«Борьба с угрозой нацизма» как спецоперация Кремля
Ажиотаж вокруг кандидата в мэры Москвы Алексея Навального вновь актуализировал проблему понимания национализма в России. Его высказывания о грузинах, украинцах и других национальностях дали многим повод задуматься над его политическими взглядами и пристрастиями. К сожалению, никакой содержательной дискуссии не последовало, а все свелось к обычным обвинениям в национализме, нацизме и т.п. В этих спорах интересен не столько сам Навальный, сколько общественность, которая, как оказалось, до сих пор весьма слабо разбирается в вопросе. Многие, похоже, не ознакомились даже с весьма грамотно написанной статьей о национализме, которая есть в русскоязычном сегменте Википедии.
Как правило, спорящие не видят различий между «гражданским национализмом», который иначе можно именовать национал-демократией, «государственным национализмом», «этническим национализмом» и «нацизмом». Более того, они демонстрируют свою приверженность как раз тому пониманию, которое все эти годы посредством информационной спецоперации внедряла в сознание россиян верховная власть. Люди, не задумываясь, легко бросаются словом «нацизм» и легко ставят знак равенства между «гражданским национализмом» и «нацизмом». Вот наиболее яркий недавний пример из воспоминаний бывшей соратницы Алексея Навального по партии «Яблоко», которая убеждена, что национал-демократия — это оксюморон. «Демократ, — говорит она, — не может быть националистом, а националист демократом. Возможны национал-социализм и национал-большевизм. А национал-демократом быть нельзя».
Если говорить об Алексее Навальном, то, судя по его высказываниям, он никакой не национал-демократ, а типичный российский государственный националист с очевидным уклоном в бытовой этнический национализм. В этом он ничем не отличается ни от представителей российской власти, ни от ее элиты, ни от подавляющего большинства так называемой прогрессивной общественности. Он — из ряда националистов «в хорошем смысле слова», как сказал о себе и Дмитрии Медведеве Владимир Путин.
Государственные националисты — это великодержавники, разделяющие ценности русского фундаментализма. Среди них: а) представление о том, что русский народ может быть только государственным народом и носителем особого «культурного кода», особой нравственности и особого чувства справедливости, б) отрицание бездуховного Запада как модели общественного развития, в) видение России как империи и великой державы и г) уверенность в ее особой исторической миссии.
Со времен татаро-монгольского ига московские князья, получая ярлык на княжение, управляли своей территорией по принципу завоевателей, оккупантов, что постепенно стало государствообразующей российской традицией. Постепенно и древнерусский этнос сменился великорусским, а главной ценностью российской цивилизации стали не народ, не общество, не свобода, а самодержавие, деспотизм и подчинение верховной власти. Этот государственный национализм получил свое законченное выражение при Сталине, особенно после Победы во Второй мировой войне.
Вот почему Кремль с приходом во власть Владимира Путина взял за основу «сборки» российского народа именно Победу, а во внешней политике, в первую очередь в отношениях с бывшими советскими республиками, решения Нюрнбергского трибунала о борьбе с нацизмом. За последние 15 лет в результате агрессивной и целенаправленной пропаганды антизападничества, великодержавия и огламуренного Сталина-государственника государственный национализм вошел в плоть и кровь российского общества. Кремль на удивление быстро внедрил в сознание населения России не только чувство обреченности быть государственным народом, полностью зависимым от верховной власти, но и ощущение безальтернативности своей исторической судьбы. Конечно, эта успешность была исторически обусловлена: представление о том, что Россия окружена врагами, а потому должна сплотиться вокруг верховной власти и утверждать в мире свой статус великой державы, созвучно базовым представлениям народа о стране и окружающем мире.
В стратегическом видении государственного национализма Кремля русский народ может быть только подданным верховной власти. Поэтому в России народ не nation в западном смысле этого слова, поэтому не народ, а государство — ценность самого высокого уровня. Власть здесь не civil service, а демиург, освящаемый к тому же государственным православием. В этой картине мира никакая федеральная структура не свойственна российскому государству. Его идеал — только централизованное и только унитарное государство. Здесь власть заодно с самыми разными представителями так называемой элиты страны. Среди них — системные либералы во главе с Анатолием Чубайсом с его заявлением о либеральной империи. Националисты, в большинстве своем имперцы, взгляды которых выражают Сергей Кургинян и Максим Калашников. Левые, позиция которых ясно представлена в заявлении писателя Захара Прилепина: «Русский империализм — и есть мой национализм». Да и оппозиционная общественность не выходит на улицу с требованием соблюдать 1-ю статью конституции, в которой записано, что Россия является «демократическим федеративным правовым государством».
Последовательно возвеличивая государственный национализм, власть в то же время блокировала сколько-нибудь разумное обсуждение проблемы гражданского национализма. В ответ на пробуждение русского национального самосознания она разработала настоящую спецоперацию под прикрытием «борьбы с угрозой нацизма», пугая общество распадом страны и неконтролируемым ростом русского фашизма/нацизма. Эта спецоперация решала для Кремля несколько принципиальных задач:
Во-первых, она дезориентировала общественное мнение тем, что намеренно идентифицировала не только всплески этнического национализма, но и робкие зачатки гражданского национализма в стране с фашизмом/нацизмом, внедрив таким образом в общественное сознание существование серьезной угрозы нацизма. Для этой цели власть не гнушалась поддерживать в качестве пугала откровенно фашистские группировки и акции. Под предлогом борьбы с ними в Уголовный Кодекс была внесена 282-я статья, изначально предполагавшая самое широкое ее толкование. При поддержке спецслужб проходили акции ДПНИ, «русские марши», которые тоже способствовали внедрению в массовое сознание идеи об опасности любых проявлений национализма. При этом верховная власть воспринималась как единственная надежная гарантия защиты от появления русского фашизма/нацизма.
Во-вторых, «борьба с угрозой нацизма» стала ответом на формирование национального самосознания в бывших союзных республиках, ныне ставших суверенными государствами, прежде всего в Украине и республиках Прибалтики — Эстонии, Латвии и Литве. Эта спецоперация оказалась весьма эффективным способом давления на них и удержания их, хотя бы частично, в зоне влияния интересов российской власти. На этот «фронт» брошены Александр Дюков, Владимир Симиндей и другие псевдоисторики специально созданного фонда «Историческая память» и им предоставлен самый широкий доступ к материалам центрального архива ФСБ. Цель их сочинений, названия которых говорят сами за себя (см. указанный сайт), — разжигание розни между силами национального возрождения этих стран и просоветскими/пророссийскими силами. В них проводится просталинская версия как начала Второй мировой войны, так и послевоенного устройства союзных республик бывшего СССР и стран Восточной Европы. В рассмотрении самых сложных и болезненных сюжетов для исторического самосознания народов этих стран историки фонда «Историческая память» крайне агрессивно пропагандируют точку зрения советских/российских спецслужб, следуя букве и духу документов НКВД/МГБ того времени.
В-третьих, «борьба с угрозой нацизма» — это ответ на незаконченную и поверхностную десталинизацию конца 1980-х — начала 1990-х годов, внедрение в массовое сознание клише, что Сталин лучше Гитлера и что никакое сравнение сталинизма с нацизмом недопустимо. С этой же целью создана организация «Мир без нацизма», задача которой закрепление этих постулатов уже в мировом общественном мнении. Может последовать вопрос: а как же быть с недавним выделением дополнительных средств на федеральную программу десталинизации, которую поручено проводить в жизнь таким привластным деятелям, как Михаил Федотов и Сергей Караганов? Цель этой программы предельно ясна — приватизировать идею подлинной десталинизации и тем самым дискредитировать ее на многие годы вперед. Установить рамки обсуждения этой темы. Свести «политические» репрессии только к жертвам Большого террора 1937/38 гг. В условиях утвердившейся вертикали власти сталинского типа и всевластия спецслужб не может быть никакой десталинизации.
И наконец, «борьба с угрозой нацизма» — это ответ на поиски правды о Второй мировой войне, в том числе и о настоящих виновниках ее развязывания. Это ответ на появление книги Виктора Суворова «Ледокол» и на публикацию в конце 1980-х — начале 1990-х ряда принципиальных документов о кануне войны из российских архивов. Эти документы неопровержимо свидетельствуют, что Сталин и Гитлер несут равную ответственность за развязывание Второй мировой войны, причем главным провокатором этой войны был Сталин. «Борьба с угрозой нацизма» — это закрепление сталинской версии начала войны. Готовящийся сегодня в Госдуме закон «О реабилитации нацизма» уже не просто запрещает, а делает уголовно наказуемыми любые независимые исследования по истории Второй мировой войны. Вот почему официальные пропагандисты постоянно апеллируют к решениям Нюрнбергского трибунала, стремясь таким образом навсегда закрыть вопрос об их тенденциозности, обусловленной обстоятельствами того времени, когда судьями и обвинителями на процессе были представители не нейтральных государств, а стран-победителей — Советского Союза, Великобритании, США и Франции.
Однако правда истории требует помнить о той роли, которую сыграли на этом процессе сталинские юристы-генералы Иона Никитченко и Роман Руденко, настоявшие по праву победителей на рассмотрении вины только нацистской Германии и при содействии и малодушии союзников заблокировавшие рассмотрение всей истории скатывания Европы к войне, включая прежде всего провокационную роль сталинского руководства, стремившегося к развязыванию войны в Европе в надежде на «расширение социалистического фронта силой оружия».
Печально, но факт: спецоперация Кремля по «борьбе с угрозой нацизма» находится вне поля зрения прогрессивной общественности. Отсюда следует закономерный вывод о том, как далека Россия от возможности изменения традиционной российской системы взаимоотношений власти и общества, от развития гражданского национализма и от превращения ее народа из объекта в субъект собственной истории, способный самостоятельно распоряжаться своей судьбой.
