свободой. В таком народе каждый человек, подобно простому солдату в армии, охотно отрекается от личной свободы в пользу своего начальника, лишь бы армия торжествовала и ему можно было гордиться тем, что и он — один из победителей, хотя бы его участие во власти, проявляемое над побежденными, было совершенно призрачно. Правительство, строго ограниченное в своих полномочиях... не по вкусу такому народу. В его глазах представители власти могут делать все, что угодно, лишь бы самая власть была открыта для соискательства. Средний человек из этого народа предпочитает надежду (хотя бы отдаленную и невероятную), что он достигнет некоторой власти над своими согражданами, уверенности, что эта власть не будет без нужды вмешиваться в его дела и дела его ближних».
Вы думали, это о русских? Между тем речь идет о французах эпохи «суверенной демократии» Наполеона III. Сходные социально-политические системы порождают и сходные общественные практики. Но это не значит, что и системы, и практики эти — навсегда. Другое дело, что русский случай особенно тяжел: даже при Наполеоне Малом действовал кодекс его великого дяди, обеспечивающий право частной собственности, и, что еще важнее, среди многих победивших французских революций не было революции коммунистической.
Вирусы левого тоталитаризма
Как люди не поймут, что между бандитствующими комиссарами, грабившими профессоров и «кулаков» в 1918 и далее, между бандитствующими сейчас в США (против Трампа) леваками и разными моторолами, пролезшими в Украину, нет никакой антропологической разницы. И они обязательно используют тоталитарную идеологию в разных формулировках. Есть только одно, что дОлжно защищать всеми силами: частная собственность (она же — государственная граница). Все, что мешает этому — демагогия, приводящая к грабежам, к войне и тоталитаризму.
От «Русской Фабулы»: возможные очепятки, орфография, пунктуация и стилистика авторов сохранены в первозданном виде.
Подписывайтесь на канал Руфабулы в Telegram, чтобы оперативно получать наши новости и статьи.
