Шок – это по-польски
Бывают сугубо мужские автомобили, но бывает и чисто мужское кино. Поляк Войцех Смажовски снимает именно такое. Во время демонстраций его фильмов случайно оказавшиеся на показе женщины, как правило, в шоке выбегают из зала где-то на 15-й минуте. Мужчины, напротив, стремятся досмотреть до конца. Не стал исключением и последний фильм режиссера, «Дорожный патруль» (Drogowka, более вольный и жаргонный перевод – Гаишники), показанный в официальном конкурсе 35-го Московского кинофестиваля. Гламурные дамочки стремглав покидали места, вслух проклиная себя за то, что выкинули деньги на «эту порнуху». Мда, это не «Унесенные ветром», здесь климат иной.
Действительно, Смажовски не церемонится со зрителем. В его фильмах насилие, мат и водка льются рекой. Он как бы противопоставляет свой стиль польской киноклассике – грустной, медлительной, созерцательной и в целом предсказуемой. Новое польское кино от Смажовски – незамутненные треш и угар, где Сюжет и Действие поставлены во главу угла. Но это не Гай Ричи, где убивают весело, типично по-киношному и без особых претензий на изобличение общественных язв. Кино от Смажовски – насквозь социально. Войцех старательно топчется на болевых точках, неудобных темах, скользких местах. Он не дает скучать, но и заставляет думать.
Настроенчески Смажовски скорее ближе к русскому Балабанову, только в отличие от угасшего Алексея, Войцех в настоящее время только расцвел. Его успех неразрывно связан с экономическими и гуманитарными успехами современной Польши, где сейчас лучший европейский театр, лучшие ВУЗы на постсоциалистическом пространстве, лучшие футбольные болельщики, и теперь вот в фавориты стремится кинематограф. Да, младополяки, несмотря на очевидный знак качества, не обласканы западноевропейской критикой и призами крупных фестивалей, как, например, «новая румынская волна». Во многом, потому что польское кино малостеснительно, неполиткорректно и грубовато – и в этом проявляется его типичный славянский колорит. Здесь нет пиетета перед левыми идеологиями. Здесь почти не снимают фильмов про аутистов, гомосексуалистов или, напротив, про рафинированный средний класс, озабоченный распадом традиционных общественных институтов. Здесь мало сомнамбулического артхауса и модной эстетизированной картинки в духе фламандских живописцев. У поляков накопилось слишком много болезненных сюжетов из прошлого и настоящего своего народа. Эти истории с треском рвутся наружу и требуют к себе внимания.
Еще что роднит Смажовски с Балабановым – так это взаимоисключающие претензии со стороны прессы и отчасти зрителя. Упреки в национализме и одновременно полонофобии Смажовски выслушивает регулярно. В его фильмах нет розовых соплей по поводу польской духовности или особого польского пути. Напротив, как бы в пику доморощенным национал-патриотам, коих в Польше, пожалуй, не меньше чем в России, Смажовски подвергает весь консервативный хлам нещадному осмеянию, вывешивая грязное белье напоказ без доли сомнения. Нет никакого особого польского пути – есть тотальное пьянство, повсеместная коррупция, провинциальное хамство, стяжательство и масса исторических скелетов в шкафу. И кстати, не всегда это плохо, нередко даже смешно, ну вот поляки – они такие, это жизнь, в конце концов, и с недостатками надо бороться, а не пытаться их замалчивать.
Дебют в полнометражном кино у Смажовски случился с фильмом «Свадьба» (Wesele) – название уже настраивает на соответствующий лад. Здесь пьют и дерутся, ругаются и трахаются где попало. Пожалуй, это самый взбалмошный, веселый и одновременно безобидный фильм режиссера, но критикой он был обласкан как внутри страны, так и за ее пределами. Затем последовал «Плохой дом» (Dom zly), где криминальный сюжет накладывается на польские реалии периода позднего социализма. Закрученный детектив приводит к печальным выводам – многие польские болячки корнями уходят в советское прошлое – эпоху взаимного доносительства, подстав и повсеместного страха.
Более четко анти-красный рефрен звучит в «Розе» (Rosa), мрачной драме о судьбе народа мазур, оказавшегося меж двух огней (русско-советского и польско-советского) после окончания Второй Мировой войны. Жестокие издевательства и фактическое исчезновение постигли этот малый народ, который говорил на специфическом диалекте немецкого языка и занимал небольшую часть территории, отошедшей после ВМВ под юрисдикцию Польши. В Розе, кстати, впервые у Смажовски появляется по-настоящему положительный главный герой – бывший офицер Армии Крайовы, вступающий с большевиками в неравный бой.
Можно предположить, что и нынешние польские проблемы, освещенные Смажовски в «Дорожном патруле», тоже ментально связаны с тоталитаризмом. Возможно, не случайно в кадр частенько попадает сталинская высотка – последнее напоминание о тоталитарном наследии в современной Варшаве. В центре же внимания коррупция – недуг, присущий всем странам постсоветского лагеря. Кто-то, как Саакашвили в Грузии, предпочитает радикальные методы – распуская местное ГАИ и набирая абсолютно новых людей, не тронутых порочной круговой порукой. Кто-то призывает к ответу чиновников-коррупционеров самого высокого ранга, как в Хорватии и Чехии, Прибалтике и Болгарии. А кто-то, как, например, в России, предпочитает менять названия – ГИБДД вместо ГАИ, Полиция вместо Милиции, полагая, видимо, что таким образом в одночасье поменяется и суть этих организаций.
Но суть не меняется. И, судя по всему, не только в России. Совок изживается долго и мучительно, говорит нам Смажовски, и теперь это уже проблемы наступившего завтра, а не вчера.
Drogowka – очень модерновое кино не только по степени обсуждаемых проблем, но и по форме. Фильм соткан из мобильного видео, съемок цифровой камерой, бесконечных флэшбеков и сумасшедшего ритма. И конечно, здесь много узнаваемого из российской жизни – обнаглевшие быдлодепутаты, вульгарные полупьяные бляди, хамоватая молодежь на дорогих иномарках, вопиющее имущественное расслоение, теневые лоббисты – короли Заносов и Откатов. А также рядовой гражданин, мало защищенный от властного беспредела.
Такое кино могли бы снять в России. Но не снимут. Некому. Балабанов умер, а все остальные снимают «великое кино о великой войне», или, в лучшем случае, перешли на эзопов язык и тонкие аллегории. Это говорит о том, что польское общество здоровее российского. Они, очевидно, перешли тот Рубикон, когда опасность красного реваншизма или пресловутой «польской духовности» могла придушить откровенный разговор на злобу дня. Нам же предстоит пройти этот путь еще раз. Главное потом – никогда уже Туда не возвращаться.
Трейлер на польском:
