Демократия — это дуэт
Дважды мне пришлось наблюдать брожение умов российской «внесистемной» оппозиции с близкого расстояния — в Вильнюсе. Имею в виду, конечно, их саммиты, которых в этом году случилось два. Не стану распространяться о своих впечатлениях и эмоциях. Ибо это имеет смысл только в обедню, а не после нее. Но поскольку тема смены власти в России в ранге злобы дня, в том числе и на этом сайте, позволю себе, как говорится, вставить свои три копейки.
Опять же, не ставлю задачу анализировать и оценивать то, что сказано. Сосредоточусь на том, о чем недосказано. Или вовсе не говорится. То есть позволю себе некие «заметки постороннего», поскольку таковым в действительности и являюсь.
Был бы политиком, не стал бы аналитиком
Начать хочу с методологического отступления, которое можно предварить таким афоризмом: «Был бы политиком, не стал бы аналитиком».
В чем соль? Она в том, что аналитик исходит из мировоззрения, а политик — из политики как средства захвата или сохранения власти. Разница большая. Потому что политик действует в рамках доктрины своей партии и личных карьерных интересов. Аналитик, для которого двигателем карьеры является способность к непартийной беспристрастности, руководствуется куда более широкой платформой знаний и опыта — социологией, психологией, системным анализом, теорией управления, историей и т.д. Это позволяет значительно расширить горизонт обзора и увидеть позицию политика лишь как частный случай.
В то же время противопоставлять эти две ипостаси на основе отрицания или принижения — некорректно. Потому что противоречие между ними диалектическое. Одному и тому же персонажу свойственно вести себя по-разному — в зависимости от исполняемой роли. Как представитель партии, он является (и должен быть) проповедником определенных идей и принципов. А как управленец, административно-хозяйственный руководитель вынужден (и начинает) действовать совершенно иначе, зачастую вопреки партийным доктринам и принципам. Такую метаморфозу мы постоянно наблюдаем, когда лидер партии после победы на выборах становится премьером. В Литве это хорошо просматривается, к примеру, в деятельности такого известного политика, как Альгирдас Бразаускас, который, будучи экс-коммунистом и социал-демократом, засидевшись в начале нулевых в ранге премьера аж на шесть лет, порой демонстрировал такой жесткий либерализм, что его критиковали слева даже либералы.
Отчего это происходит? Оттого, что у политика и управление — разные системы координат. И разная консистенция. Объект управления — экономика, социум, внешние сношения и т.п. — явления цикличные и переменчиво-конъюнктурные. Объект политики — идеология, которой тоже свойственна эволюция. Но она происходит куда медленней, и в сравнении с управлением выглядит стабильной и постоянной. На практике же нередко ситуация складывается так, что идеология правящей партии приходит в противоречие с тем, что диктуют цикличные реалии. Растет безработица, бюджет не балансируется из-за высокой социальной нагрузки, бизнес чахнет под гнетом налогов — значит, требуются либеральные меры (снижение налогов и т.д.). Увеличивается разрыв в доходах населения, растет число бедных, урезаются социальные услуги ...значит, пришла очередь социал-демократов (рост налогов и т.д.).
Увы, приход «правых» или «левых» к власти вовсе не всегда эту ситуационную потребность отражает. Ведь одна партия может сменить другую и случайно — в результате громкого коррупционного скандала или внешнеполитического прокола. Кроме того, бывает, что благодаря харизме лидера и толковости команды правящей партии срок пребывания их у власти затягивается на два-три срока, в течение которых маятник цикла уже пошел в другую сторону. Поэтому политик в роли управленца, если он не догматик и дорожит властью, «забывает» об идеологии партии и предпринимает меры, которые требуются для решения конкретных проблем. Ну, то есть, «левый» снижает налоговый гнет, а «правый» — усиливает. «Левый» режет социальный бюджет, а «правый» его увеличивает. Ну и т.д. То есть все делается наоборот — вопреки партийной идеологии.
В современной политологии это поведение названо Realpolitik.
Это первый момент. Второй состоит в ответе на вопрос: может ли быть — хотя бы теоретически —политический режим , который бы устраивал всех? Или хотя бы подавляющее большинство граждан? Коммунизм с его диктатурой? Или капитализм с его демократией? Коллективизм или индивидуализм? Частная собственность или государственная?
Ответ, думаю, очевиден. Конечно, нет. Никогда! Почему? Да потому что мы — человеки — поделены на множество сортов, в зависимости от которых одним «подходит» больше одно, другим другое. Например, на такие психотипы, как «экстраверт» и «интроверт». А это разные миры. С одной стороны индивидуалисты, стремящиеся к состязанию и лидерству, не желающие копаться в прошлом и живущие днем сегодняшним и завтрашним; не гнобящие себя ошибками и неудачами, а стремящиеся к реваншу. С другой — равнодушные к власти и ценящие коллективное тепло; склонные вместо конкуренции к равноправию и равной пайке; копающиеся в себе и болезненно переносящие неудачи и глупости; чутко реагирующие на несправедливость. И т.д. Причем наверняка ведь Бог поделил свою паству пополам — 50 на 50.
А теперь попытайтесь мысленно смоделировать государственное устройство, которое бы удовлетворяло и тех, и этих.
ВЫВОД: идеальное государство, политический строй в принципе НЕВОЗМОЖНО построить. Обязательно одна половина жителей в нем будет недовольна.
А что же возможно?
Возможно в принципе два варианта. Первый — насильственный. То есть власть, государство и его режим опирается на одну часть общества, а другую подавляет или воспитывает (переформатирует) с помощью пропаганды или поблажек, а также используя в соответствии с особенностями. Да и вторая половина сама пытается адаптироваться. В результате при социализме не интроверты, а экстраверты с их цинизмом и энергетикой успешно преодолевали барьеры, чтобы пролезть в партийные дамки. Хотя сама система душила предприимчивость и конкуренцию.
Именно этой способностью системы подавлять, а людей — адаптироваться, и объясняется: почему же ВВП и его режим поддерживают значительно больше, чем половина граждан. Эту потрясающую возможность экстравертов адаптироваться и прекрасно себя чувствовать в любой системе каждодневно иллюстрируют такие яркие персонажи, как Никита Михалков, Владимир Соловьев, Александр Невзоров и....конца этого ряда не счесть! Я даже допускаю, что они не сильно лукавят, когда говорят: ну да, заблуждался... Человеку свойственно ошибаться...
Второй вариант: создание такого гибкого механизма, который мог бы манипулировать, подыгрывая и тем, и этим. Назовем его — механизм оптимизации. За примерами ходить далеко не надо: они более-менее успешно представлены на Западе в двухпартийной парламентской демократии. Говоря о двухпартийности, имею в виду не фактическое число партий (их может быть хоть сто!). И даже не смену ведущих. А , прежде всего, представительство левого и правого крыла. Реверансы то в сторону тех, кто пашет, то тех, кто скулит и паразитирует на социалке — это есть реакция балансирующей системы, стремящейся к стабильному равновесию. Полагаю, что именно это имел в виду Черчилль в своей расхожей сентенции на счет демократии.
Зря в корень
Мне кажется, эти два посыла должны лежать в основе всякого проекта конструирования или переформатирования системы общественного устройства. Причем их следует перенести и в формат политических кампаний — «разъяснительной работы» и агитации. Как это выразить в броской и доступной форме — нужно думать и пробовать, но удачное воплощение этих, в общем-то простых и логичных установок по идее работает на консолидацию избирателей. Ибо для обывателя важней не политик, а мудрый управленец, который апеллирует не к «своим», а ко всем и каждому.
Применительно к России, мне кажется, было бы эффектно по форме, и эффективно по сути, если бы либеральная оппозиция, в лице которой в основном представлена претензия на «переустройство», вещала бы не только о своих идеалах, а, например, о необходимости сформировать в стране сильное левое крыло социал-демократического толка. И даже способствовала — искала и поддерживала людей, которые могли бы вытеснить коммунистов. В том числе — и в стане зюгановцев. Кстати, на уровне общих академических рассуждений либералы важность «двухпартийности» (напомню, этот термин здесь используется как дуализм политического спектра) признают и озвучивают, ибо это входит в их концепт демократии. Однако в политическом поведении это практически ни в чем не выражается. Поэтому для страны, страдающей совковыми комплексами, они воспринимаются как «либерасты» — чужаки и затворники, «слишком далекие от народа».
Еще одна важная тема, игнорировать которую в серьезной политической игре нельзя — тема СПРАВЕДЛИВОСТИ. Фигурально она фокусируется, прежде и чаще всего, в отношении к переделу собственности, связанной с природной рентой. Для России это больной вопрос, поскольку мало где можно в мире найти аналог столь варварского его решение в 90-е. Сравнивать ситуацию с западной некорректно. Допустим, в США нефтегазовый сектор, как и многое другое, тоже в частных руках. Но там так сложилось исторически. Ибо недра Дикого Запада осваивали авантюристы ценой индивидуального пота и крови. А в России они из общенародной собственности перешли в частные руки путем раздачи со стороны власти. Поэтому повисли два вопроса: касательно условий приватизации и касательно самой правомерности ее. При Путине была создана новая модель: нефтегазовую иглу в значительной степени вернули государству. Только оно само изменилось — стало феодальным. Применительно к «богатствам от Бога»: а) это превратилось в ренту для ограниченной, очень узкой группы людей; б) ее владельцы обратились в вассалов-пользователей, которые зависят от расположения суверена.
Отсюда тяжкая подспудная социальная обида на несправедливость. Неважно, в какие русла она канализируется акробатикой Путина и пропагандой, но как негативная энергия существует. И ее заряд велик. Конечно, вопрос этот из категории, где трудно найти консенсус. Но игнорировать его — значит занять позу политического страуса. Или отдавать на откуп радикалов и популистов. Поэтому, во-первых, его следует фиксировать в программах и риторике. Хотя бы как признание проблемы и обещание вынести на публичное обсуждение — вплоть до референдума. Во-вторых, означить и темы этих диспутов. Если национализация, то до какого рубежа? И в каком исполнении? С передачей государственным или частным управляющим компаниям? Если частным — то на каких условиях и под каким контролем? Каков механизм использование прибыли? Наконец, как будет она осуществляться? С отъемом или компенсацией, с репрессиями или полюбовно?
Сомневаюсь, что либералы типа Ходорковского или Илларионова расположены будоражить такую тему. Но это лишь означает, что на роль «менеджеров перестройки» они не годятся. Значит, нужны люди, менее заангажированные идеологически (типа Навального).
Экономикус
Исходя из общей методологии подхода, требуется формирование и экономического блока реформаторов. Памятуя о том, что в этой части всякая конкретика особенно бессмысленна в силу эластичной природы объекта, здесь важно четко зафиксировать лишь те положения, которые явственно обозначают границы, отделяющие социалистическую экономику от рыночной. То есть то, что — в пику коммунистам — признают и либералы, и консерваторы, и социалисты. Их совсем немного, но их тем более следует обозначить, как «Отче наш».
А именно:
— правовые гарантии частной собственности;
— поддержка малого и среднего бизнеса;
— контроль над конкуренцией (в частности, нормы концентрации капитала);
— независимость центробанка и страховые гарантии для вкладчиков;
— признание функций социальной политики и защиты за государством;
— режим прозрачности и простоты регистрации и отчетности бизнеса;
Ну и, возможно, еще ряд общих положений, отражающих уже российскую актуальность, вроде:
— сход с нефтегазовой иглы и развитие реального сектора хозяйства;
— курс на высокие технологии и вхождение в глобальные цепочки разделения труда;
— вынос в приоритеты сектора науки и просвещения и т.п.
Это — экспромтом. Список, конечно же, может быть дополнен. Важно, чтобы этот блок ясно обозначил, с одной стороны, приверженность к определенной (рыночной) социально-экономической системе. И ее гибкость и маневренность — с другой. Проще говоря, даже при российском менталитете с его ордынским наследием и утрамбованностью его почти 70-летним режимом социалистического феодализма, подавляющая масса граждан уже достаточно «разложилась» и в состоянии принять рыночную модель. Если, конечно, им разъяснить, что на ее основе возможны большие амплитуды колебаний между либеральным и соцдемовским трендами. И что только апробирование и использование методов из обоих арсеналов обеспечивает успешное плавание среди отмелей и рифов современной экономики.
Движение — все
Эти два постулата важны и для осмысления механизма переформатирования системы. Во-первых, в аспекте целеполагания. И во-вторых — в плане его организации.
В первом ракурсе речь идет о создании реальной «двухпартийной» системы. Повторюсь, что под этим, чисто условным (в формате текста) термином понимается политический расклад в континууме левого и правого флангов , обеспечиваемый полновесной многопартийностью. Партий может быть сколько угодно, но важно, чтобы среди них было как минимум две, способных играть ведущие роли на обоих полюсах. То есть либо становиться правящими, либо формировать вокруг себя коалиции с более-менее одного поля ягодами. Например, СДП — с зелеными, какими-нибудь левыми националистами и даже центристами. Ну, а какой-нибудь Союз либералов — с консерваторами, центристами, правыми националистами.
Двухпартийная система не отрицает многопартийность: она является естественным порождением и развитием ее по закону политической конкуренции. Это подтверждает опыт практически любой страны с достаточно продолжительной историей демократии: от США с демократами и республиканцами до маленькой Литвы, где хватило десятилетия, чтобы у власти стали верховодить попеременно соцдемы и консерваторы. Эти пары в принципе могут сменяться «третьей силой», т.е. новыми партиями, которые вступают в борьбу за первенство. И им удается добиться успехов, благодаря харизме лидера, из-за крупных скандалов или просто от усталости избирателей от одних и тех же лиц. Но эта замена не меняет «двухпартийности» по сути: просто одни названия и имена на флангах заменяются другими. Например, в Европе соцдемов повсюду теснят «зеленые», а консерваторов — правые радикалы. В Литве «третья сила» проявилась в появлении в конце 90-х — начале нулевых таких новичков, как соцлибералы бывшего генпрокурора А. Паулаускаса, трудовики (Партия труда) миллионера В. Успаских, либеральные демократы экс-президента Р. Паксаса. Они не опрокинули дуэт СДП и консерваторов (Тевинес саюнга), но потеснили их во власти, ознаменовав этап сложных коалиций. Сама система от этого нисколько не меняется. Потому что, по сути, «третьи» — это лишь новые, вычурные вывески на тех же полюсах — левые/правые.
Во втором случае соль вопроса в том, кто поведет и как поведет? Полагаю, что когда речь идет о системной смене режима — авторитарного по форме и феодального по сути, то осуществлять этот процесс должна не партия, а некий блок сил, организационно оформленный как широкое общественное движение. Пример такого понимания ситуации демонстрирует Михаил Ходорковский, который не случайно, а совершенно сознательно свою «Открытую Россию» трактует и организует именно так. Конечно, это очень спорная точка зрения. Ибо у каждой организационной формы есть плюсы и минусы. Движение можно критиковать за его аморфность, идейную несовместимость людей и лидеров, чреватую острыми разборками после захвата власти, за возможность проникновения в его ряды провокаторов и отщепенцев и т.д. Но зато у него нет признаков идейной кастовости, свойственной партии, которая заведомо резко сужает социальную базу и массу, и активизирует сопротивление противников. А сама склонна в процессе борьбы к внутреннему авторитаризму, а во внешней политике — к нетерпимости к инакомыслию.
В сущности, ничего нового в этом нет. Такие процессы мы повсеместно наблюдали при развале Союза в национальных республиках. Правда, те движения обрели мощный консолидирующий стимул в национально-освободительной форме (в частности, «Саюдис» в Литве). Но ведь и Борис Ельцин использовал этот фактор для выделения России из СССР.
Поэтому мы не только предполагаем, но и знаем, что по логике конкуренции и политического отбора среди разных партий и лиц и в движении выделятся Ведущие. И не миновать внутренних разборок в борьбе за власть. Но это неизбежные фазы, негативные проявления которых можно уменьшить, исходя из опыта и благодаря «человеческому материалу». Но которые надо пройти. Причем на кону не только опасность эволюции в обратном направлении, но и сама возможность успеха.
Как все это возможно практически? Трудный вопрос, на который не берусь ответить. Точнее, ограничусь лишь самым общим видением. Сама платформа для движения уже есть. Ей даже название придумано — «несистемная оппозиция». Она представлена и несколькими партиями, и движением Ходорковского. К сожалению партии, позиционирующие себя как те или иные разновидности либералов, фатально демонстрируют свою неспособность на роль Ведущей силы. Своими бесконечными склоками и риторикой, в которой народу отводится (и то — лишь в вежливой форме) роль «массы», которая увязывается за победителем, они только подтверждают свою беспомощность и идеологическую зашоренность. Проект Ходорковского более перспективен, но у него трудности организационного характера, связанные с эмиграцией. Наконец, есть Навальный — фигура наиболее заметная и, как мне кажется, наиболее открытая для «менеджмента» в строительстве новой системы.
Как бы то ни было, но почва есть. Задача — вырастить на ней нечто более зрелое и определенное. Но для этого вначале нужно пропитать это поле системным пониманием стоящих задач. И бросить эти зерна на ниву альтернативы. Короче говоря, если все больше политиков будут понимать и проговаривать будущее не как победу своей партии, а как реально действующую многопартийную систему и Realpolitik, тем больше будет шансов растопить монархически-имперский монолит нынешнего состояния умов.
Наверное, процесс этот затянется надолго. А может быть, режим рухнет довольно скоро и в одночасье от накопленной гнили. Гадать не стоит. В любом случае: ломать — не строить. Поэтому главное — проектирование нового. Ущербность российской фронды в том и состоит, что у противников режима слабо с тем, чем можно зацепить и развить солидарность в массовых масштабах. К сожалению, в рядах оппозиции превалирует тренд на «идейную чистоту» в пику консолидации и консенсусу. При этом, как мне кажется, допускается ошибка, путаница в понятиях. Ибо желание «правильного» либерала отмежеваться от «неправильного» ничего, кроме узкопартийной спеси не содержит. Оно противоречит фундаментальному положению либерализма о многопартийности и состязательности на поле демократической системы. И чем больше либералы будут втолковывать простому обывателю эту и ей подобные истины, тем больше у них шансов стать органической силой национального масштаба.
P.S.
В заключение стоит отметить, что в своем кредо «Rufabula» объявляет целью быть площадкой для широкого спектра мнений на основe единого фундамента. И она вполне могла бы (да по факту и является) одним из центров распространения такого системного подхода.
