«По-русски говорить запрещено» или 1920 год, альтернатива

В своих мемуарах маршал Юзеф Пилсудский (см. фото) писал о том, что для него не имело смысла вести борьбу с большевиками до полной победы. Хотя, как хвалился воссоздатель независимой Польши, после того, как его войска наголову разбили красных на Висле, в Холмщине, под Гродно, снова заняли Минск и т.д., в конце 1920 года у него была реальная возможность идти на Москву.

Но, как сетовал он в своих воспоминаниях, что бы я там стал делать? Разве что, вспомнив молодость, написал бы в шутку на стенах Кремля «По-русски разговаривать запрещено!» (см. фотомонтаж) и удалился бы. Дело в том, что в то время, когда Пилсудский учился в Виленской гимназии, в её дворе, как и во дворах всех учебных заведений Российской империи, находившихся в областях с преобладанием польского населения, после 1863 года всегда висела угрожающая надпись: «По-польски разговаривать запрещено!» И, конечно, интеллигентная польская молодежь в империи росла в состоянии этой постоянной обиды и унижения своего национального чувства.

Думаю, что доживи Пилсудский до 1939 года (он умер за четыре года до очередной трагедии, постигшей его страну), он уже вряд ли так иронично отнёсся бы к своему несостоявшемуся московскому походу. А в самом деле, имелась ли в 1920 году, когда главные силы русских белогвардейских армий уже потерпели решительное поражение, хоть какая-то реальная альтернатива, продли поляки своё сопротивление большевикам ещё на короткое время?

Начнём с целей, которые ставил перед собой Пилсудский. Помимо цели-минимум – отстоять возрождённую независимость страны от любой (красной или белой) российской империи, была и цель-максимум – наибольшее территориальное возрождение исторической Польши. В советское время это обычно изображали в гротескном виде как требование восстановления границ Речи Посполитой до 1772 года, то есть до её первого раздела тремя соседними империями. Но дело обстояло не совсем или даже совсем не так.

Западная Украина (Восточная Галиция для поляков) считалась сторонниками Пилсудского неотъемлемой частью Польши. К лету 1919 года провозглашённая там Западно-Украинская народная республика (ЗУНР) перестала существовать под ударами польских войск. Вытесненные в Подолию части армии ЗУНР влились в Украинскую армию Петлюры. Поскольку на Петлюру с двух сторон наступали ещё также деникинские белогвардейцы и большевики, ему вовсе не улыбалась война ещё и с поляками. Он пошёл на достижение не только перемирия, но и прочного политического союза с Пилсудским.

А в апреле 1920 года, как раз перед активизацией поляками своих военных действий против красных, между Польшей и Украиной был заключен договор, по которому Петлюра признал Галицию и Волынь частью Польши. Сама Украинская армия Петлюры составила 7-ю Украинскую армию Войска Польского и в предстоящей войне должна была добывать себе независимость – конечно, в вечном тесном военно-политическом союзе с новой Польшей.

Пресловутый лозунг «Польша от моря до моря» (т.е. от Балтийского до Чёрного), который был якобы официальным для Пилсудского, никак не относился к самой Польше. Выход к Чёрному морю от Днестра (где начиналась граница новой Румынии) далее на восток должен был принадлежать независимой Украинской народной республике (УНР), которая, конечно, долженствовала находиться в довольно тесной, в т.ч. финансово-таможенной унии с Польшей.

Далее, земли к югу от нижнего течения Днепра (Северная Таврия, как они тогда назывались) находились с весны до осени 1920 года в полосе действия белогвардейской Русской армии генерала Врангеля. Следовательно, к УНР в ту пору они также не могли перейти, тем более, что успех всего мероприятия вновь сильно зависел от того, сумеют ли столь разные национальные антибольшевицкие силы найти общий язык в борьбе?

Но, предположим, что это удалось бы сделать, тем более, что предпосылки к сему имелись. Тогда УНР контролировала бы Черноморское побережье между устьями Днестра и Днепра, а армия Врангеля – Причерноморье и Приазовье к востоку от Днепра.

Но кто сказал, что Польша, при удачном стечении обстоятельств должна была, даже для своих союзников, добиваться восточных границ только 1772 года? Ведь в этом случае Украина не переходила даже за Днепр. Предполагаю, что более упорное ведение войны позволило бы Пилсудскому поставить вопрос о восточных границах по состоянию на 1648 год, то есть до восстания Богдана Хмельницкого. А в то время в Речь Посполитую входила не только значительная часть Левобережной Украины, но и вся историческая Беларусь со Смоленщиной. Западная граница Москвы начиналась лишь чуть восточнее Вязьмы и сразу за Брянском.

Напомню, что в гражданской войне был и такой фактор, как Белорусская народная республика (БНР). И его Пилсудский тоже пытался поставить себе на пользу. Ричард Пайпс считает, что благоприятным исходом советско-польской войны для Пилсудского смог бы стать только такой, при котором Польша становилась гегемоном новой системы независимых государств от Финского залива до предгорий Северного Кавказа.

Давайте взглянем на прилагаемую фотокарту, где тусклой красной краской приблизительно вычерчены границы государственных образований в этой новой, так и не состоявшейся системе Речи Посполитой от моря до моря. Границы собственно Польши ясны. На востоке они почти соответствуют границам, установившимся между Польшей и большевиками по договору 1921 года, с небольшими отступлениями в пользу УНР и БНР. На востоке УНР и БНР граничили бы с Советской Россией по тем рубежам, по которым Польша и Великое княжество Литовское соприкасались с Московией по окончании Смутного времени.

С юга к этой новой Речи Посполитой примыкала бы территория, освобождённая Русской армией генерала Врангеля. По своей экономической и политической системе она естественнее интегрировалась бы с новой Восточной Европы, а не с Советской Московией.

Для большевиков в период массовых народных восстаний против их власти весной 1921 года это был бы спасительный компромиссный мир, сумей и поляки и врангелевцы сохранить боевой порыв до такого времени! И кто может тогда утверждать, что на оставшейся у них территории большевики сумели бы продолжать в полной мере свои гибельные эксперименты над народом?! Да само близкое соседство крупных стран со своим же народом, только живущим несравненно более свободной по сравнению с большевизией жизнью, регулярно подтачивало бы основы коммунистической деспотии! А сколько миллионов славян было бы спасено от террора чрезвычайки и от ужасов голодомора!

Нет, право, остаётся пожалеть о том, что Пилсудский осенью 1920 года счёл неуместным ребячеством то, что в перспективе могло дать всей Восточной Европе свободу от тоталитаризма.

Остаётся ещё надеяться, что какой-нибудь талантливый писатель сумеет развить заданный сюжет в антиимперской исторической утопии, каковых так не хватает нынешней массовой русской литературе.