Имена особого пути

Раз-другой в году, садясь в подземку цюрихского аэропорта Клотен, перевозящую пассажиров от одного терминала к другому, я по контрасту поминаю недобрым словом родимое Шереметьево. Сколько его ни строили, ни перестраивали... Затем, уже просто по инерции ума, является профессор в полковничьих погонах с сакраментальным вопросом на засыпку нерадивых слушателей: «Почему Россия не Америка?». А почему ей не быть Швейцарией, в самом деле? Ведь не в размерах суть и не в запасах высоколиквидного сырья, которых в Альпах нет вообще: в изобилии здесь лишь гидроэнергия и стройматериалы, как во многих горных местностях, да еще калийная соль.

При этом национальный доход на душу населения у швейцарцев один из самых высоких в мире — за 80 тыс. долларов. Почти вдвое больше, чем в Германии или Франции, впятеро по сравнению с Россией и в 20 раз выше, чем в Украине.

Сейчас там и вовсе затевается некий «апофигей» социального благорастворения: всенародный референдум о гарантированном доходе для каждого совершеннолетнего гражданина, даже если тот не проработал в жизни ни единого дня. Подписей в установленный законом срок собрали на четверть больше 100-тысячного минимума. Предполагаемая ежемесячная выплата не сказать, что роскошна, учитывая высокий уровень внутренних цен, но и убогой ее не назовешь: 2800 долларов. Ощутимо выше, чем в нефтяном штате Аляска, где такая практика действует не первый год.

Левым активистам, наблюдателям и комментаторам эти планы, разумеется, по душе. Правые, с пламенной Юлией Латыниной в авангарде, преисполнены негодования: ведь подобная халява — верный путь к росту патернализма, социального паразитизма и эксплуатации добросовестных тружеников.

Да только так ли велики эти угрозы в условиях самобытной швейцарской духовности?

Папаха проповедника

Интереснее, по-моему, отрешиться от сюжетов, привычных полковнику Паршеву, и задуматься над парадоксом: а почему Швейцария... не Чечня? Точнее, как ей удалось так далеко шагнуть от того европейского аналога нашей маленькой гордой республики, каким она была и в древнеримскую эпоху, и большую часть средневековья? Или, если взять ближе во времени и пространстве, от нынешних двух Албаний и Боснии.

В горах — что тогда, что сейчас — гораздо легче и надежней преуспеть в партизанщине, чем в региональном или мировом разделении общественно полезного труда. Так же часто жители соседних долин не ладят меж собой: почти у каждой свои отдельные обычаи и даже язык. Иные исторические параллели просто поразительны: вот хотя бы сказание о том, как в кантоне Ури пришлый «стационарный бандит» повесил шляпу на шест и велел, чтобы каждый прохожий кланялся его личному символу власти. Храбрец по имени Вильгельм Телль отказался; собственно, с того дня и идет отсчет независимости Швейцарской конфедерации. Точно таким способом еще в прошлом столетии маркировали зону своих особых интересов вайнахские рэкетиры, официально числившиеся «охранниками» чужих пастбищ и огородов, — с поправкой, само собой, на фасон головного убора.

В средние века феодалы всей Европы охотно нанимали упрямых, воинственных горцев для междоусобных разборок (сейчас давняя традиция сохраняется в гвардии Папы Римского); так и наши хозяйствующие субъекты в «лихие девяностые» нередко решали споры с помощью чеченцев.

И прямая демократия — конечно, уже не допотопного образца, а современная плебисцитарная — процветает в Швейцарии по сей день. По насыщенности автоматическим стрелковым оружием в частных руках эта страна, единственная в Западной Европе, примерно на равных с нашим Северным Кавказом. Только там оно не убивает направо и налево, а рутинно поддерживает боеготовность каждого прошедшего армейскую выучку гражданина, чтоб никакие ортодоксы-тьермондисты не застали врасплох...

Да и сам легендарный герой — кто ж еще он был, как не натуральный абрек? Однако если в этой стране решат устроить вдобавок и конкурс имен — символов нации, то, думаю, именно Вильгельм Телль окажется вне конкуренции. Но если бы швейцарцев могло заинтересовать мое частное мнение, я бы предложил на выбор двух других.

Религиозный реформатор Жан Кальвин и немецкий ученый Макс Вебер. Первый в середине XVI столетия заложил своими проповедями самые основы, как сейчас модно выражаться, культурного кода нынешней Швейцарии. Второй дал его социологическое описание и объяснение в знаменитой книге «Протестантская этика и дух капитализма» (1905).

Правда, швейцарцами не были ни тот, ни другой. Вебер, впрочем, ближе к концу жизни обзавелся в этой стране тезкой-однофамильцем (отчасти и будущим коллегой по профессии: Макс Вебер-второй, доживший до последней четверти ХХ века, стал «не простым, а старшим экономистом», причастным к государственным делам). Но сам он заглядывал на альпийские луга лишь мимоходом, подлечить расстроенные нервы. Зато уроженец Пикардии Кальвин, верный последователь своих старших современников Мартина Лютера и Ульриха Цвингли, на добрую четверть века сделался духовным наставником швейцарского кантона с главным городом Женевой, кем-то наподобие «протестантского аятоллы».

Также и первые результаты его деятельности по спасению душ походили куда больше на реальный быт современного Ирана, Саудовской Аравии или Талибана (а равно на «влажные грезы» православнутых кремлядей), чем на залог будущего процветания. В описании российского историка Реформации Николая Кареева:

Человек, по Кальвину, есть существо, от природы имеющее наклонность ко злу и неповиновению, а потому, учил он, человека нужно держать в строгости: задача светской власти, по его мнению, состоит в том, чтобы наказывать без послабления и жалости не за одни преступления уголовного характера, но и за оскорбления, наносимые Богу, за все разные виды безнравственности... Время от времени производились домашние обыски, и отбирались вредные и легкомысленные книги и тому подобные предметы. Посещение трактира без нужды влекло за собою штраф. Театры, балы и танцы изгонялись. Наказывались отлучением от церкви и светскими карами даже незначительные проступки против благопристойности и приличий. Оскорбление Бога было слишком растяжимое понятие, и под него можно было подвести массу самых разнородных поступков. Такой режим поддерживался при помощи настоящего шпионства, вносившего в жизнь общества немало и деморализации.

Как и почему сработала в дальнейшем «бритва Оккама», удаляя излишки богословского доктринерства, ханжества и бытового садизма, объясняет Вебер. Согласно ему, протестантские страны на рубеже Нового времени совершили социально-экономический прорыв, обгоняя бывших лидеров Европы — Италию, Испанию, а в конце концов и Францию — не с помощью производительных сил и производственных отношений, а благодаря этической системе кальвинизма. Самыми успешными предпринимателями становились протестанты. В их деноминациях вернейший путь к вечному спасению — не отказ от мирских благ, а разумное ведение прибыльного хозяйства. Стремление к богатству не расценивается как грех алчности или гордыни, но как печать праведности. Это Вебер и назвал «духом капитализма», подчеркивая нематериальную сторону земного могущества.

Когда миновали долгие десятилетия религиозных войн, положительный идеал в протестантском мире возобладал и над борьбой с влиянием Рима, и над самоценными преследованиями бытовых грешков. Человек получил «право быть взрослым, самому определять свой образ жизни и мировоззрение». Закавыченные слова, нотабене, принадлежат не кальвинисту и не англиканцу, а православному игумену Вениамину (Новику). Неудивительно, увы, что свои земные труды этот выдающийся богослов закончил на одиннадцатом году путинского правления в должности заштатного клирика Санкт-Петербургской епархии.

Тем временем многие соотечественники стараются внушить пастве идею, будто истинная, то есть «православная» экономика вообще не должна служить для производства каких-либо материальных благ, но исключительно для воспитания нравственности — прежде всего, разумеется, патриотических чувств. О «подвижничестве» на этом поприще высших иерархов РПЦ и поминать смешно...

Швейцарские же социальные реформаторы наших дней, по мнению автора одного из самых взвешенных комментариев в Рунете,

не боятся, что даровые деньги лишат людей стимула трудиться, — по их мнению, подавляющее большинство населения продолжит работать. Более того — труд станет более осмысленным и производительным, так как будет мотивирован уже не страхом перед нищетой, а стремлением занять достойное место в обществе, принести пользу и т.п.

Хотя живут там не одни протестанты — примерно половина 8-миллионного населения Швейцарии исповедует католицизм, — плоды их совместной истории позволяют признать этот вывод вполне обоснованным.

Св. Бл. Князь Центоройский

Россия еще и тем на Швейцарию не похожа, что персональным символом из телевизора она уже обзавелась. Лет пять назад «нашим всем» был признан Александр Невский, обошедший товарища Сталина в процессе типично «чуровских» махинаций с электронным голосованием.

Фигура, если вдуматься, едва ли менее мифическая, чем швейцарский стрелок. Сегодня о Невском только и можно сказать с уверенностью, что он, во-первых, с младых ногтей водил рати на разных супостатов — то на чужеземцев с инородцами, то на русских, не исключая родного брата. Для средневековых военачальников дело вполне обычное. Во-вторых, Невский, несомненно, преуспел в политических интригах: он с помощью монгольских ханов оттеснил всех конкурентов и сделался одним из ранних основателей Московского великого княжества, впоследствии первой царской династии. Через некоторое время после смерти, приключившейся невесть от чего, Александр Ярославич, подобно несметному множеству собратьев и сестер по властному чину, был канонизирован, удостоился собственного «Жития» (именно оно служит до сих пор основным биографическим источником), а также приставок к титулу «Св.» и «Бл.»: то есть святой благоверный князь. Опять-таки, в этом списке, помимо всем известных мучеников Глеба с Борисом, великой княгини Ольги, Дмитрия Донского etc, имеются и такие полузагадочные или прямо экзотические фигуры, как зверски убиенный вятичами Кукша, Николай Святоша (что, скорей всего, не прозвище, а уменьшительное от Святослава), Меркурий, княжич моравский; даже «ордынский царевич Даир Кайдагул».

Как раз почтительная дружба с соплеменниками последнего помогла Невскому, по убеждению и православных, и многих левых патриотов, спасти отчизну от поглощения содомским Западом и от костров католической инквизиции. За что вся эта публика дарит его трепетным обожанием. Русские европейцы, напротив, ставят Александру в вину его роль едва ли не главного агента в повороте Руси на «азиатский», ордынский путь.

Впрочем, о правоте обеих сторон потолкуем в другой раз. Сейчас сильней занимает непраздный вопрос: а не найдется ли в пару Невскому имя-знамя для новых поколений Эрэфии? Вот так примерно, как учили в эпоху заглаженных под машинку чубчиков и чулок на резинках: «Сталин — это Ленин сегодня». Кто у нас годен стать «Александром Невским завтрашнего дня»?

Сразу оговорюсь: имя Владимир пока вне конкурса. Политической ловкостью нацлидер не отличился ничуть: верховную власть ему поднесли, что называется, сразу на блюдечке; далее двойная кривая — чинопочитания и полного ментального сродства с народной массой — сама услужливо везет. Разве что первоначальные попытки заигрывать с Западом еще можно как-то сопоставить с эпизодом, когда Александр Ярославич то ли гневно отверг (согласно житийной легенде) домогательства посланников Рима, то ли, что кажется гораздо вероятней, просто втихую спустил на тормозах, уверившись, что Папа ему и одной «дивизии» не пришлет. Ни в каких сражениях Путин также не принял личного участия, да и не потянут обстрелы Цхинвала и Поти даже на невнятную потасовку в Усть-Ижоре, не говоря о целом Ледовом побоище. Ежели только сделаться ему благоверным князем Ворошиловградским (Таврический, спору нет, звучал бы мощней, но ведь плагиат получится). Не дай-то бог...

Есть, однако, в нашей действительности персонаж, на редкость точно совпадающий с Невским по большинству биографических и личностных характеристик. Настолько, что даже впору усомниться в стиле академика Фоменко: не один ли и тот же человек вольно шагает из старых мифов в наглядную новейшую историю?

Как и русский святой, он с малолетства приучен владеть оружием и, надо думать, прикончил своей рукой не одного врага, покушавшегося на самое заветное для гордых родовичей — их право жить по исконной воле и обычаю, без оглядки на чуждую веру. Как и Александр Ярославич, этот воин в молодости потерял отца — тоже вождя, который в политике долго перебивался на третьих ролях, но затем стремглав пошел в гору, да преставился внезапно, хоть не сказать, что совсем непредвиденно. Кем были злоумышленники, осталось неясным в обоих случаях; проще гадать — кто только среди них не побывал.

Тут герою, совсем как Невскому, довелось задуматься всерьез, перебирая в уме заветы предков: отчего у ближних соседей даже в поговорку вошло: «Ну, с этих-то что взять, когда у них и князей настоящих не водится». А ведь верно, в кого ни ткни; да и власть сама какая-то не та. Без крепкого отвеса (так бы это сформулировал в своем веке Ярославич 1.0, четко произнося утраченные ныне гласные звуки; нам же привычней говорить «вертикаль») — одне лествицы шаткие. Нынче здесь, завтра там, едва начал насиживать место, тут с него и турнули. И ладно еще свой брат, конный и оружный, а как вечевые дергунчики погонят криком? То ли дело у поганых в ханской ставке!

В конце концов русобородый богатырь решительно отвернулся от песиглавцев, оказавшихся на поверку вовсе беспутными — пущай подавятся ихним юре магдебургенсе — и присягнул на верность завоевателю из глухих степей. Стал все чаще ездить на поклон в Орду — возвращался щедро одаренным; а со временем пообтесался на тамошний лад, смолкли и насмешки над его непривычным доспехом. Хан же ордынский почти перестал губить княжьих людишек, оставив право самому казнить и миловать. Взамен истребовал сущую малость: подать вольно брать по усмотрению, зато на ратников не скупиться, когда хан изволит пойти, скажем, на Гурджистан. А главное, не забывать ни на день и свидетельствовать повсеместно, что Русь есть исконный удел Великого Государства — Улуса Джучи.

Так князь, получив чаемое, частью растолкав, а больше побив соперников, сделался совсем настоящим. Даже приступил к переделке своих земель: принялся строить на них что-то такое... как бы симиле кум феудо матуро. Но поскольку пережитки скотско-хуторского уклада далеко не были избыты и в самой ставке, невзирая на неукоснительную отвесность оной (хоть там они уж давно разлагались вовсю и смердели под стать), то развитой феодализм выходил уж очень своеобразный. На новые нравы роптали отчего-то совершенно одинаково и старозаветные родовичи, и падкие на магдебургщину отступники. Недовольных то и дело приходилось усмирять; в этих делах князь с ханом неизменно находили полное согласие...

Одно лишь сегодня препятствует полному отождествлению Рамзана Ахматовича Кадырова с «Именем России». Хоть он, конечно, и «св.», и «бл.» в высокой степени, но в русские святцы не впишется никак, коль скоро выкрещиваться по примеру коллеги Кайдагула главный чеченец явно не собирается.

Так стоит ли возмущаться, что в следующем всенародном конкурсе, уже на главный архитектурный символ страны, без пяти минут победила большущая мечеть, выстроенная в Грозном по велению благоверного Рамзана. Правда, как говорили, без мухлежа опять не обошлось.

Где только мне не довелось бывать, а до нее не доезжал ни разу. Тем не менее не сомневаюсь почему-то, что если не в каждой, то в каждой второй проповеди тамошних имамов звучат слова о растленности Запада, продавшего душу шайтану. Ведь именно они, а не местный способ поклоняться богу, и есть самое важное для любой неотъемлемой части великого целого.

Это, впрочем уже отдельная история. Тоже отнюдь не «швейцарская».