Вся власть — Учредительному собранию!

97 лет тому назад большевистско-левоэсеровский Совнарком на один день созвал Всероссийское Учредительное Собрание, чтобы на другой же день его распустить. Как ни парадоксально, но разгон Учредительного собрания был одобрен не только во многих левых, но и в либеральных кругах. Кадеты, составлявшие военное руководство Белого движения, считали, что ни при каких условиях данный состав Учредительного собрания не должен был править Россией. (Вице-адмирал Колчак: «Роспуск этого Учредительного собрания следует поставить в заслугу большевикам»). Это вызвало роковой для всех антибольшевистских сил раскол, помогший красным утвердить свою диктатуру на шестой части света. Что касается правых, то уж они-то и вовсе не скрывали восторга от подавления большевиками демократов, будучи убеждены, что последние для России страшнее.

Историческое фиаско

А ведь ещё в марте 1917 года практически все классы и партии российского общества были едины в признании того, что только Учредительное собрание правомочно будет утвердить государственный порядок в России, где свергнуто самодержавие. Это был национальный консенсус, которого придерживались и все социалисты (Ленина тогда не слушали даже большевики), и либералы, и даже часть монархистов. Последние, например, не исключали плана, что корона может быть возложена на голову новому русскому самодержцу именно Учредительным собранием (как Земским собором 1613 года). Однако, как большинство подобных консенсусов, он оказался эфемерным.

Лозунг Учредительного собрания объединял с 1905 года основные партии буржуазно-демократической революции — эсдеков (тогда единых), эсеров (тогда тоже ещё единых) и кадетов. Все революционные и оппозиционные политики (кроме маргиналов) сходились на том, что только сам народ российский, через волю избранных им представителей, вправе решить судьбу России. Допускались отдельные учредительные собрания для национальных территорий, изъятия (люстрации) из избирательных списков по признаку сотрудничества со «старым режимом», но над всем верховенствовала идея народного суверенитета. Этот суверенитет мыслился выражаемым не иначе как в форме всеобщего и равного избирательного права при прямом и тайном голосовании («четырёхчленка»). Эта формула до 1917 года также входила в программы всех без исключения либеральных и левых российских партий.

И вот, как только сгинула власть, объединявшая российский народ во всеобщей ненависти к ней (особо оговорю, что это была ненависть лишь к конкретным лицам режима), выяснилось, что все классы и партии имеют взаимоисключающие представления о будущем России; а главное — все они с подозрением и ненавистью относятся друг к другу. Идея Учредительного собрания потерпела полный крах задолго до того, как этот орган попытались избрать и созвать.

Приверженность догмам

Леволиберальным правителям России после марта 1917 года очень мешала слепая приверженность юридической догме — той самой «четырёхчленке». Между тем, путём народной инициативы в ходе революции выросли органы, пользовавшиеся гораздо большим авторитетом, чем органы Временного правительства и избранные по «четырёхчленке» земства и городские думы. В подавляющем большинстве это были органы тех, кого мы привыкли называть трудящимися. Среди этих органов были и Советы. Однако большинством социалистов, в том числе левых, Советы до осени 1917 года рассматривались лишь как одна из классовых организаций, которая не вправе противопоставлять себя другим и говорить от имени всей страны.

В истории России до большевистского переворота был момент, когда она очень близко подошла к построению демократического несоветского (точнее — не только советского) государства. Я имею в виду общественную реакцию на крах попытки путча генерала Корнилова. В сентябре 1917 года Временное правительство объявило о созыве в Петрограде «Демократического совещания». Его целью было найти общественное согласие в оставшиеся два месяца до выборов в Учредительное собрание.

Среди организаций, пославших своих делегатов на Демократическое совещание, были, разумеется, и Советы. Более того, их депутаты составляли там значительно большинство. Вообще же, организации (Советы, Всероссийский крестьянский союз, профсоюзы, кооперативы, земства и городские думы, разные комитеты защиты революции, национальные союзы) обладали более значительным авторитетом, чем Временное правительство и чем могло бы при таких условиях иметь Учредительное собрание. Самое главное — избиратели лично знали тех, кого они избирали, в отличие от «четырёхчленки», ведущейся вслепую и представляющую собой подмену народного представительства.

В основе Демократического совещания лежала система прямой демократии, организованная применительно к огромной территории России (то же было и в основе Советов, только круг их избирателей был ниже). Провозгласить Демократическое совещание, собравшееся в Петрограде, вожделенным Учредительным собранием, помешала всё та буржуазная приверженность к математически строгой представительной демократии (один избиратель — один голос). А может быть, у лидеров Временного правительства были и задние помыслы.

Глупость «авторитетов», от царской «гебни» умученных

Как бы то ни было, Демократическое совещание под давлением авторитетных вождей (как-никак, столичная интеллигенция, отсидевшая в тюрьмах при старом режиме; никого это не напоминает?) постановило считать себя лишь совещательным органом, действующим до созыва «правильного» Учредительного собрания. Что стало с ним — известно. Впрочем, это «правильное» Собрание вряд ли способно вызвать восторг у подлинного демократа. В него был избран в основном цвет той «пострадавшей при царе» интеллигенции — люди, потопившие в безупречной демократической риторике расцвет прямой демократии.

Советская система была, безусловно, намного ближе к прямой демократии, чем буржуазная «четырёхчленка». Естественно, по условиям организации территории и уровня развития масс, она могла быть только многоступенчатой. Но там, по крайней мере, знали, кого выбирать, и могли отозвать неугодного депутата. Правда, все эти потенциальные преимущества были довольно быстро сведены на нет Гражданской войной, выдвинувшей партию как своего рода «рыцарский орден», главенствующий над Советами как органами власти. Огромную роль сыграла, конечно, накопившаяся классовая ненависть к «буржуям». Но вера в Советскую систему, очищенную от этих накипей, до самого конца Гражданской войны представляла собой самую действенную альтернативу из всех антибольшевистских движений («За Советы без коммунистов!»).

В нынешних условиях наверняка может быть организована прямая демократия в масштабах почти всей России (хотя где-то по условиям местности она ещё долго останется многоступенчатой, но уж это всяко лучше многопартийной подтасовки народной воли). И тут возникает опасность: не будет ли она, как Советская демократия в 1918-1920 гг., снова деформирована и подменена некоей новой «(много-)партийностью»? Да и снова, в случае падения нынешнего режима, прорастут как грибы «страдальцы за народную волю, безвинно пострадавшие от кровавой гебни». Ну, как не уважить их права «заступников народных» неким новым политическим дворянством? И спрашивается: как подобная политическая система будет отличаться от нынешней, эффективно подменяющей реальные интересы народа, но при безупречном соблюдении многопартийной демократии?

Сладкий сон национал-патриотов стал кошмаром для России

Центральный вопрос всякого государственного строительства есть, уж извините за тавтологию, вопрос его государственного строительства. Давайте вспомним, как пару десятков лет назад большинство русских националистов представляли себе процесс «строительства Русского национального государства». Вот из небытия явится Сильная Рука и воздаст тогдашней «пятой колонне» за обиды, нанесённые матушке-Руси, пригрозит западным супостатам и начнёт собирание Державы.

Нынешние национал-патриоты находятся в положении лорда Рупа из пятой части «Хроник Нарнии». Его занесло на некий остров, где сбывались сны. Сладкий сон русских национал-патриотов уже который год стал материализовавшимся кошмаром для России. А сами грезившие о державном реванше до сих пор не поняли, что, подобно лорду Рупу, стали морально сломленными людьми. И лишь долгий гипнотический сон (принудительный), навеянный волшебником-целителем, сможет когда-нибудь снова их вочеловечить.

Однако вернёмся к строительству России. Не стану разбирать здесь вопросы границ, национально-государственного устройства, а также того, будет ли это государство называться «Русским национальным». Все такие вопросы имеют тенденцию порождать бесплодные склоки, длящиеся годами, а следовательно имеют к задачам практической политики прямо деструктивное отношение. Вообще, на их обсуждение следовало бы объявить табу в любом порядочном обществе, и тот, кто его нарушает, должен восприниматься как враг русского народа. Впрочем, ближе к делу.

Будем исходить из аксиомы, что любая Сильная Рука во главе Российского государства есть признак политической болезни, с которой нужно как можно скорее покончить. Не обязательно физической ликвидацией таковой Руки, ибо болезнь может зайти так далеко, что вместо одной Руки вырастут, как головы Гидры, несколько новых. Единственным средством покончить с тем болезненным безобразием в истории России, каковым бывают вырастающие в ней Сильные Руки (и дурные головы, кои в восторге от таких Рук), является такая эффективная система взаимодействия органов демократической государственности и институтов гражданского общества, каковая полностью предотвращает появление Сильных Рук. Проще говоря, рубит их при первой опасности для страны.

Сильная Власть — единственное спасение от Сильной Руки

Сильная Рука это совсем не то же, что Сильная Власть. Более того, эти материи суть прямо противоположные. Сильная Власть действует в соответствии с волей и интересами суверенной нации, используя данные ей нацией полномочия и по закону, не отменяя основных принципов демократии и гражданских прав. Сильная Рука есть та, которая покушается на всё вышесказанное во имя каких-то других целей.

Покойный Вадим Цымбурский, которым очень многие восхищаются (я не из их числа, и сейчас объясню, почему), как-то сформулировал фашизм как «восстание ценностей против норм». Это очень интересная трактовка. Она может объяснить, в частности, почему отрицание норм, при которых только и возможны гражданское равноправие и демократия, обычно обосновывается ссылками на «ценности». «Ценности» — они же по определению выше норм. Так вот, Сильная Рука и есть антагонизм Сильной Власти — ценности против норм.

Итак, главная задача российского государственного строительства есть эффективное и неуклонное торжество Сильной Власти против «ценностей» Сильной Руки. Полагаю, что разрушение даже остатков Сильной Власти ведёт к государственной делегитимации. То есть расчищает место для появления Сильной Руки. И если существующие механизмы государственности не позволяют легально её реформировать, то её деструкция весьма возможна, и тут-то является Сильная Рука, не признающая Власти, Права и Человечности.

Вся власть Учредительному собранию, основанному на Советах?

Конституция Российской Федерации запрещает государственную преемственность. Будучи сама официальным преемником СССР, РФ не допускает легитимной возможности переучреждения на её месте государства-преемника. Принципиально это противоречит суверенным правам народа (ст.3). Есть только одна юридическая лазейка. Ст.135 позволяет пересмотр основных положений Конституции на Федеральном Конституционном Собрании (ФКС). Правда, закона о созыве ФКС нет до сих пор. Но таковое собрание вправе принять новый основной закон, в котором будет предусмотрена возможность для созыва следующего Конституционного или Учредительного (там не уточнено) собрания, полномочного (теоретически) принимать решения о переименовании государства, изменении его отношений преемственности и т.д. Вот такая трёхступенчатая схема.

Возможно, следовать этой схеме на практике — неоправданный юридизм. Однако я бы всё-таки предложил подумать вот над чем: над способом созыва того органа, который в реальности станет Учредительным собранием для будущей демократической России. Ведь принятые в законах РФ принципы выборов начисто исключают возможность того, чтобы собрание представителей, избираемое по «четырёхчленке», оказалось способно создать что-то более демократическое и адекватное, чем нынешнее Федеральное собрание. Персональные люстрации смогут дать здесь лишь паллиативный и краткосрочный эффект.

Значит, необходим принципиально новый подход к понятию народного представительства, к формированию корпуса исполнителей суверенных прав народа. Вероятно, придётся вспомнить (точнее — вернуться на новой основе!) о профессиональных организациях революционного 1917 года, о местных самоуправлениях, а может даже (кое в чём) — о старых сословных обществах. Короче — о Советах как традиционной форме русского народовластия.

Однако здесь мы рискуем попасть в очередную ловушку. Понятие о нации-носителе суверенитета как совокупности избирателей, обладающих одинаковым избирательным правом, которое им позволяют формально использовать раз в четыре года (реже, чем римским рабам разрешалось возлежать за столом господина — ежегодно в Сатурналии!), следует вытеснить другим. Совершенно абсурдно представление о том, что воля нации-суверена может быть наиболее адекватным образом выражена лишь на выборах по «четырёхчленке». Нет, всеобщность и равенство политических прав не ставится мной под сомнение. Но в любых выборах происходит делегирование полномочий суверена, следовательно — их искажение, их подмена. На этом и основана партийная система.

Всероссийское Интернет-Вече

Современный уровень грамотности народа и информационных технологий позволяет достигнуть прямого участия каждого гражданина в деятельности органов власти его государства на всех уровнях и в принятии его решений. Только так и может наиболее адекватно быть выражена воля нации-суверена.

Это можно уподобить праву (и даже обязанности) каждого древнего эллинополита принимать участие в работе народного собрания своего полиса и его органов. Впрочем, у нас есть гораздо более близкий пример — вечевой строй древнерусских городов.

В наше время (я говорю не только об урезанной российской, но и о «передовой» западной демократии) наиболее близкий пример такого рода — участие граждан в референдуме. Но референдум проводится по желанию парламента, и в нём решаются только вопросы, дозволенные парламентом. Это суррогат выявления народной воли.

Главная задача политического развития всякой нации — полная ликвидация профессиональных посредников (партийных политиков) между народными интересами и их изъявлением, интерпретацией. Пусть будут агитаторы, клубы по интересам (партии). Люди всегда влияют друг на друга. Но право гражданина на участие в принятии государственного закона, регионального закона, местного постановления должно быть максимально прямым.

Здесь часто ссылаются на успешный опыт Исландии в последние годы (кое-кто оспаривает эту успешность, но важен сам почин, первый подход). Понимаю, сколь сложно будет осуществить это в полной мере в условиях такого государства как Россия — хотя бы из-за неразвитости коммуникаций, да и вообще, как литераторы любят приписывать русским людям фразу — «дело вовсе новое и небывалое» (а коль так, то не греховно ли за него браться?). Но начинать-то с чего-то надо!

* * *
У национально-демократического движения должна быть конструктивная современная политическая программа, тянущая не в архаику и не в омерзительные попытки выяснения за рюмкой чая кто из великих русских поэтов прошлого — более русский. Если противники нынешних «патриотов»-архаиков — не такие же ретрограды, как те, то нужно работать над передовой политической теорией и стремиться методом проб и ошибок воплощать её на практике.