Локальный Север и локальный Юг
Свежие новости из Турции и Бразилии впечатляют масштабом и накалом уличного протеста. Комментаторы в Рунете публикуют в своих блогах фотографии и видео из Стамбула и Рио, вслух или про себя вздыхая — дескать, не то у нас. Учат нас практической демократии теперь уже страны третьего мира, а мы позорно терпим ярмо диктатуры.
Попробуем на минуту представить, что дало бы повод интернет-воинам гордо расправить плечи. Массовые акции типа «Болотной-Сахарова» для этого очевидно не годятся: они презрительно именуются «маршами от метро к метро» или «стоянием в загоне». Впрочем, для пресловутого «штурма Кремля» у немногочисленных радикалов, шумно отказавшихся идти на Болотную 6 мая 2012 г., нет ни сил, ни авторитета. Кроме того, бразильские, турецкие и даже египетские события — это вовсе не «штурм Кремля». Но что тогда? Баррикады на Пресне? Многотысячная осада Смольного? Городская герилья в Нижнем и Екатеринбурге?
Типологическая разница России с Тунисом, Египтом, Грецией, Турцией, Бразилией и т.д., в общем-то, очевидна: длительные и порой успешные восстания улицы против власти происходят в южных странах. Климат, не препятствующий круглосуточному пребыванию на площади, специфический городской ландшафт с обилием трущоб и камней под ногами, относительно широкое распространение нелегального оружия и, главное, национальный темперамент и вековые традиции бунтов (в т.ч. и в странах Нового света) — вот причины, которые в первом приближении достаточно убедительно объясняют разницу между Таксимом и Болотной.
Однако несколько парадоксальным образом мы не осознаем себя как северный народ — вопреки стереотипному взгляду на русских извне. Северяне в наших глазах — это скандинавы, финны, якуты и эскимосы. Нордическое спокойствие несвойственно нашей национальной мифологии, да и потом, как же быть со знаменитым русским бунтом — бессмысленным и беспощадным? Пожалуй, именно эти черты коллективного бессознательного заставляют нас предъявлять счет беззубости «болотного протеста», поманившего в декабре 2011 г. иллюзией скорой победы.
Следует заметить, что разница между Севером и Югом географически нелинейна. Темпераментные жители Гаскони и Прованса живут на одной широте с генуэзцами и миланцами, которые в Италии считаются холоднокровными северянами. Аналогичным образом и в северной стране России есть обширный и густонаселенный исторический Юг, который, несомненно, оказал огромное влияние на нашу идентификацию. Большинство российских бунтов начиналось на Дону и в нижнем течении Волги. Знаменитая казацкая вольница, традиция поголовного владения оружием и обособленность от центральной власти — все это визитная карточка восточноевропейских южан, значительная часть которых создала собственную украинскую идентичность, а в новейшее время уже успела впечатлить мир «Оранжевой революцией».
Конечно, «возрождение казачества» ельцинско-путинского розлива по большей части — карикатурное, и ко всему этому имеет ничтожное отношение. Но все же, например, последние события в Новохоперском районе Воронежской области показывают, что южнорусский протестный менталитет никуда не делся. В борьбе за собственную землю против никелевых инвесторов местные жители, как оказалось, готовы проявлять не меньшую решимость, нежели стамбульские студенты или обитатели фавел Сан-Паулу. Несколько тысяч участников Большого казачьего круга, собравшиеся со всех окрестных районов, преодолели сопротивление полиции, разгромили поселок геологов и сожгли дорогостоящие буровые установки, тем самым серьезно затруднив дальнейшую разработку Еланского месторождения. Циничные комментаторы пишут о «ряженых казаках, подкупленных Потаниным», подразумевая, что в основе событий на Хопре — конкурентная борьба никелевых гигантов. Но примерно с таким же успехом можно говорить о «западных деньгах» на киевском Майдане или каирском Тахрире. Попытки внешних сил использовать те или иные конфликты в свою пользу были и будут, однако острота и характер этих конфликтов мало зависят от суммы вложенных в них денег.
Много ли блогеров, восхищенных смелыми турками и бразильцами, готовы поддержать — хотя бы морально — своих южан в Новохоперском районе? Ответ на этот вопрос, судя по всему, отрицательный: кто-то их просто не замечает, кто-то им не доверяет (см. выше про «ряженых»), кто-то считает действия казаков недопустимым насилием. Лишь часть авторов высказывается в том духе, что вот как бывает, когда доведут народ до крайности. Наконец, большинство городских протестантов, похоже, не готовы отождествлять себя с новохоперцами. Этот идентификационный разрыв проходит вовсе не по линии город-деревня, и разница в образовании и уровне доходов тут тоже не имеет решающего значения. Здесь южному темпераменту противостоит северная хладнокровность.
Современные российские нацдемы любят апеллировать к северному, «новгородскому» следу в русской идентичности — тут непременно вспомнят и вечевую демократию, и отсутствие крепостного права, и не меньшую, чем у южан, отчужденность по отношению к «московской» власти. Рискну предположить, что жители большинства российских городов и, в частности, участники половинчатой «снежной революции» - северяне в значительно большей степени, чем этого даже хотелось бы нацдемам. Значит ли это, что они (мы) трусливы и, в отличие от южан, не способны к решительным действиям? Не думаю. Решительность заключается не только и не столько в готовности теснить и прорывать полицейские цепи. Не менее важно понимать, для чего это все. Умение определять общие интересы и действовать совместно — вот главный признак политической решительности. Именно поэтому массовые мирные акции вполне могут быть результативнее силовых столкновений — именно поэтому важно помнить как про египетский Тахрир 2011 г., так и, скажем, про «Балтийский путь» 1989 г.
В декабре 2011 г. на московских площадях начались важные для всей страны события, исход которых еще не определен. В каком-то смысле от исхода этих событий зависит дальнейшая эволюция мозаики русской идентичности. Для человека деятельного и творческого — это вызов и ответственность. Так что завидовать пылким южанам и проклинать болотный «слив протеста» — пожалуй, дело пустое.