Галич Мерьский против Москвы. История Галичской земли.
Борьба за великокняжеский Московский стол между Василием II и его дядей Юрием Дмитриевичем, а затем между двоюродными братьями Василием Косым и Дмитрием Шемякой приняла характер перманентных войн, продолжавшихся почти всю вторую четверть XV в. Эти затяжные войны показали отсутствие политического и этнического единства на территории Северо-Восточной (Залесской) земли.
Во многом основой для военного противостояния послужили региональные особенности развития тех или иных территорий в конце XIV—начале XV вв. Ряд городов и земель Северо-Восточной и Северной земель выступили союзниками галичских князей, стали их экономической и военной базой. Финно-угорское (не успевшее еще в достаточной степени обрусеть) и пришлое славянское население, опираясь на традиции общинного самоуправления и на представления о политической самостоятельности своих земель от Москвы, оказалось готовым к участию в противоборстве двух семейных линий московского княжеского дома Даниловичей.
В ходе княжеских усобиц Галич Мерьский стал основной базой династии местных князей, выступавших против великого князя Московского Василия II. Юрий Дмитриевич и его сын Дмитрий Юрьевич Шемяка оценили географическое положение города, его мощную, выгодно расположенную крепость и верность местного мерянского и марийского ополчения.
Галич Мерьский, один из древнейших городов Северо-Восточной земли, был впервые упомянут в летописи в 1237 г. во время монголо-татарского нашествия1. В.Н. Татищев связывал основание Галича со строительной деятельностью Юрия Долгорукого2.
Археологические исследования середины XX в. подтвердили предположение о существовании города в XII в.3 А. Г. Авдеев считал, что Галич был основан Юрием Всеволодовичем одновременно с Костромой с целью создания единой линии обороны на путях, ведущих вглубь Ростово-Суздальской земли4.
Вслед за В. Н. Татищевым, исследователи отмечали схожесть названий галицийских (Украина) и северо-восточных городов Галича и Звенигорода5. Это объясняется ходом княжеской древнерусской колонизации. В память о Галиче в Галиции в далеком Костромском Заволжье мерянское городище было переименовано в Галич Мерьский. А северо-западнее от Москвы был основан горд Звенигород. И историческая судьба сложилась так, что в дальнейшем жизнь двух далеко отстоящих друг от друга городов, Звенигорода и Галича, связалась между собой; но это случилось нескоро, лишь в XIV-XV вв.»6.
Название города Галич Мерьский указывает на то, что исконными жителями этой местности были финно-угры меря7. Мерянское автохтонное население стало еще одной чертой, объединяющей раннюю историю Галичской и Звенигородской земель9.
Древними торговыми путями, существовавшими еще до появления здесь славян, Галичский край был связан с Новгородом10. Из Новгорода словене могли продвигаться через Бежецкий Верх и Обонежье по р. Сухоне, Вычегде и Югу к Галичскому озеру11.
В 1995 г. экспедицией А. Г. Авдеева был обнаружен словенский некрополь XI-XII вв. на горе Балчуг 12. Археолог Е. А. Рябинин писал:
«Однако расширение новгородских владений на Костромское Поволжье не увенчалось успехом и было прервано деятельностью ростово-суздальских князей, утвердивших власть в крае созданием на магистральных путях северо-западного проникновения "низовских“ городов-крепостей Костромы и Галича Мерьского»13.
Образование самостоятельной Галичской земли большинство исследователей относит к 1247 г., когда Святослав Всеволодович раздавал города своим племянникам, в результате чего Галич и Дмитров достались Константину Ярославичу14. Е. И. Горюновой было сделано предположение, что именно древний торговый путь по р. Сухоне и Вычегде «обусловил рост такого отдаленного города как Галич Мерьский, очень рано (1246 г.) становящегося центром удельного княжества»15. На рубеже XIII-XIV вв. был произведен раздел земли на два самостоятельных княжения—Галичское и Дмитровское16.
Проблема происхождения и статуса местных галичских князей XIV в. относится к спорным вопросам отечественной историографии. Галич в числе московских владении впервые был назван в духовной грамоте Дмитрия Донского в ряду «купель деда»17. Однако отсутствие упоминаний в других завещаниях московских князей XIV в. делало неясным положение земли и ее правителей по отношению к Москве.
Присоединение Галича к Москве рассматривалось исследователями в зависимости от их взглядов на проблему «купель» Ивана Калиты18. Так, справедливо охарактеризовала историографическую си¬туацию Л. И. Ивина: «Почти все исследователи сходятся на том, что Галич с подвластной ему территорией попадает в зависимость от Москвы, но степень этой зависимости, время ее установления и характер самого акта „купли“ толкуются по-разному»19.
Монеты Юрия Дмитровича Звенигородского и Галичского.
Большинством ученых признавалось наличие власти Москвы над Галичем уже со времен Ивана Даниловича Калиты. Н. М. Карамзин предполагал, что Галич вошел не во владения московских князей, а стал частью великокняжеской территории20. С. М. Соловьев, В. О. Ключевский, Б. Н. Чичерин и А. Е. Пресняков считали возможным сохранение местной галичской княжеской династии вплоть до 1363 г. в условиях существования некоторой зависимости от Москвы21. Эти взгляды опроверг В. А. Кучкин, показав, что в 60-е гг. XIV в. под влиянием Орды произошло временное воссоздание самостоятельной княжеской династии Галича в лице князя Дмитрия Борисовича22.
По мнению отдельных исследователей, Галичская земля должна была сохранять на протяжении XIV в. черты независимости в своей внутренней жизни. М. К. Любавский и Ю. В. Кривошеев допускали, что первоначальные связи между Москвой и Галичем имели лишь экономическую основу—выплата дани Орде23. В. А. Кучкин, считавший, что московским князьям удалось приобрести ярлык на управление Галичской землей, писал:
В отношении истории Галича XIV в., можно признать, что присоединение этой земли к Москве было растянуто во времени.
Характер галичско-московской зависимости продолжал оставаться не до конца выясненным вплоть до появления завещания Дмитрия Донского и передачи по нему Галичской земли Юрию Дмитриевичу34. Однако, по концепции К. А. Аверьянова, даже духовная грамота 1389 г. не могла обеспечить полного вхождения этой территории под власть Москвы. Согласно его взглядам, целиком Галичская земля отошла Москве только по духовной Василия Темного35.
Вплоть до второй четверти XV в. город-земля Галич вполне мог сохранять представления о своей независимости от московской великокняжеской власти. В Галичской земле, вероятно, еще сохранялись черты города-государства. В усобицах времен княжения Василия II ярко проявили себя «галичане» — боевая сила на стороне местных князей.
Положение Галичской земли на границе с финно-угорскими народами Поволжья, а также с татарами диктовало необходимость содержания сильного волостного ополчения. А. А. Зимин отмечал: «Галицкая земля была местом беспокойным из-за соседства “черемис” и набегов татар»36.
П. П. Смирнов считал, что галичское ополчение должно было принять участие в походе Дмитрия Ивановича и Дмитрия Константиновича Суздальского на Казань 1375 г.37 С этой экспедицией он связывал укрепление галичских пригородов—Солигалича и Чухломы38. Можно согласиться с предположением местных историков об участии галичских полков в походе Юрия Дмитриевича 1399 г.39
Галич страдал от набегов марийцев и татар, это вело к постоянной заботе об оборонительных сооружениях города. К началу междоусобных войн Галич обладал хорошей крепостью. Доказательством может служить то, что во время прихода татар на Кострому, Плес и Лух в 1429 г. город и его защитники успешно выдержали осаду40.
Наличие мощного ополчения, представлений о внутренней самостоятельности, слабость исторических связей с Москвой позволили Галичской земле по-особому заявить о себе в ходе усобиц второй четверти XV в.
Согласно духовному завещанию Дмитрия Донского 1389 г., Галич отошел его второму сыну Юрию Дмитриевичу41. Именно в его княжение город стал «главной опорой удельно-княжеской коалиции, ведшей борьбу с московской великокняжеской властью»42.
В историографии XX в. сформировалось представление об экономическом могуществе Галича, послужившем основой для сепаратистских выступлений местных князей. Это утверждение впервые было выдвинуто С. Ф. Платоновым 43. М. К. Любавский также отмечал плодородие почв в районе озер Галицкого и Чухломского 44. В советский период, после соответствующей характеристики развития Галича на страницах курса Б. Д. Грекова 1939 г. 45, тезис о процветании Галичской земли непременно присутствовал в текстах изданий учебной и научной литературы 46.
Л. В. Черепнин писал: «Крупный ремесленный и промысловый центр княжества, сохранявшего известную экономическую замкнутость, Галич Мерьский являлся опорой сторонников политической самостоятельности» 47. Под «галичанами» исследователь понимал, прежде всего, горожан, «торгово-ремесленное» население Галича 48. Для А. М. Сахарова становление Галича было напрямую связано с соляными источниками, а волостные города Унжу и Соль Галицкую, образовавшиеся около него, он идентифицировал как «промысловые поселения» 49. Опираясь на мнение об особом укладе Галичской земли, интенсивном развитии там промыслов и торговли, построил свою оригинальную концепцию усобиц второй четверти XV в. А. А. Зимин 50.
Однако нельзя не признать того, что взгляды на экономическое развитие Галича в советской историографии несли оттенок модернизации и европеизации истории России, в целом характерный для понятия «феодальная война второй четверти XV в.».
Исследователи стремились представить Юрия Дмитриевича сильным феодалом, располагавшим богатым уделом и потому способным выступить против центральной власти московских князей.
Из анализа договорных грамот Василия II с мятежными князьями можно сделать вывод, что и во второй четверти XV в. продолжилось усиление Галичской земли за счет прибавления к ней костромских территорий. Это могло быть следствием того, что в XIV-XV вв. только начиналось административное оформление границ костромских и галицких владений. Ю.В. Готье писал: «Галицко-Костромской рубеж устанавливался, вероятно, очень медленно и долго оставался неопределенным»56. Для образования Галичского удела Юрия Дмитриевича в 1389 г. Москва использовала великокняжеские костромские земли. В завещании к владениям второго сына Дмитрий Донской прибавил костромские волости Андому, Шиленгу, Корегу, Борок, Березовец с Залесьем57.
Авраамий Галичский и Чухломской
Широко развернувшаяся в этот период монастырская христианская колонизация— очередное доказательство того, что активный процесс роста Галичской земли набирал силу к концу XIV—началу XV в.58 Жития галичских святых позволяют судить о том, как Юрий Дмитриевич поддерживал благоустройство обителей. Под его покровительство попали Успенский Новоезерский и Рождественский монастыри59. Настоятелем первой обители стал прославившийся устроением монастырей на Галичской земле Авраамий Галичский, второй монастырь возглавил выходец из галичских бояр Григорий Пельшемский60.
Согласно выводам А. Г. Авдеева, этим Юрий Дмитриевич преследовал не только хозяйственные интересы, но и заботился о христианизации края: «...князь галицкий и звенигородский отдал предпочтение местным общежительным обителям, миссионерская деятельность которых была в его глазах очень значимой»61.
Схема крепостных укреплений Галича Мерьского. 1 - город середины 12 века, 2 - город конца 14 - начала 15 века, 3 - город конца 15 века.
Получив в наследство Галич, князь был обязан отвечать за безопасность главного города земли. Исследователи традиционно относили строительство новой деревянной крепости ко времени княжения Юрия Дмитриевича 62. П. А. Раппопорт определял время ее возведения как «конец XIV, либо начало XV в., когда начинается укрепление городов северной земли в связи с обострившейся борьбой с Казанью. Тогда же в Галиче утверждается новая княжеская династия, происходившая из рода московских князей, но ведшая энергичную борьбу с московскими великими князьями»63. К тому же, В. В. Кос- точкин замечал, что при строительстве галичской крепости зодчими уже учитывались передовые тенденции того времени, в ее плане отражается стремление к регулярной, четырехугольной планировке, что делает ее похожей на укрепления Звенигорода64.
Как и в отношении Звенигорода, создание оборонительных сооружений Галича, датируемых приблизительно концом XIV в.—началом XV в., в историографии связывалось с подготовкой Юрия Дмитриевича к войне против Москвы65.
Однако К. А. Булдаков считал, что укрепление Галича и Чухло- мы было проведено правительством Василия II для защиты Руси от татар Казанского ханства66. Современный исследователь А. Г. Авдеев на основании археологического изучения Верхнего Городища Галича расширил хронологические рамки строительства крепости города, отнеся его ко времени правления всех трех галичских князей: Юрия Дмитриевича (1389-1434), Дмитрия Красного (1436-1440 гг.) и Дмитрия Шемяки (1440-1450). Им был сделан важный вывод: «Раскопки не подтвердили традиционную гипотезу об однослойном характере этого памятника»67.
Князь Юрий Дмитриевич
С самого начала войн с Московой резиденцией Юрия Дмитриевича был выбран Галич.
Именно туда он уехал из Звенигорода сразу после получения известия о смерти великого князя московского Василия I зимой 1425 г. Город стал основным местом пребывания князя.
Весной 1425 г. в Галиче Юрий Дмитриевич начал собирать свои военные дружины. Исследователи по-разному трактовали летописное свидетельство о том, что Юрий Дмитриевич «розосла по всей своей отчине, по всех людей своих... снидошася вси к нему изо всех градов его, и восхоте поити на великого князя»68. Л. В. Черепнин считал, что князю «удалось собрать значительное количество горожан»69.
А.А.Зимин представлял ситуацию иначе:
«Похоже, что решение принято было с учетом пожеланий всех собравшихся воинов князя Юрия. Созвано было что-то среднее между древнерусским вечем и московским земским собором»70.
К последней точке зрения присоединились А. Ю. Дворниченко и Ю.В. Кривошеев: «В контексте древнерусских политических традиций видим, что это сбор волостного ополчения, а „вси люди“—это совокупность городского и сельского люда»71.
В данном случае Галич Мерьский выступил как центр земли, главный город, куда должны были прийти все ее жители для определения своей позиции в конфликте между галичским князем и Москвой. В оказанном Юрию Дмитриевичу доверии можно видеть вечевое решение земли стоять за своего князя.
После получения этой поддержки, собрав ополчение, Юрий Дмитриевич выступил в свой первый поход против Москвы.
Митрополит Фотий Московский
Зимой 1426 г. в Галич Мерьский для переговоров о заключении мира прибыл митрополит Фотий. Самым ярким эпизодом этого визита можно назвать встречу митрополита князем и жителями Галичской земли:
«А князь Юрьи, слышев то, собра вотчину свою и стрете его з детми своими и з боляры, и с лучшими людьми своими, а чернь всю собравъ из градов своих и волостей, и из сель, и из деревень, и быть их многое множество»72.
Но святитель посмеялся над вышедшим к нему простонародьем и с презрением ответил, что «не видах столико народа въ овчих шерстах»73. Далее общерусские летописи прокомментировали высказывание митрополита: «Вси бо бяху в сермягах. Князь бо хотя явитися, яко многы люди имеа, святитель въ глум сих вмени себе»74.
Очень коротко, но с иным настроением повествует об этой поездке Фотия в Галич Житие Паисия Галичского:
«Того же лета преосве¬щенный Фотий, митрополитъ Московский, ходил въ Галич ко князю Георгию Димитриевичю и благословилъ землю Галическую. Князь же Георгий Дмитриевичъ зело возрадовался...»75.
А.Г. Авдеев увидел в этом фрагменте антимосковскую направленность Паисиевой летописи, лежащей в основе исторических известий Жития76. Он считал, что местная летопись, умалчивая о подробностях, подчеркивала, что «митрополит даровал благословление князю и Галичской земле»77.
Большинство историков XIX—начала XX в. оценивали этот эпизод согласно летописям как умышленный шаг Юрия Дмитриевича, направленный на демонстрацию своих сил члену московского правительства78
По мнению С. Ф. Платонова, этот фрагмент позволяет судить о многолюдстве и густонаселенности Галичской земли79.
П.П. Смирнов выражал сомнения в том, что это была спланированная акция: приезд митрополита мог вызвать любопытство населения. Однако, исследователь не отрицал стремление князя поразить митрополита «количеством собранных крестьян, одетых в овечью шерсть»80. А. М. Сахаров утверждал, что навстречу митрополиту вышло городское население: «Юрий Дмитриевич имел опору у своих горожан и не случайно демонстрировал множество их московскому митрополиту»81.
В данном сюжете Л. В. Черепнин нашел доказательство того, что галичских князей поддерживали не только феодалы, но также посадские люди и крестьяне. Одни старались «помешать проникновению в пределы Галицкого княжества московских феодалов и купцов, которые становились их конкурентами, заводя здесь промыслы и торги», другие ожидали с присоединением к Москве усиления феодального гнета82.
Также исследователь допускал, что на население могли оказывать влияние «элементы патриархальности», которые сохранились между «жителями местных городов» и галицкими князьями83. Несколько позднее в своей статье Л. В. Черепнин представил эту встречу митрополита с галичанами как активно выраженную позицию горожан:
«Если даже видеть в летописном тексте некоторую нарочитость, то все же несомненно участие городского населения Галицкого удела в войне своего князя»84.
Ю. А. Кизилов привел этот эпизод в качестве примера распространенности «старой волостной организации в Галичской земле85. Он писал:
«Полки галицкого князя Юрия Дмитриевича... вызвали немалое удивление митрополита Фотия своей чисто крестьянской экипировкой и отсутствием привычной для великорусского центра дружинно-рыцарской организации»86.
А. А. Зимин не сомневался в том, что «Юрий Дмитриевич решил устроить демонстрацию единения всего народа Галицкого княжества в поддержку их князя»87. Он писал:
«Галичане в „сермягах“ составляли основную силу князя Юрия»88. Под «галичанами» исследователь подразумевал людей, собранных местным князем на подвластных ему землях89. Однако есть основания думать, что к сторонникам местных князей А. А. Зимин, прежде всего, относил «промысловых людей и свободных крестьян»90.
А. Ю. Дворниченко и Ю.В. Кривошеев отмечали, что встреча митрополита вновь стала проявлением вечевых традиций:
«Этот „сермяжный народ еще имел реальное влияние на ход событий. Неслучайно митрополит вел переговоры не только с князем, но и "со всеми православными" а затем князь "проводи его со всем народом"»91.
В последнее время было сделано еще одно интересное наблюдение над составом населения, представшего перед митрополитом.
С. К. Свечников, на основании того, что в походе 1399 г. Юрий Дмитриевич занял земли Ветлужского кугузства, сделал следующий вывод:
«В 1425 г. ветлужские марийцы вошли в состав многотысячного ополчения галичского удельного князя, начавшего открытую борьбу с Москвой. Внешний вид ополченцев ошеломил митрополита Фотия, прибывшего к Юрию Дмитриевичу с целью переговоров...»92.
Д.П. Дементьев, также использовавший в своей работе Ветлужский летописец, писал: «В 1425 г. производил князь галичский Юрий Дмитриевич набор рати по Ветлуге и в Шанге»93.
Участие марийцев в военных операциях русских князей допускал Д. А. Котляров94.
Чаще всего исследователи рассматривали реплику Фотия («не видах столико народа въ овчих шерстах») как выражение подчеркнутого презрения к военным силам противника великого князя95. Исключение составила лишь точка зрения В. Н. Бочкарева:
«Следовательно, Фотий в этой встрече усматривал в отношении себя насмешку со стороны Галицкого князя, так как он прибыл в Галич как посланник великого князя и должен был быть встречен не простым народом в сермягах, а представителями светских и церковных феодальных кругов»96.
«Глум» митрополита над простыми галичскими общинниками, вставшими на сторону местного князя, выявил существенные расхождения в политической жизни Московии и северных районов бывшей Северо-Восточной Руси. Единство общинных интересов финно-угорского и словенского населения, верность демократичным древнерусским традициям, когда в войско князя мог вступить любой житель волости, представляли угрозу для московского правительства.
С его позиции это должно было выглядеть как изживший себя тип военной организации. Не исключено также, что внешний вид галичан, среди которых были ветлужские марийцы, мог вызвать немалое удивление митрополита.
Следующей вехой отношений Галича Мерьского и Москвы стал княжеский договор 11 марта 1428 г.
Он подвел итог начальному периоду войны между дядей и племянником, в нем звенигородский князь признавал себя «братом молодшим»97. Из соглашения видно, что владения Юрия Дмитриевича подверглись территориальным изменениям. Волости Ша- чебал и Ликурги были переданы Петру Дмитриевичу, который в свою очередь уступил их младшему брату Константину98. Однако нет полной уверенности, что это произошло именно в итоге предшествовавшего конфликта.
В.Д. Назаров предполагал, что князь Петр мог получить волости от Василия I как компенсацию своих территориальных потерь99.
A.А. Зимин, напротив, считал, что передача Константину Ржевы, а Петру волостей Шачебала и Ликурги имела политическую подоплеку, и могла произойти зимой—весной 1425 г., еще накануне открытого столкновения, в ответ на подготовку Юрием Дмитриевичем войск в Галиче100. Несмотря на различные взгляды исследователей, нельзя отрицать того очевидного факта, что в данном случае усиление младших братьев великого князя шло за счет сокращения земельного фонда Юрия Дмитриевича.
Волости Шачебал и Ликурги были упомянуты в этом докончании впервые. Установлением локализации этих волостей занимался B.Н. Дебольский:
«Место Шачебольской волости указывается писцовой книгой 1592-1593 гг... Оказывается, что Шачебольская волость лежала у р. Тебзы, в западной части нынешнего Галичского уезда, Костромской губернии. Волость Ликурги, так же как и Шачебол, находилась в пределах нынешней Костромской губернии, на границе Буйского и Галичского уездов»101.
М. К. Любавский предполагал древнее происхождение этих волостей «от мерянских местных обществ, которые со временем прослоились русскими поселенцами и с течением времени обрусели»102.
Из договора ясно, что прежде Шачебал и Ликурги входили во владение Юрия Дмитриевича. Возможно, на территории Шачебала были расположены села Микулинское и Борисковское, переданные великим князем Дмитрием Ивановичем Юрию Дмитриевичу103. По договору 1428 г. князь Константин Дмитриевич вкладывался в ордынский выход с этих волостей в долю галичского князя наподобие того, как это делала вдова с принадлежащих ей земель в границах уделов ее сыновей104.
Ю.В. Готье писал о расположении волости Шачебал: «Стан Шачебольский. По древнему Галицкому рубежу меду реками Тебзой и Шачей, притоками реки Костромы»105. Возможно, что размещение этих волостей на границе галичских владений Юрия Дмитриевича и костромских великокняжеских и заставило либо Василия I, либо Василия II отдать их безземельному Константину.
Вероятно, потребность обратиться к истории этих волостей в договорной грамоте 11 марта 1428 г. возникла из-за того, что в ходе предшествующего конфликта они были отняты Юрием Дмитриевичем у законного владельца.
Великий князь обязал в договоре своего старшего дядю: «Тако же, что ведали твои волостей, и поселки, и ихъ тивуны отчину княжу Константинову Дмитриевича, Шачебал да Ликурги, а то по тому ж отослати по боярину, да оучинити неправа: что будет взято право, то остало; а что будет взято криво, то отдати по исправе»106.
Условие, по которому Юрий Дмитриевич в договоре с Василием Васильевичем и своими младшими братьями был вынужден гарантировать неприкосновенность владений Константина Дмитриевича, дает право подозревать, что такие посягательства имели место.
Сохранение костромских владений великого князя от расширения влияния Юрия Дмитриевича стало особенно актуальной задачей ввиду возможного конфликта. Кострома, являясь центром стратегически важного региона для контроля над Поволжьем и северными землями, как показали усобицы второй четверти XV в., занимала весьма неопределенную позицию, принимая сторону то великого князя, то его противников107.
Реконструкция Костромского кремля по Писцовым книгам. Автор:В. Неделин
Поэтому власть в Костромской земле, конечно, оказалась предметом обсуждения в межкняжеских соглашениях.
По своей духовной грамоте 1432 г. Юрий Дмитриевич завещал Галич младшему сыну Дмитрию Меньшому108. Завещание отразило, что «в социально-экономическом развитии Галичской земли с 1389 г. произошел явный сдвиг»109. Л. И. Ивина обратила внимание на то, что Юрий Дмитриевич благословил Дмитрия Меньшого «городом Галичем, и с станы городскими, и со всеми волостми, и с Солью с варницами, и с серебром, что на людех, опричь церковных варниц»110. Она отмечала: «В грамоте, во-первых, подчеркивается роль Галича как города, во-вторых, указывается на образование вокруг Галича городских станов, что является важным признаком заселенности и освоенности этой территории и существования волостных земель, и, в-третьих, упоминается о развитии на территории Галичской земли соляных промыслов, в которых участвовали светские лица и церковь»111.
Реконструкция средневекового Звенигорода. Рисунок Д.А. Сухова
Духовная грамота Юрия Дмитриевича продемонстрировала существенные изменения в раскладке ордынской дани.
С двух крупнейших центров его владений собирался почти одинаковый выход: со Звенигорода 511 руб., с Галича 525 руб., причем дань с последнего города указывалась впервые112. 1/4 часть дани с Галича составлял сбор с Шачебала и Ликурги113. И. П. Сахаров делал по этому поводу замечание: «Следовательно, с Шачебала и Ликурги собиралась дань в числе 128 рублей и 70 копеек. С Углича собиралось дани 105 руб. ...Огромный взнос денег с Шачебала и Ликурги в сравнении с Угличем не должен удивлять нас. Ликургская волость была очень об¬ширна и состояла из нескольких деревень»114.
Договор, заключенный между 25 апреля и 28 сентября 1433 г. Василием Васильевичем, только вернувшим себе великое княжение, и галицким князем, содержал ряд территориальных уступок Юрию Дмитриевичу—ему удалось прибавить к своим владениям Ликурги и добиться от великого князя признания за ним костромских волостей: Андомы, Кореги, Борка, Березовца с Залесьем и Шиленги115.
В этом собирании костромских волостей галицким князем Л. В. Че¬репнин увидел предпосылку продолжения междоусобной борьбы. Он писал: «Стремление Юрия получить владения в Костроме объ¬ясняется, конечно, тем, что Кострома являлась центром военных действий против великого князя со стороны Василия и Дмитрия Юрьевичей, с которыми Юрий обещал порвать связь, но в действительности действовал совместно»116. Именно в Кострому уехали старшие сыновья Юрия Дмитриевича после убийства Семена Морозова, там во время заключения этого договора они, вероятно, готовились к походу против Москвы. Собрав своих сторонников в Костроме, Василий Юрьевич и Дмитрий Юрьевич смогли разбить московского воеводу Юрия Патрикеевича на р. Куси в сентябре 1433 г.
Галичская земля стала основной базой для пополнения людских ресурсов в ходе ведения войны Галича против Москвы и Василия II. Ее ополчение было задействовано почти по всех военных кампаниях галичских князей. После отъезда от великого князя И. Д. Всеволожского и оскорбления сыновей звенигородского князя в феврале 1433 г. на свадьбе Василия II, Юрий Дмитриевич, находившейся в Галиче, «собрався со всеми людьми своими» и пошел на Москву «со многою силою»117.
В бою на р. Клязьме 25 апреля 1433 г. мерянские и марийские дружины галичского князя одержали верх над московитами, Юрий Дмитриевич одержал победу и вступил на московский престол118.
«Вятчане и Галичане» приняли участие в битве с великокняжескими войсками старших сыновей Юрия Дмитриевича на р. Куси, притоке р. Немды 28 сентября 1433 г. Это вновь привело к победе противников Москвы и Василия II119. Разгром финно-угорским ополчением Галичской и Вятской земель служилых людей московского князя, чью сторону представлял воевода Юрий Патрикеевич, «ас ним двор свои и многие люди», можно считать несчастливым последствием насмешек митрополита Фотия и недооценки им военных сил противника.
Поражение на р. Куси показало действительное значение Галича Мерьского и стало поводом к широко спланированной акции—походу великокняжеской коалиции на главный город Юрия Дмитриевича.
Зимой 1433 г. на Галичскую землю двинулись войска великого князя, их поддерживали местные князья: Василий Ярославович Боровской, Иван Андреевич Можайский, Иван Федорович Рязанский. В преддверии этого, между 25 апреля и 28 сентября 1433 г., Василием II и его двоюродными братьями Иваном и Михаилом Андреевичами был заключен союзнический договор120.
Московские летописи указали на то, что войска Василия II «город Галичь взя, и съже, а люди в плен поведе, и много зла сътворив земли той, възвратися к Москве»121.
О взятии Галича упоминают и псковские источники122.
Другую версию событий предложила Устюжская летопись, согласно которой великий князь «повоеваша и пожже Галич, а города не взял, а Косой да Шемяка в городе отсиделися»123. Этот вариант был признан наиболее верным В. Н. Бочкаревым, П. П. Смирновым и А. А. Зиминым124.
Святой Паисий Галичский
В Житии Паисия Галичского разрушение древнего Галича связывалось с походом Василия II в 1433 г.125 Тычинкинский летописец также относил строение нового города ко времени, последовавшем за штурмом и разорением Галича великим князем, но ошибочно датировал это событие 1422 г.126
Дмитрий Меньшой Красный
С подобными выводами соглашались исследователи XIX в.: «После опустошения Галича Юрий Дмитриевич крепость, дворец и собор перенес на новое место, называемое теперь Кремль, где собор доныне»127. Житие Паисия указывало на 1434 г. как на время возведения новой галичской крепости на горе Балчуг и приписывало ее строительство уже приемнику Юрия Дмитриевича в управлении землей Дмитрию Меньшому Красному:
«...Егда приим власть Галичскую князь Димитрий Георгиевич, тогда постави новый град Галич над езером над посадом»128.
П. П. Смирнов опровергал возможность возведения галичской крепости после 1433 г.129 Такой вариант датировки был рассмотрен в работе А. Г. Авдеева130. На основании археологического исследования горы Балчуг он предложил расширить хронологические рамки создания крепости, относя ее возведение ко всей первой половине XV в.131
Им были подвергнуты критике предания о расположении «Галича первого» в устье Челсмы и о переносе города132. Итак, можно допустить, что в результате похода Василия II в 1433 г. основная цитадель Галича так и не была взята, но городские укрепления пришлось подновлять и перестраивать, восстанавливать посад.
Разорение Галичской земли после похода великокняжеских войск зимой 1433 г. не помешало Юрию Дмитриевичу вновь собрать войско среди мерян и марийцев и повести на Москву «соединенные галицко-вятские силы»133. Возглавив эти силы, он одержал новую победу над великим князем 20 марта 1434 г. в Ростовской земле, в месте «у святого Николая на Горе»134.
После смерти великого князя Юрия Дмитриевича 5 июня 1434 г. в Галиче по завещанию отца вокняжился его младший сын Дмитрий Красный (Меньшой). Это было подтверждено совместным договором младших Юрьевичей с Василием II, заключенным между 5 июня 1434 г. и 6 января 1435 г.135 В нем город освобождался от выплаты ордынской дани на три года136. По мнению А. А. Зимина, льгота послужила компенсацией за разгром Галича великокняжескими войсками в 1433 г.137 По этому же договору галицко-костромские территории, перешедшие Юрьевичам, были несколько урезаны, указанные земли передавались «апроче Шачебала и Ликурги, и Андмы»138. Несмотря на поиски взаимовыгодного компромисса, великий князь продолжил проводить линию на ограничение костромских владений галицких князей.
Дмитрий Меньшой не проводил собственной политики в конфликтах второй четверти XV в. В соглашении Юрия Дмитриевича с Василием II, заключенном в период между 25 апреля и 28 сентября 1433 г., Дмитрий Меньшой упоминался в качестве, близком к служебному князю139.
Во время усобицы Василия II с Василием Косым Дмитрий Меньшой вместе с братом Дмитрием Шемякой выступил на стороне московского князя. По его поручению братья Юрьевичи ходили в 1437 г. в поход на г. Белев. После осады Москвы летом 1439 г. Дмитрий Красный замещал Василия II в столице140. Очевидно, что младший сын Юрия Дмитриевича «шел в фарватере Москвы»141.
Однако это не мешало галицким мерянам участвовать в военных предприятиях его менее сговорчивого с Москвой брата. В 1434 г. Василий Юрьевич, бежав из новгородских областей, двинулся к Костроме «и начат збирати воя на великого князя»142.
В следующем 1435 г. Василий Юрьевич двинулся из Костромы на Москву «со многыми силами»143. В сражении на р. Которосли на Ярославской земле 6 января 1435 г. великокняжеские войска «галичан и вятчан побили»144.
П. П. Чистяков. «На свадьбе великого князя Василия Васильевича Тёмного великая княгиня Софья Витовтовна отнимает у князя Василия Косого, брата Шемяки, пояс с драгоценными каменьями, принадлежавший некогда Дмитрию Донскому, которым Юрьевичи завладели неправильно». 1861.
Лишь однажды Василий Косой побывал в Галиче—осенью 1435 г. Туда он направился через Кострому после разрыва отношений с великим князем, «а жиль на Костроме до пути, а на пути поиде к Галичю, а из Галича на Устюг, а Вятчане с ним»145.
Исходя из Устюжской летописи можно предположить, что Галич, как и Кострома, должен был стать местом сбора военных сил Василия Косого: «Князь Василей Юрьевич Косой посла с Костромы великому князю розметные грамоты, а сам поиде к Галичу и посла по вятчан, зовучи их на Устюг ратию»146. Город стал промежуточным пунктом на пути князя к Устюгу. В летописях нет каких-либо сведений о бое или осаде города.
А. Е. Пресняков полагал, что мотивом для этого выступления Василия Юрьевича было недовольство договором с великим князем 1435 г. и «обида в устранении от галицких вотчинных владений»147. А. А. Зимин считал, что, проходя через Галич, Василий Косой преследовал карательные цели: «Удар и на этот раз был направлен по слабому звену великокняжеской коалиции: в Галиче находился союзный и Василию II безынициативный брат Василия Косого Дмитрий Меньшой. Расчет был правильным. Город был взят»148. Эту точку зрения поддержал Н. С. Борисов149.
После окончания усобицы между Василием II и Василием Косым по договору великого князя Василия II с Дмитрием Шемякой 13 июня 1436 г. за братьями Юрьевичами все же оставалась часть костромских волостей, включавшая Корегу150. Это были территории, которые они должны были поделить между собой151.
В Галиче Дмитрий Меньшой правил вплоть до своей смерти в сентябре 1440 г.152 Согласно Житию Паисия Галичского, Дмитрий Красный оказывал покровительство местному Успенскому монастырю153. В Галиче при Дмитрии Юрьевиче сложился круг местных землевладельцев, куда входили Дмитрий Иванович Ярцев и Денисий Фоминич. Они завещали часть своих вотчин Паисьевому монастырю154.
В источниках нет указаний на то, кому отошел Галич после смерти Дмитрия Меньшого: великому князю или его брату Дмитрию Шемяке. Это дало основание В. Н. Бочкареву и П. П. Смирнову предположить, что в основе неожиданно вспыхнувшего осенью 1441 г. конфликта между Василием II и Дмитрием Шемякой лежал вопрос о наследовании Галичской земли155.
Не отрицал такой вариант и А. А. Зимин, хотя более вероятной причиной усобицы он вслед за С. М. Соловьевым признавал отказ Дмитрия Шемяки выступить против Улуг-Мухаммеда в 1439 г.156
После периода «размирья» под стенами Троицкого монастыря при посредничестве игумена Зиновия отношения между князями были улажены, и в период с 1441 г. до 31 марта 1442 г. они заключили мирный договор. По нему Дмитрию Шемяке были отданы Галич, Руза, Вышгород, Углич и Ржева157. Так же как и в более раннем соглашении от 13 июня 1436 г., указывалось на сохранение за галичскими князьями некоторой части костромских волостей («Костромских волостей, Кореги»)158.
В усобице Василия II и Дмитрия Шемяки галичане вновь проявили себя.
Софья Витовтовна, жена князя московского Василия I. Единственная дочь великого князя литовского Витовта Кейстутовича.
Заняв Москву в феврале 1446 г., Дмитрий Шемяка использовал свои владения как место ссылки.
В Чухлому была отправлена мать великого князя Софья Витовтовна159. По сообщению Ермолинской летописи, Дмитрий Шемяка «великую княгиню Софию послалъ в Рузу, а оттоле в Галич в заточение»160. Краевед и археолог Чухломы Л. Н. Казаринов писал: «В 1446 г. Дмитрий Шемяка захватил в плен великую княгиню Московскую Софью Витовтовну и заключил ее в г. Чухломе в женский монастырь. Этот монастырь давно не существует. По преданию, он находился при впадении р.Сандебы в Чухломское озеро»161. Около 1450 г. Мария Ярославна сделала пожалование в Покровский чухломской монастырь162. В.Н. Бочкарев и В. В. Мавродин, обращая внимание на эту грамоту, считали, что именно за стенами данного монастыря могла скрываться в 1446 г. Софья Витовтовна163.
Чухлома впервые была названа в летописи как место ссылки митрополита Пимена в 1381 г.: «...Ведоша его... въ Галичь и посадиша его на Чухлому»164. Это свидетельство, по мнению В. А. Кучкина, давало возможность полагать, что «в XIV в. в административном плане Чухлома как город была подчинена Галичу»165. Исследователь писал:
«Но вероятно, что Чухлома входила в состав Галицкого княжества и ранее, когда последнее было еще самостоятельным»166.
Ссылка туда митрополита указывает на то, что в 70-е гг. XIV в. город уже находился под властью великого князя московского. Однако в то время, когда Галичем управлял Дмитрий Шемяка, Чухломой, безусловно, распоряжался галичский князь.
Изображение "града Чухломы" на старинной иконе (копия с фотографии Г.И. Лебедева)
Л.Н. Казаринов на материале археологических раскопок начала XX в. представил описание крепости Чухломы XV в.167 Ее строителем он считал Дмитрия Юрьевича Шемяку. Эти выводы были использованы и в последующей литературе168.
Но кажется маловероятным, чтобы именно Дмитрий Шемяка, а не Юрий Дмитриевич или Дмитрий Юрьевич Красный возвел мощную крепость в форме неправильного четырехугольника на высоком берегу р. Сандебы. Начальный, более спокойный период своего княжения, Дмитрий Шемяка провел в Угличе, который был основной его резиденцией вплоть до 1447 г., а Галич отошел к нему только в 1440 г. или позднее.
Мерянское ополчение галичан продолжало оставаться наиболее верной опорой Дмитрия Шемяки, когда он вместе с Иваном Можайским почти месяц простоял под Волоколамском в ноябре—декабре 1446 г., преграждая путь наступлению Бориса Александровича и Василия II на Москву. Шемяка потерял большинство своих людей: «И побегоша отъ нихъ вси люди во Тверь к великому князю, развие остались у ихъ людие, галичане и можаичи»169.
Именно Галичская земля показалась князю Дмитрию Юрьевичу лучшим убежищем после захвата Москвы отрядом М. Б. Плещеева в декабре 1446 г. «Князь Дмитреи Юрьевич виде свое изнеможение, побеже въ Галичъ и со княгинею и з бояры своими, и князь Иванъ Можайский съ нимъ же»170. Н.А. Полевой верно писал о том, что Шемяка и Можайский поспешили в Галич «более надеясь на верность северных областей»171. Зимой 1447 г., оставив перед великокняжескими войсками Углич, Дмитрий Шемяка пошел в Галич и продолжал скрываться в его отдаленных пригородах—Чухломе и Каргополе, взяв в заложницы Софью Витовтовну, вплоть до примирения с Василием Темным172.
К концу 40-х гг. XV в. Галич оказался единственным убежищем Дмитрия Шемяки173. Закрепившись там осенью—зимой 1447 г., он стал создавать коалицию против Василия Темного, налаживая отношения с Иваном Можайским, отправляя послов в Новгород и Казань, действуя через своего тиуна Ватазина в Москве174.
Зимой 1447 г. Москва перешла к открытым военным действиям и двинула войска на Галич Мерьский175. Но в этот раз великий князь не дошел до своей цели. Из Костромы было выслано предложение начать переговоры, Дмитрий Шемяка и Иван Можайский заключили с Василием II мир176.
Однако противостояние нарастало, длительный конфликт приближался к неминуемой развязке. В апреле 1449 г. войска Дмитрия Юрьевича и Василия II встретились на берегу р. Волги, но сражения снова не произошло, галичский князь заключил перемирие177.
Согласно Летописи Авраамки, осенью 1449 г. Василий Темный предпринял первую попытку взять Г алич «изгоном», после чего Дмитрий Шемяка отправил свою семью в Новгород178. Л. В. Черепнин выдвинул предположение о том, что тогда же местный князь, оказавшись на границе новгородских владений, смог договориться о военной помощи из Новгорода179.
Летописи содержат достаточно подробный рассказ о походе московскихх войск на Галич в 1450 г. и битве за город180. Это дало основание Ю. Г. Алексееву полагать, что во время похода «при великом князе велась краткая запись событий»181.
Не совсем понятно, почему первоначально Дмитрий Юрьевич отошел к Вологде, куда за ним двинулся и великий князь182. Был ли это спланированный маневр со стороны галичского князя, или Дмитрий Шемяка собирался бежать? Возможно, он попытался собрать на севере достаточное количество людей прежде чем приступить к подготовке обороны города. Осознав неизбежность решающе¬го столкновения, Дмитрий Шемяка стал готовить галичскую цитадель к осаде: «А людей около него много, а город крепит и пушки готовит и рать пешая у него, а сам перед городом стоит со всею силою»183.
Галичская крепость была прекрасно оснащена, ее гарнизон даже располагал артиллерией. П. П. Смирнов видел в этом заслугу Юрия
Укрепления верхнего города
Дмитриевича: «...именно артиллерия, в расчете на которую создан план укреплений, была той силой, благодаря которой Галич обратился в XV в. в неприступную крепость»184. Некоторые летописи сообщили, что в бою за город был убит «удалый Григорий Семеновичъ Горъсткинъ, Новгородский боляринъ»185. Из этого следует, что галичский князь сумел получить военную помощь из Новгорода.
Василий II также основательно планировал поход, собрал «воевод со всею силою своею... прочих князей и воевод многое множество»186. Руководил московским войском Василий Иванович Оболенский. Летопись Авраамки указывала на поддержку войск Василия II силами тверского князя Бориса Александровича: «А князь великый Василий Васильевичь съодиначился с великиымъ княземь Борисомъ Олександровичомъ Тверьскимъ на Дмитрия князя...»187.
27 января 1450 г. великокняжеские войска подошли к стенам крепости.
Штурм оказался тяжелым и кровопролитным. Дмитрий Юрьевич занял выгодную позицию на возвышенности у стен Галича: «...а князь Дмитрий стояше на горе под городом со всею своею силою, не поступя не с места»188.
П. П.Смирнов предпринял реконструкцию Галичского боя. Он считал, что Шемяка стоял около Паисьева монастыря «на южной оконечности горы Красницы, прикрывая Костромскую дорогу и обход Галича с юга. Очевидно, Шемяка не боялся, что Оболенский может пойти на Галич с севера со стороны озера или с западной стороны, где в обоих случаях он оказался бы в нешироком дефиле под обстрелом артиллерии с городских стен»189. Но В. И. Оболенский «предпринял неожиданный для Шемяки маневр: он повел свои войска от озера прямо на обрыв горы Красницы, чтобы выйти в тыл расположению Шемяки и разгромить его силы»190.
«Воеводы же великого князя поидоша съ озера к горе, опасаася, ионе же бе гора крута, и выправися ис тех враговъ взыдоша на гору и поидоша к ним»191.
Действие крепостной артиллерии не принесло ожидаемого успеха и не остановило наступающих войск. В пешем бою воины великого князя одержали победу: «Поможе же богъ великому князю, многих избита, а лучших всех изымаша рукама, а сам князь едва убежал, а пешую рать мало не всю избиша, а город затворился»192.
Дополнения в эту картину боя вносят свидетельства, сохраненные в труде В. Н. Татищева. Он отметил, что инициатива развязывания сражения принадлежала татарскому царевичу Касиму: «И первее сразися салтан Касим со своим полком, потом и вси полцы...»193.
По В.Н. Татищеву, в битве активно проявляли себя оба военачальника: «Князь же Дмитрий ездя по полком своим, понуждая, ведый бо свою погибель, исча сломити; а князь Василий Иванович, не хотя себя посрамити, ездя всюду, помогая»194.
Перелом в ходе затянувшейся битвы наступил благодаря атаке воеводы Дмитрия Ряполовского и последовавших скоординированных действий полков Василия II: «Князь же Дмитрий Ряполовский со двором великого князя, видя битву продолжаему, удари в середину полка Шемякина и раздвои, нача сесчи обоюду; и князь Василий Иванович наступил с пешими на левые полки, а салтан Касим на правые Шемякины. Дмитрий же, видев вой свои раздвоены, не зная где помогати, побеже»195.
Московские войска либо не смогли, либо не захотели брать неприступный Галич штурмом. После сообщения о выигранной битве к городу подошел сам Василий Темный, остававшийся до этого на пути в Галич в Иоанно-Предтеченском Железноборовском монастыре. По приходу великого князя упорные галичане сдались: «...граждане предашася ему, он же град омиривъ и наместникы своя посажавъ по всей отчине той»196.
Н. С. Борисов писал об исходе битвы:
«Судьбу сражения решило не только численное превосходство московской рати, но также ее более высокая боевая выучка и лучшее вооружение. В то время как у „серемяжников“-галичан основной силой было кое-как вооруженное ополчение,—москвичи действовали преимущественно в конном строю»198.
Вероятно, что это так.
Если Дмитрий Шемяка и располагал конным полком своих местных землевладельцев, то весьма сомнительно, что полк превышал великокняжеский. И. Б. Михайлова писала:
«В период второй четверти XV в., когда решалась политическая судьба Северо-Восточной Руси, сподвижники Василия II, составлявшие его Двор, провели ряд реформ, нацеленных на укрепление государства и усиление московской власти... Важнейшей из проведенных ими реформ можно считать создание нового войска—служилой корпорации детей боярских, которые стали надежной опорой власти Москвы»199.
Вслед за Н. М. Карамзиным в историографии возникла традиция оценивать Галичскую битву как «последнее кровопролитное действие княжеских междоусобий»200.
Падение Галича Мерьского в январе 1450 г. определило победителя в более чем двадцатилетней войне, которая велась на севере Северо-Восточной земли.
После завершения военной операции Василий II присоединил Галичскую землю к Москве. В.Н.Бочкарев писал: «Завоеванием Галича Москва вбивала острый клин в тот обширный край, на который в течение 25 лет опирались Юрий Дмитриевич и его сыновья в борьбе с Василием II»201. Для Л. В. Черепнина сопротивление, которое оказал мерянский город при осаде войсками Василия II, подтверждало взгляд на «галичан» как на горожан202. Однако более вероятным представляется то, что, готовясь к решающей битве за оплот своей власти — Галич, Дмитрий Шемяка должен был собрать под стенами города ополчение всей своей земли.
В политике местных князей территории Галичской земли смогли сыграть большую роль не по причине своего экономического могущества, как это было представлено в советской историографии «феодальной войны».
Галич в XV в. являлся землей, во внутреннем управлении сохранившей черты независимого города-государства.
Город и волость были ориентированы на поддержку местного князя, нежели на подчинение власти Москвы.
В истории Галича Мерьского во второй четверти XV в. все еще можно было видеть тот политический уклад который был характерен для эпохи Древней Руси, при котором земщина каждого края земли считалась и была на самом деле самостоятельною и независимою, составляла отдельное государство со своим князем и сама определяла свои отношения к князю и свое общественное устройство.
Автор: С. В. Алексеева
