Тела в бочках
Snowtown («Снежный город») — фильм о том, что борцы с педофилами могут быть еще страшнее, чем сами педофилы. Особенно, когда эти самые борцы чувствуют безнаказанность и условное одобрение в обществе.
Мутная городская окраина Аделаиды. Люди-призраки. Пасмурная полусонная картинка. Австралийское дно — от нечего делать персонажи здешних мест впадают в фрустрацию, половые девиации, наркоманию/алкоголизм. Казалось, ничто не может прервать унылую цепь событий, пока не появляется он — Джон Бантинг.
История Snowtown, как говорится, based on true events. Психопат Джо Бантинг, человек незаурядной воли и целеустремленности, не лишенный интеллекта, известен тем, что во второй половине 90-х годов организовал преступную группу и получил пожизненный срок за убийство 11 человек. Бантинг и Ко в составе Роберта Вагнера, Марка Хейдена и юного Джейми Влассакиса отслеживали и зверски убивали социальных аутсайдеров — педофилов, гомосексуалистов, наркоманов, душевнобольных. Себя банда считала вроде санитаров леса и действовала с полным осознанием собственной правоты. Перед убийством, под пытками они заставляли жертв наговаривать на диктофон «легенду» своего последующего исчезновения, а также выбивали из них пин-коды социальных и кредитных карт. Убитых расчленяли и закатывали в бочки с кислотой. Когда группа вошла во вкус, она арендовала здание заброшенного банка в городе Snowtown, где хранила вещдоки и где осуществила последнее убийство. Там же их и арестовали. В СМИ процесс над Бантингом называли «Дело о телах в бочках».
Snowtоwn от режиссера-дебютанта Джастина Курцеля — документальная реконструкция тех событий. Однако этот фильм куда талантливей, чем многие подобные «реконструкции», которые зачастую (в основном в Голливуде) становятся просто жанровыми боевиками и триллерами без попыток изнасиловать мозг зрителю. Даже близкое по духу британское Eden Lake/Райское озеро (где провинциалы убежденно режут представителей столичного среднего класса) все равно пронизано голливудизмом, попсовыми элементами. В случае же со Snowtown мы наблюдаем максимально аутентичный продукт. Здесь последовательное и бескомпромиссное торжество зла, которое руководствуется, разумеется, благими намерениями — карает грешников.
К слову, Бантинга нельзя назвать религиозным фанатиком — напротив, он абсолютно светский человек, «настоящий мужик», для него важна полная социализация. Он приходит на помощь в трудную минуту Элизабет Харви — одинокой женщине с четырьмя сыновьями, чей бывший ухажер был не прочь поиграть с мальчиками в сомнительные игры. Бантинг — прекрасный семьянин, отлично готовит, помогает по дому, становится для пацанов непререкаемым авторитетом (только старший, Трой, сторонится нового папы). Бантинг красноречив, убедителен, позитивен, к нему прислушивается местная община. Он организует в доме Элизабет сходки, лейтмотив которых — всех этих грязных педиков надо наказывать, убивать нахер — и не просто, а обязательно с пытками. Бантинг дает высказаться всем, с обязательным ответом на вопрос: «что бы вы сделали, если бы ваших детей растлили, посадили бы на иглу?» И разгоряченный праведным гневом (и вискарем) пролетарий, «простой австралиец», не скупится на варианты справедливой казни — даром, что большинство из выступающих просто выпускает пар и дальше угроз и фантазий не идет. А вот Бантинг, между тем, слушает, да ест. Запоминает имена грешников, подводит идеологию под свой холивар, приговаривает «педиков», не удосужившись даже убедиться в их истинной виновности. Ведь их уже осудила народная молва, и по телевизору все время говорят о необходимости ужесточения наказаний для извращенцев. А разве могут ошибаться народ и телевизор? Наш сапог свят!
Режиссер, впрочем, долгое время усыпляет зрителя, не демонстрируя всех ужасов воздаяния от Джона Бантинга. Не знающим подоплеки фильма остается только догадываться, что именно происходит за кадром. Вот мелькают какие-то бочки, инструменты, вот Бантинг и его ближайший соратник Роберт Вагнер роют глубокую траншею на заднем дворе. Вот звучат странные откровения с кассетной пленки — обращения к близким и родственникам («не ищите меня, я уехал, вернусь, может быть, через пару месяцев»). Потенциальные жертвы не вызывают особых симпатий или сочувствия — «грязные педики» же. И вот ближе к середине фильма, когда, казалось бы, режиссер уже ничем не сможет удивить, наступает кульминация — одна из самых жестоких и тяжелых сцен насилия в современном кино. Трудно сказать однозначно, что именно вызывает впечатляющий эффект присутствия и кошмара — возможно, мощнейший натурализм происходящего, замкнутый в рамках тесной квартиры, крупные планы раскромсанной жертвы, намеренно затянутый хронометраж издевательств. Только уже невольно задумываешься, что может быть «грязные педики» — не самый большой трындец на этом свете. «Педики», по крайней мере, не вырывают людям ногти.
В разнице между состоянием аффекта, гневными пустопорожними речами и человеком действия, способным убивать и пытать хладнокровно, состоит основной принцип фильма Джастина Курцеля. Педофилы по версии режиссера не являются мучениками, отнюдь, — это неприятные сальные люди, но все же автор фильма осмеливается задать этот вопрос: снять на фотик обнаженного мальчика и отпилить человеку ноги — где сокрыт больший ахтунг?..
Антипод Бантинга — Джейми Валласиас, сын Элизабет, аутичный олигофрен, которого Бантинг втягивает в дело, ломает, желая сделать настоящим мужиком. Джейми вообще не везет, конечно — его все время насилуют, избивают, воспитывают. Калечат, одним словом. Парню хочется покоя, созерцания, а его постоянно кто-то вырывает из уютного сомнамбулического контекста. Курцель не скрывает неприязни к тем, кто отравляет нам жизнь, уничтожает наше личное пространство (во всех смыслах). Самое печальное, что это могут быть близкие люди, «те, кто меня бережет» — назойливые и беспардонные воспитатели, в действительности использующие насилие как единственный инструмент убеждения. Не жалеет Курцель и Элизабет Харви — слабую, опустившуюся, неразборчивую в связях женщину, нерадивую мать, которая в итоге и приводит маньяка в свой дом.
Неутомимый тоталитарный Бантинг, конечно, не останавливается на педиках, наркошах и шизиках. Апогей его робингудства — расправа над сводным братом Валласиаса, Дэвидом Джонсоном, симпатичным образованным яппи, которого Бантинг ненавидит уже классово, за дорогие кроссовки и равнодушный взгляд. Кроме того, Джонсон опрометчиво позволяет себе не считать Бантинга авторитетом, Мастером или Хозяином (Бантинг перед смертью требовал от своих жертв обращаться к себе именно так). В повседневной жизни они не находят общего языка — люди из разных миров, но если Джонсон смотрит мимо Бантинга, то «Мастер», напротив, запоминает иронию и снисходительность в свой адрес. И мстит «за всю хуйню».
Фильм оставляет тягостное послевкусие. Депрессия на экране сконструирована не только за счет художественных приемов (хрупкого света, дождя, частой рапидной съемки, напряженного эмбиента), но и посредством безжалостной прорисовки ведущих персонажей — положительных героев за два часа мы практически не увидим. Есть ощущение, что Джастин Курцель глубоко въехал в историю Бантинга и сильно ею переболел — в России так с исходным материалом работал только гениальный Алексей Герман.
