Слушая Навального

Читая интервью, которое Навальный дал «Русской фабуле» в январе 2017-го, автор этих строк испытал ощущение дежавю. Это при всем том, что он считает Навального самым креативным деятелем российского политического пространства. Находясь в прицеле спецслужб, травимый могущественными врагами, которых тот изящным движением блоггерского пера превращает в личных, этот человек сумел то, что удавалось немногим: превратить неравную борьбу за политическое выживание в увлекательное медийное зрелище, чем-то похожее игру с элементами квеста.

Спотыкаясь о бревна кировского леса, из которого Навальному на протяжении сюжета окончательно не удается выбраться, уклоняясь от затейливых ловушек, время от времени пытаясь штурмовать взять то одну, то другую твердыню системы, борец с коррупцией то и дело пускает во врагов документально-публицистические стрелы, которые, в более здоровом обществе, отправляли бы в политическое небытие целые министерства и правительства. Одним словом, то, что делал Навальный эти годы, достойно восхищения.

Но, за всем тем, текст, добытый «Русской фабулой» в январе 2017, никакими озарениями не одарил. Предыдущие месяцы российской истории были более чем динамичны, но, вот его, это интервью, можно было склеить из кусочков старых высказываний Навального. Получив, почти дословно, то же самое. Мы европейцы, самое вредное, что можно придумать сейчас для России это имперский проект, но крымский вопрос это сложно, быстро его не решить, я готов идти в президенты, готов к праймериз или дебатам, жесткой избирательной компании, мы будем пытаться разбудить «спящий» электорат, управление страной должно быть децентрализовано, выборность губернаторов, Кавказ...

Как минимум два пункта вызывали целые бури в оппозиционной блогосфере, но, в этот раз, Навальный по ним не добавил ничего принципиально нового. Первым пунктом было участие в выборах, второй, в украинском контексте, касался Крыма.

Если о предстоящей президентской гонке Навальный говорил увлеченно и многосторонне, то крымская тема, похоже, ему в душе осточертела. Фраза про Крым, который не бутерброд, стала знаковой. Как юрист, Навальный не мог не знать, насколько крепки юридические позиции Украины. Как умный и образованный человек, он не может не понимать, что в территориальном плане, несмотря на все имперские потери, Россия остается балованным ребенком географии. Проглотив куда больше, чем ей удается переварить, она рискует в имперских авантюрах самой оказаться переваренной в желудке китайского колосса. Но, отлично все это осознавая, Навальный вынужден повторять мантру про сложность крымской проблемы, которую нельзя решить, вернув полуостров под юрисдикцию Украины. Хотя сам же, в контексте дальнейших ответов, произносит пассаж про безумие всяких имперских проектов для России, которой следует «собирать людей, а не территории».

Этот плюрализм мнений в одной голове имеет очевидные объяснения. Навальный прежде всего политик, для которого электоральные перспективы перевешивают абстрактные принципы. Он не может не оглядываться на предрассудки потенциального электората. Российский обыватель может любить или не любить Путина, мигрантов, кавказцев, но заподозрить, что «возвращенный» Крым на самом деле оказался невыгодной с любой точки зрения авантюрой, он совершенно не готов.

Зато о предстоящей избирательной кампании Навальный говорил много и увлеченно. Как можно догадаться, стратегия работы с разнообразными слоями электората в его окружении обкатывалась всесторонне, и скорее всего, самые интересные наработки не выбалтывались на потеху читателям «Фабулы», а припасались в качестве сюрприза и для власти, и для потребителей попкорна. В контексте готовности к предстоящим фальсификациям Навальный говорил о необходимости «ста тысяч наблюдателей», и вместе с репортером уклонился от сто раз повторенного в блогосфере вопроса: а какой смысл в этих выборах вообще участвовать?

Между тем, вопрос резонный. «Жулики и воры» — именно с этой фразой Навальный шагнул на политическую авансцену. С тех пор были и выборы в Химках, и выборы в Москве, и выборы в Думу, или вроде бы, перспективы честной игры с наперсточниками стали очевидны даже для лиц, отставших в развитии. Но, вот, пять лет спустя после Болотной, Навальный в который раз призвал вложить силы в эту увлекательную игру с самоочевидным результатом. В ходе этой игры десятки тысяч добровольцев должны будут продвигать избирательную кампанию несистемного кандидата, переломив своими силами медийную мощь системы, которая прежде давала хозяину Кремля до 89 процентов «одобрямс». Уже само по себе это делает идею победы на выборах фантастичной, но это только первый акт чудесной мистерии. После этого те же самые энтузиасты должны будут выйти на избирательные участки, и обеспечить честный подсчет голосов чудесным образом переубежденного электората. То есть, второй раз совершить чудо, невиданное в истории современной России. Причем перевес в голосах за несистемного кандидата должен быть более чем веским, чтобы компенсировать 99-процентные фальсификации в Чечне и прочих экзотических регионах, в которые чудо определенно не доберется. Наблюдатели, напомним, будут иметь дело с системой, которая и прежде не боялась поднимать ставки. Их будут ждать «карусели», вбросы, досрочные голосования, провокации, переписывание избирательных протоколов и прочие прелести суверенной демократии. Можно только гадать, сколько активистов будет избито, на скольких будет в той или иной форме оказано давление, сколько «сядет» по сфальсифицированным делам, сколько потеряет работу, семью, здоровье, будет просить убежища за рубежом. И так далее.

Автор этих строк не утверждает, что бойкот лучше, чем участие в заведомо проигрышных выборах. Он сам мог бы привести исторические примеры, подтверждающие обратное. Но, кажется, было бы честнее, прежде чем звать людей на избирательные баррикады, уточнить реально возможный результат и цену вопроса. Возможно, сам уже несколько лет ходя под домокловым мечем, Навальный не чувствует необходимости взвешивать потери людей, которые, в среднем, рискуют уж куда меньше его.

Для самого Навального ставки президентской гонки велики. На авансцену российской политики он вышел во время «болотных» митингов. Перипетии выборов в Координационный совет оппозиции сделали его из рядового политика звездой первой величины. Выборы в мэры Москвы закрепили за ним фактический статус самого крупного оппозиционного политика. И есть основания предполагать, что после удачно проведенной президентской компании (независимо от того, как подсчитают голоса) он по умолчанию будет восприниматься как лидер российской оппозиции. Причем, как российским обывателем, так и западным инстеблешментом.

Правда, внутри самой оппозиции это лидерство так и останется под вопросом. Даже внутри либерального лагеря. Если одна его условная (очень условная!) половина признает Навального лидером, колеблясь от сухого признания до безоглядной влюбленности, то вторая закоренела в его неприятии. Тут в строку лег и Крым, и участие в «русских маршах», и многое другое, но в порой это неприятие безотчетное и не всегда рационализируемое. Вождисткие наклонности харизматичного лидера бросаются в глаза, даже пока он только преследуемый оппозиционер. Навальный совсем не против всяких партийных союзов, блоков, координационных советов и так далее, просто политическое сотрудничество с ним может оказаться так же плодотворно, как попытка на равных разделить гнездо с птенцом кукушки. Предупреждения политологов, напоминающих, что в определенных кругах российского инстеблешмента Навальный оценивается как фигура, удобная для перезагрузки системы (которая произойдет при сколько угодно революционных декорациях), заставляют, по крайне мере, задуматься. По законам русской исторической фабулы, витязь, побеждающий дракона, имеет до обидного большую вероятность обернуться следующим драконом. Иногда недоверие к Навальному принимает форму высказываний «Навальный — проект Кремля», что выглядит, на первый взгляд, идиотизмом, потому что Навальный до такой степени сам себе проект, что просто оторопь берет.

Отбросив конспирологию и констатируя очевидное, можно сказать, что Навальный безусловно, очень умный, незаурядный и сильный политик. С огромными амбициями и честолюбием. И совсем не Дон Кихот, хотя рискованная игра, которую он ведет, и вызывает восхищение. Навальный, безусловно, знает что делает, и (смею предполагать) совершенно не верит, что текущая президентская компания, приведет к смене власти. Тем более, что на этот раз, в отличие от собянинских выборов, Кремль не настроен на затейливые эксперименты. Скорее всего, борцу с коррупцией просто засунут в колеса пару очередных бревен из кировского леса, не смущаясь тем, что это бревна будут совершено липовыми. Но, шумно проведенная избирательная компания, даже не доведенная до конца, окончательно придает Навальному имидж лидера российской оппозиции. Неважно, что это лидерство будет достаточно номинальным. Пусть даже большинство политических активистов, регулярно выходящих на митинги, никогда не признают верховенство Навального, это не так важно. Важно то, что когда нынешняя мега-стабильная система (которую исподволь расшатывает борьба подковерных кремлевских бульдогов) начнет осыпаться, Навальный получит шанс появится на арене со статусом политика номер один. Предположения о том, что произойдет после этого, по точности результатов сопоставимы с гаданиями на кофейной гуще, а по увлекательности ее неизмеримо превосходят.

Как уже сказано, пока будет сохраняться нынешняя стабильность, как на шампур, нанизанная на кремлевскую вертикаль, президентские выборы никаких чудес нам не обещают. В итоге, будем иметь четвертый (пятый в уме) срок Владимира Путина. Уличные выступления забитой под плинтус оппозиции тоже ситуацию не изменят, до тех пор, по крайней мере, пока государство будет сохранять монополию на пропаганду, при которой условный Уралвагонзавод будет обречен не находить понимания с условной Болотной площадью. Собственно говоря, все доступные для прогнозирования коридоры возможностей режим заранее закупорил. Можно, конечно, помечтать, что случится дворцовый переворот. Например, в памятном по учебникам истории, классическом российском формате «шарфика и табакерки». Не отбрасывая совсем такой блестящий вариант, заметим однако, что он маловероятен, во первых, учитывая фантастическую по параноидальности систему охраны первых лиц государства. И, во вторых, потому что жулики из собчаковской администрации, экс-повара и повышенные в должности охранники очень плохо подходят на роль Орловых и Паниных. Не графы, что и говорить, не графы. Можно еще помечтать о варианте естественного ухода первого лица из жизни, но учитывая достижения современной медицины, есть вероятность, что в ожидании такого варианта постареет сам Навальный.

Все вышесказанное не означает, что нет позитивных вариантов развития событий. Как показывает история, режимы, наглухо закупорившие альтернативы самим себе, теряют способность адекватно отвечать на исторические вызовы, и гибнут не от столкновения с соразмерной себе силой, а в результате событий, которые современники принимают за роковое стечение обстоятельств. Хотя, куда вернее было бы определять их как системные ошибки.

Результатом такой системной ошибки, были, к примеру, события февраля 1917, когда, казалось, ничего не предвещало. Со времен Римской империи было очевидно, что нет ничего опаснее, чем голодные бунты в имперской столице, но в стране хватало хлеба, он был на складах, все радикалы были в эмиграции или сидели, все потенциальные угрозы были устранены, а какие-либо стихийные беспорядки органы власти были готовы традиционно гасить залповой пальбой на поражение. Нельзя сказать, что это был хоть сколь-нибудь хороший способ, но раньше, на протяжении предыдущих десятилетий он работал. Одним словом, на горизонте не было ни одной угрозы, с которой система в прошлом не сумела бы справится. И надо же, в течении нескольких дней она развалилась как карточный домик.

Такой же системной ошибкой, хоть и не до такой степени роковой, были митинги на Болотной. В конце 80-х, начале 90-х на политические митинги выходили миллионные толпы, и одной из важнейших, хоть и нигде не прописанных задач пришедших к власти людей, называвших себя демократами, было минимизировать эту опасную традицию. К началу правления Путина это было, практически сделано, и количество гражданских активных людей, ходивших на несистемные митинги и подобного рода мероприятия, можно было сравнить со статистической погрешностью. Или, если угодно, с численностью популяции городских сумасшедших. Поэтому, когда на центральной площади Москвы собралось несколько десятков тысяч зрителей канала «Дождь» и пользователей соцсетей, для власти это оказалось шокирующей неожиданностью...

Впрочем, это уже другая история.

© Дмитрий Веприк

Подписывайтесь на канал Руфабулы в Telegram, чтобы оперативно получать наши новости, статьи и мнения.

6409

Ещё от автора