Общество

Заметки о перспективах России

Заметки о перспективах России

Российское общество сверху донизу поражено футорофобией — безотчётной боязнью будущего. Дело не только в том, что официальная идеология или, точнее, пропаганда не способна предложить никакой позитивной стратегии развития и образа будущего, а обыватель всеми силами своей инфантильной души тщится усидеть в вечно длящемся настоящем, вернее, в «жирных» и «стабильных» нулевых. Авось, пронесёт, авось как-нибудь наладится. Обыватель тем и отличается от человека рефлексирующего, что способен отмечать в окружающей жизни лишь количественные изменения, которые ему почему-то представляются обратимыми. Качественные же изменения для обывателя непостижимы и непредсказуемы. Не то, чтобы он вовсе их отрицал, нет. Он лишь уверен в том, что они происходят «где-то там», вдалеке от его жизненного мира, в каком-то ином измерении. В последние годы российские власти на славу постарались, чтобы сблизить измерения большого социального мира и жизненного мира обычного человека. Сближение это породило в общественной атмосфере нарастающее чувство тревоги. В воздухе будто разлито ощущение скорого краха, обвала, катастрофы. Иссякают последние психологические резервы терпения и благодушия. Всё чаще вспоминают, что подобного масштаба кризис имел место в России сто лет назад.

Проблема кризиса, однако, более глубокая, и связана с включённостью современной России в два уровня кризиса: глобальный и локальный. Кризис глобальный, так или иначе, охватывает всё человечество, и вызван завершением большого исторического витка, финальный этап которого был отмечен 500-летним доминированием западной цивилизации. В орбиту глобального кризиса в разных качествах и позициях вовлечены все цивилизации-участники культурно-исторического процесса в большом историческом времени, в том числе и Россия. И хотя рассмотрение России вне мировых процессов является часто допускаемой ошибкой, глобальный уровень оставим в стороне; он требует отдельного и специального разговора.

Локальный же уровень кризиса порождается внутренними причинами, проистекающими из собственно российского культурно-исторического опыта. Анализ обстоятельств этого кризиса, равно как и трезвый взгляд на исторические перспективы требует интеллектуального мужества. Необходимо ясно ответить себе на вопрос: хотим ли мы пребывать в комфортных и успокаивающих мифах или всё же готовы смотреть правде в глаза и принимать факты, сколь бы нелицеприятны они ни были? О чём здесь идёт речь? Не имея возможности приводить должные обоснования, попробую набросать их в предельно сжатой тезисной форме. Не стану также останавливаться на краткосрочных политических конъюнктурах, событиях, персоналиях: они, говоря словами Ф. Броделя, не более чем пена на волне истории.

Кризис, вызванный внутрироссийскими причинами — это не кризис роста, а кризис конца. Русские как имперский этнос уходят с исторической арены и вместе с ними уходит и та культурно-цивилизационная и государственная модель, которая формировалась, по меньшей мере, с 14 в. и на основании которой сложилось то, что называют русской системой, русской матрицей и т.п. терминами. Осознавая это тревожное обстоятельство, следует избавиться от наивной иллюзии, что жизнь общества можно в любой момент начать с чистого листа, стоит лишь поменять условия. Наблюдения за тем, как попытки поменять условия и свернуть с имперской колеи неизменно проваливаются, должны, в конце концов, привести к адекватным выводам. Не нравится слово ментальность — не произносите его, но суть от этого не изменится.

Империя — в точном и узком понимании — это не просто страна, осуществляющая успешную захватническую политику. Подлинная империя — это всегда глобальный идеократический проект мироустройства. Здесь Россия выступает наследницей не только СССР и Российской Империи, но и Византии, Османов, Арабского халифата, императорского Рима и ряда других менее полноценных, заметных и долговечных имперских проектов (империи колониальные в эту группу не входят, они — другое). Из опыта истории нетрудно заключить, что все имперские (идеократические) проекты, независимо от привходящих исторических обстоятельств, проходят сходные фазы жизненного цикла:

— период импринтинга, когда формирующийся этнос обретает культурную идентичность на основе освоения той или иной идеократической доктрины,
— период «пассионарного взрыва» (по Гумилёву), отмеченный бурным демографическим ростом, политической, военной и территориальной экспансией, максимальными возможностями внутреннего усложнения и широким развитием социальных специализаций,
— достигая на этом пути некой наивысшей точки, империя останавливается. Обычно это бывает отмечено первым крупным или знаковым военным поражением. Далее империя начинает глобально отступать: временные тактические успехи этой тенденции не отменяют. Военные же поражения происходят не случайно, а оттого, что империя исчерпывает свои возможности ассимиляции инокультурного (иноэтнического) материала. Проще говоря, пожирающая всё вокруг себя амёба перестает расти, ибо не может бесконечно растягиваться,
— период отступления, при всех кратковременных попятных движениях, неизменно завершается коллапсом и гибелью.

Геополитический формат империи схлопывается, имперский этнос либо полностью вымирает, либо растворяется в волнах «пришлых» людей, утрачивая экзистенциальное единство и имперскую идентичность. Она утрачивается в последнюю очередь, когда всё остальное уже утрачено. Описанный алгоритм повторялся в истории неоднократно, и именно его завершающую фазу мы сейчас и наблюдаем в России. Русские как имперский этнос переживает ускоренную депопуляцию, которая, помимо исчерпания имперского проекта как такового, стимулируется ещё одним специфическим обстоятельством. В биполярной российской картине мира полюсу райского идеала, в который должен мгновенно преобразиться презренный дольний мир, противостоит полюс мироотречения: презрения и ненависти к миру, человечеству и самим себе. После того, как последняя идеократическая доктрина — коммунистическая, обещавшая скачок в рай, приказала долго жить, свет в конце тоннеля погас окончательно. Русский человек остался один на один с погрязшим во зле и грехе миром, исправление которого невозможно в принципе. Отсюда неизбывная тоска, неприкаянность, чувство бессмысленности существования и, как следствие этого, прогрессирующее пьянство, наркотизация и тупая безотчётная злоба на весь остальной мир, не желающий «жить по-нашему», а в подкорке — за то, что он не страдает русскими комплексами. Именно они, эти комплексы и есть расшифровка иероглифа пресловутой «духовности» и одновременно разгадка «таинственной русской души», бесконечно нацеленной на нечто грандиозное, вселенское и заведомо неосуществимое. Дополнительный штрих к расшифровке иероглифа «духовности» — мораль добродетельного раба, боготворящего начальство и целующего бьющую его начальственную руку в экстазе умиления и благодарности за то, что рука эта пока не убила его совсем.

Нынешний имперский декаданс не только не способен выработать новую идеократическую доктрину, но даже и поддержать её традиционные идеологические обоснования. Напротив, под окончательно сброшенными масками открывается архаическая стихия господства, не достигаемого ничем иным, кроме голого насилия. А это не может длиться долго и заведомо обречено на скорый провал. За любым шовинистическим психозом должно стоять каое-то положительное содержание. А его нет, и взять его неоткуда. Клептократия идейно бесплодна.

Обновив в 1917 идеократическую доктрину, российское имперство достигло пика своего могущества на закате классического сталинизма в 50-е гг. По некоторым параметрам империя ещё продолжала некоторое время идти вверх, но уже с начала 60-х гг. общий вектор исторической динамики сменился на нисходящий. Главная причина в том, что имперский тип социального уклада и соответствующий тип человека исчерпали потенциал системного усложнения, а в стратегической эволюционной перспективе более простые формы всегда проигрывают более сложным. Стремительно по историческим меркам отстав от мирового фронта развития, империя стала неизбежно терять свои преимущества и сдавать позиции. А то обстоятельство, что Россия, вчистую проиграв 20-й век, надорвалась, бросив в топку имперского проекта немыслимое количество жизней — не корневая причина, а всего лишь форма исполнения исторической закономерности. Трудно отделаться от мысли, что в 20-м веке был включён некий таинственный «код самоуничтожения», который действует поверх любых частных планов, страстей и намерений и шаг за шагом выводит русских и Россию из большой истории, а в перспективе — из исторического бытия вообще.

В этой связи становится понятно, почему исторически провальные черты социального устройства и типа человека с упорством, достойным лучшего применения, культивируются нынешним симулякром большого имперского стиля. Что здесь имеется в виду?

Социогенез государствообразующего народа изначально имел существенный изъян: институты большого общества оказались очень плохо подогнаны к архаическому догосударственному основанию общества. Ввиду этой веками неразрешимой проблемы вся русская история оказалась полем «перетягивания каната» между самодостаточными в своей взаимоизолированности сельскими мирами и властными институтами большого общества. В силу неизживаемости до- и антигосударственной народной стихии, высшей формой социальной самоорганизации является ОПГ, или, попросту говоря — банда, ибо более сложные формы архаику, в том числе и современному, непостижимы и недоступны. Отсюда — и фатальная неспособность властного субъекта подняться в своём развитии выше феодально-имперского: ведь субъект этот вынужден соотноситься со стадиальным уровнем подвластного и не слишком отрываться от него в своей «продвинутости». Да и классический феодализм по той же причине в России не сложился, как не сложился и европейский тип города и правоспособного горожанина. Зато сложился специфический тип властного субъекта, наделённого устойчивыми культурными атрибутами: сакральность (не трона и не человека, а человека-сидящего-на-троне), надморальность (безответственность и безнаказанность, неподотчётность каким-либо законам, в том числе и природным), иррациональность, абсолютное всемогущество в сочетании с относительной вездесущестью.

И эта средневековая форма, не имеющая ничего общего с современными социальными и политическими отношениями, с минимальными компромиссами вновь воспроизводится в путинской России. И вновь воспроизводятся три неизбывных российских типа: люмпен, бандит и чиновник.

Тип подвластного человека строится на глубоко извращенной психологической основе, сочетающей в себе мазохизм по отношению к власти (и вообще любой вышестоящей социальной инстанции) и садизм по отношению к любому зависимому и нижестоящему. Эта тюремно-уголовная и рабско-собачья ментальность пронизывает собой все уровни и поры российского общества от чиновничьей пирамиды, армии и церкви до научных и бизнес-сообществ. Исключения — маргинальны. И хотя раб добродетельный уже давно в массовом порядке сменился рабом строптивым и рабом лукавым, любой из них, при задевании определённых душевных струн, мигом, хотя бы на время превращается в раба ликующего. Современный российский холоп ничего не может предложить миру, кроме нашистского единения в стае. Но даже идея, ради которой надо сбиваться в стаю — и та отсутствует. Что конкретно стоит за надрывным воплем «Россия, Росиия!..»?

Проблема в том, что даже самый строптивый раб не превращается в свободного человека путём постепенной эволюции. К тому же всё в истории надо делать вовремя. После того, как этнос прошёл свой исторический импринтинг, менять системные характеристики его ментального ядра очень трудно, почти невозможно. Потому свободная самоактивная личность в российском социуме всегда маргинальна, подозрительна, подавляема. Единственное, чем личность может оправдать своё отпадение — служение. Но личность, свободно реализующая свои социальные возможности и права, в России продолжает отвергаться. И современная «ставка на быдло» в этом смысле чрезвычайно показательна. При этом надежды на развившийся было, начиная с позднесоветских времён, потребительский индивидуализм призрачны. Это не тот индивидуализм, что рождает протестантскую трудовую этику, совесть и ответственность. Это индивидуализм дикий, бесстыжий, бесконечно эгоистичный и варварский, лишь в очень тонких и хрупких социальных слоях больших городов поднимающийся к индивидуализму буржуазному. А последний сам находится в кризисе. Но это уже проблема Запада. Здесь же всё более укореняется индивидуализм ненасытного и безнравственного дикаря, выразительно называемого в народе словом «жлоб».

Итак, что же впереди? На наших глазах русский неоимпериализм прожигает последние свои ресурсы (имею в виду не нефть, газ, лес, металл и даже деньги). При этом нынешний режим делает всё, чтобы ускорить деструктивные процессы и исключить даже без того призрачную возможность «выруливания». Кстати, именно так всегда ведёт себя имперская власть накануне краха: по прошествии некой контрольной развилки любые действия — суть разные пути к одной и той же пропасти.

Развилка эта, увы, пройдена, и вектор стремительной деградации общества похоже необратим. Касается это, прежде всего, не экономики (её хотя бы теоретически можно возродить), а ментальной сферы. Здесь, как показывает опыт истории, деградация необратима и неизменно приводит к вырождению. Поэтому любые среднесрочные (если не краткосрочные) прогнозы следует строить на том, что:

— вымирание русского этноса и его разбавление кавказско-среднеазиатским элементом будет продолжаться и нарастать. Уже одно это обстоятельство способно превратить Россию из придатка Европы в придаток Азии со всеми вытекающими,
— также, ввиду общей деградации ментальности, будет нарастать упадок системы образования, депрофессионализация и люмпенизация общества,
— международное сопротивление агрессивному российскому имперству будет усиливаться,
— неизбежное падение путинского режима будет сопровождаться дезинтеграцией геополитического формата: маятник, качнувшийся после распада СССР в сторону стабилизации, набирает обратный ход, и режим вольно или невольно делает всё, чтобы его ускорить. Традиционная имперская система свой путь завершает, а любые системные изменения возможны лишь после следующего витка распада. Как целое Россия нетрансформативна, а необходимость в трансформации нельзя ни обойти, ни даже существенно отсрочить,
— дальнейшее «развитие» того, что останется после ассимиляции кусков нынешней России соседними цивилизациями в русле имперской матрицы невозможно, вернее, ведёт к полному уходу с исторической сцены в кратчайшие исторические сроки,
— наиболее актуальным представляется вопрос о выходе из имперской колеи и интеграции в Европу — прежде всего, Центральную. Здесь возникают важнейшие вопросы построения модели европейского будущего западной части России, без впадения в наивное западничество и с учётом динамики общемировых процессов. Но это уже другая тема. Отдельно также следует рассматривать и проекты трансформации России на путях выхода из имперской матрицы.

В любом случае, следует, отбросив русское «авось пронесёт», понять, что в её нынешнем виде и с нынешней цивилизационной стратегией у России будущего нет. Таймер истории включён и вряд ли для принятия стратегических решений есть больше, чем несколько лет.

25 418

Читайте также

Наука
Зачем Космосу Россия?

Зачем Космосу Россия?

Правильна именно такая постановка вопроса. Ибо что из двух первичнее? Бескрайнее мироздание бросает экзистенциальный вызов человечеству, служа одновременно источником неведомых угроз и пространством потенциально бесконечного освоения. И только те группы человечества, которые окажутся на высоте адекватного ответа на этот вызов, продолжат цивилизацию дальше. А прочие — исчезнут, оставив лишь ветшающие археологические артефакты.

Ярослав Бутаков
Общество
О Мемориале русскому народу

О Мемориале русскому народу

В Великом Новгороде уже больше полутораста лет стоит знаменитый памятник «1000-летие России». На нём — фигуры известных монархов, полководцев, государственных деятелей... Но нету главного созидателя России, понесшего неисчислимые жертвы на это державное строительство, — народа.
Будет ли когда-нибудь создан памятник русскому народу?

Ярослав Бутаков
Общество
Мессианская импотенция

Мессианская импотенция

Примечательно, что сегодняшние апологеты и пропагандисты имперских устремлений (Проханов, Дугин, Кургинян и иже с ними) являются убежденными глобалистами и ярыми противниками национального государства. Включение их в число «националистов» — это либо большое недоразумение, либо сознательная подмена понятий, призванная дискредитировать саму идею русского национализма. В этой связи любая попытка противопоставить имперскому реваншу очередную глобалистскую химеру означает вернуть всё на круги своя.

Олег Носков