«Я люблю традиции и люблю Ницше»

«Сумрачный гений» Владимир Епифанцев на рубеже девяностых-нулевых был кумиром контркультуры. В общем, он и сейчас таковым остается – уровень, заданный лидером авангардного «Прок-театра» и поныне недосягаем. Ряд его смелых неполиткорректных проектов (цикл театральных постановок на шекспировские темы, мрачнейший индустриальный перформанс «Маяковский», отвязная телепередача «Дрёма» на 6-м канале, видеоролик «Тайд», видеоклипы на стихи Алины Витухновской и пр.) в свое время произвел настоящий фурор – о Володе говорили, записи с его постановками переходили из рук в руки, копировались, становились раритетами.

Владимир сохранил неувядаемый драйв, остроту мысли и парадоксальный взгляд на современный мир. В интервью Руфабуле мы увидели настоящего Епифанцева.

- Володь, весь киношный мир был взбаламучен «казусом фон Триера» на каннском фестивале пару лет назад. Инцидент с «гитлером» оттенил даже итоги кинофорума. Каково твое отношение к случившемуся? Считаешь ли ты, что художник должен, что называется, «играть по правилам» современного мира или, напротив, пришло время покончить с эпохой политкорректности?

- Нет! Пришло время для напалма. И первое что нужно сжечь – это Канны. Которые подвели черту под эпохой рака мозга. Приз Малеку тоже этому подтверждение. Честно говоря, нет даже сил про это говорить – хочется просто убивать. Но не так как это делает быдло, вскормленное российской, ублюдочной, современной культурой, движимое животными позывами нажраться колбасой, а убивать по настоящему, на духовном уровне с некоторым количеством физической расправы, конечно же. Отдельных, правда, придется скрутить и отпиздить. Пиздюли – это лучшая терапия болезни мозга, которой столь сильно страдает человечество лицемеров и конформистов. Пиздюли еще придумали древние тибетцы. Гитлер, кстати, от них и набрался. Триер, в виду своей художественной гениальности, просто не смог так корректно сформулировать, что, мол, вы все страшные уроды, свиньи, зомби, отморозки, фашисты, экстремисты, ублюдки, я вас всех презираю, и будьте вы прокляты. В общем, так много всего хотел сказать, что уже и без того сказано его фильмами, запутался и просто перевел на себя стрелки презренья. Художник – своеобразная машина, которая отображает лишь то, что видит. Канны подтвердили своим поступком, что они, в общем-то, персонажи триеровского Догвиля. Триеру давно надо было послать их на куда подальше. Я бы пригласил сегодня Ларса в Россию возглавить министерство культуры. Россия созрела для эстетического бунта. Чтобы навести порядок нужен Дьявол! Нужны армии писающих кровью монашек! Ибо, то, что сдерживается, станет кровавым ливнем и изольется наружу, а с ним и их ненависть.

- Как бы в продолжение темы. Политкорректность – своеобразный политический манифест нынешнего искусства (прежде всего медийного, т.е. кино). Негласно (а порой и гласно) в этой среде доминируют люди левацких взглядов. В то же время ощущается некая, условно, «правая» волна, которая идет преимущественно из Восточной Европы, частично Скандинавии. Чувствуешь ли ты столкновение «правого» и «левого» в современном кино, театре? Или, возможно, мы вообще имеем дело с симулякрами идей?

- Да все эти столкновения сплошной фарс, сгнившая овчинка! Я воспеваю только лишь сумерки, черные дыры, выталкивающие меня из неизвестности в эту ссучившуюся жизнь. Мы в этом мире лишь для того, чтобы иметь возможность увидеть чистую энергию ужаса со стороны и растворить в нем добро и зло! Наша цель – монолит, грозная гармония, разящий восторг Абсолюта! Для начала, нужно отделить бессмертие от червей и паразитов! Это не левое и не правое и даже не центр – это тотальный шквал царства преисподней! Знаете, почему Триер сочувствует Гитлеру? Потому что бедняга хотел разверзнуть землю и выпустить зло, чтобы изменить дух, а получилось обыкновенное, физическое насилие. Он как ребенок, который хотел разгадать тайну смысла, а всего лишь поломал все свои любимые игрушки. Чтобы увидеть ужас, не нужно никого физически убивать – нужно только колдовать и работать с духом.

- Во многих своих интервью ты нередко противопоставляешь свою нынешнюю «сытую» жизнь авангардному и отвязному прошлому. В то же время иногда кажется, что у тебя какая-то скрытая ирония и стёб по отношению к «сытости». Или ты на 100% искренен и быть бессребреником ныне пошло и глупо?

- Мои интервью в популярных СМИ – это просто пиздеж. Желание скрыть свои реальные намерения, показаться нормальным, спрятать настоящее лицо от тупых свиней. Им не нужно знать, как я выгляжу. У меня нет прошлого, только будущее, которого у России нет, а я к нему аккуратно подползаю. Я и еще кое-кто, кто всех ненавидит. И эту ненависть породила ложь, в которой плавает труп общества.

- Почему в России по-прежнему так сильна инерция и преклонение перед классическими театральными формами? Что происходит с отечественным кино? Откуда такое огромное количество фильмов о ВОВ? Кстати, ты в них вроде особо не снимаешься…

- У России нет инерции ни к каким формам, тем более к классическим. Россия ничем не отличается от Канн – она так же тупа и безобразно фальшива, как «Древо жизни» Малека. А фильмы, в которых я снимаюсь, я совсем не знаю. Я их не смотрю и не помню вообще, про что мои роли. Да, я и сценарии-то не читал этих муда-фильмов. Просто хуярю от нехуя делать. Когда я работаю в кино, я использую это время для медитации. Кино и сериалы – это моя пустыня, где просто хорошо думается.

- Сталкивался ли ты с проявлениями цензуры или госзаказа в современном российском кино, театре и т.д.? Входишь ли ты в какие-либо киношные группировки? Ну там, «за» Михалкова или «против».

- Цензура и госзаказ в Российском кино – это тот же фарс. Кидалово обычных барыг и уголовников. Ни в какие группировки я не вхожу. Меня воротит от всей этой сволочи. Российское кинопроизводство – это омерзительная аномалия, потому что там рулят бляди, которые должны сосать в притонах. Кино и театр в России – это обычная петушатня. Ноль идей, ноль чувств. Очко, вместо мозгов. Но радует то, что, «кое-кто» уже вышел на поиски этих мразей. Он доберется до них, а «они будут стоять и не знать, что им делать и выглядеть как шизофреники, пытающиеся поцеловать детей автоматными пулями».

- Ты часто говоришь о семье, но большинство воспринимает тебя несемейным человеком. Может ли вообще человек, по жизни индивидуалист и бунтарь, найти компромисс между традиционными ценностями и ницшеанством? А может быть семья и «ницшеанство» (ну или что-то в этом роде) не так уж противоречат друг другу?

- Не знаю! Я люблю традиции и люблю Ницше. Опасно вставать на какой либо путь, потому как все дороги ведут к церкви. Это величайшая хитрость, которую изобрели богопоклонники. Я люблю быть там, где нет никаких дорог. Я люблю быть в лесу. И еще: я обожаю свою семью и детей и за них могу убить, даже физически. Я ненавижу бытовое насилие, но за семью, я спустил бы в унитаз все искусство мира и рвал бы зубами человеческое тело. А семья и Ницшеанство не только не противоречат друг другу, Ницше – это основа семейных отношений – это их начальные правила! Ницше – это то, что необходимо экранизировать вместо АБВГдейки и транслировать по всем каналам для детей. А пока наше общество воспитывает маньяков и убийц.

- Где сосредоточен сегодня твой круг интересов? Что ты слушаешь, читаешь, смотришь, ходишь ли на выборы? Если случится революция, ты останешься в стороне?

- Я считаю, что революция, где есть место физическому насилию – это бессмыслица. Это чистка поверхности от грязи идущей изнутри. Такие революции случаются от беспомощности и приводят к власти лицемеров и откровенно больных людей. Безусловно, что существование предшествует сущности, или бытие определяет сознание, но это бытие могут создать лишь исключительно сущностно сознательные творцы, исключающие насилие как инструмент революции. Но нам, творцам, в принципе насрать, что происходит с обществом и их социальными условиями. По нам, так, чем больше ужаса и бреда, тем лучше. Я смеюсь над людьми с оружием в руках. Не над бойцами спецназа, которые просто на работе, наивно защищают жизнь тех, кто ее же и разрушает, а над теми клоунами в костюмах рыболовов, совершающими государственные перевороты. Поменяйте АБВГДейку на Ницше или Кастанеду, и уже наши дети не станут быдлом. «Кроиться миру в черепе кастетом» – это не значит проламывать головы старушкам и детям. Маяковский имел в виду колдовство в чистом виде без насилия. И я следую его заветам. Но если ко мне домой полезет враг, эдакий Наполеон, то конечно же я не буду отсиживаться. Я буду резать его в куски. Есть его печень, жевать его кожу, и пить его кровь. Но тогда возможно пострадают не только они. Война – это хороший повод стереть с лица земли все тупое человечество, кроме тех, кто рубит, конечно же.
Что же касается интересов... Читаю я редко и только, если удается найти какую-нибудь сакральную жуть. Все то, где есть дьявол и подлинный ад. В музыке тоже самое. В кино так же, но там этого почти нет. В театре – это я и еще один, или два художника типа Ромео Кастеллучи.

- Приятно было посмотреть на твою работу в «Утиной охоте», «Дженерейшн Пи». Что тебе самому нравится более всего из твоих нынешних проектов в кино и театре?

- Ничего!

- Многие из твоих экранных героев брутальные мачо. Однако, нам милее твоё прежнее Я, связанное с авангардным «Прок-театром», «Дрёмой», «Тайдом». Понятно, что сегодня всё упирается в деньги – надо жить, кормить семью и т.п. И, тем не менее, если предположить, что «Прок-театр» возродится, чтобы ты поставил? Какие темы, авторы, по твоему мнению, требуют подсветки, более пристального внимания?

- Дьявол!