Какая странная игра
Не так давно известный российский писатель-нацбол Захар Прилепин дал безапелляционное интервью информационному порталу Росбалт, где досталось всем. Прежде всего москвичам, которые, по мнению писателя, мечтательно лежат на диване, вместо того, чтобы голодать вместе со всей страной. Не случайно заголовок интервью звучит как: «Долг москвичей — придумать жизнь для всей России». Именно так — ДОЛГ. Москвичи будут придумывать, а россияне этим пользоваться. История знакомая, в общем-то, на том и стоит Расеюшка!
Досталось, разумеется, от рассерженного провинциала и зажравшейся Европе, чьи гуманистические ориентиры по-прежнему беспокоят диванных москвичей. И напрасно беспокоят, считает Прилепин. Старосветская свобода — иллюзия, поскольку там не хотят обсуждать произведения Эрнста Юнгера — любимого автора Захара Прилепина. И вообще, у нас зайдешь в магазин, на прилавках все завалено книжками про Сталина и Гитлера. А в европах ничего такого нет — разве это свобода?!
«Европа никогда не обсуждает этническую историю» — восклицает Прилепин. В этом мнимом царстве свободы доминирует политкорректность, сводящая все разговоры на злободневные темы на маргинальный уровень.
Политкорректность — действительно влиятельная и зловредная штука, отрицать не будем. Однако утверждать, будто европейцы, как страусы, спрятали голову в песок от всех проблем — наивно и невежественно. Уж не знаем, интересуется ли Прилепин таким жанром современного искусства, как кино (конечно, более популярным, чем литература), но тема «этнической истории» сегодня будоражит умы западных режиссеров. Политкорректность мордуется европейскими кинематографистами (поколением сорокалетних, как правило — ровесниками Прилепина) по полной программе. Да, не все так однозначно, проблема освещается с разных углов — но главенству леваков, руливших в кино на протяжении последних десятилетий, нанесен мощнейший удар.
Вспомним лишь несколько наиболее известных художественных фильмов, отнюдь не маргинальных, где громко и без обиняков ставится вопрос об опасности радикального ислама, бесконтрольной иммиграции и цивилизационном противостоянии. Например, «Чужая» (2010 год), немецкой женщины-режиссера Фео Аладаг, о сложностях адаптации провинциальных турок в современной Германии и мерзостях адата. Картина, в общей сложности, собрала около 30 наград на различных фестивалях. Это «Пророк» (2009 г., более 30 наград) Жака Одиара о том, что криминальный мир Франции фактически контролируется арабами, и этот криминал поддерживается в том числе религиозными лидерами. Это «В пути» (2010 г.) боснийки Ясмилы Жбанич о стремительной исламизации Сараево. Это «Рай. Любовь» (2012 год) австрийца Ульриха Зайдля о наивных пожилых европейках, попадающих на удочку расчетливых африканских жиголо. Это «Все копы-ублюдки» (2012 г., 7 наград) Стефано Соллимо об итальянских полицейских правых взглядов. Это совсем свежие датские «Угон», «Заключенный R», «Северо-Запад», поднимающие большинство вышеописанных проблем.
Наконец, самый радикальный и бескомпромиссный фильм по «этнической» теме вышел не где-нибудь, а в «социалистической» Швеции. Называется он «Игра» (режиссер Рубен Остлунд, 2011 год, 7 наград) и повествует о том, как банда чернокожих подростков третирует и грабит своих шведских сверстников в Гётеборге. В финале картины отец одного из мальчиков пытается вразумить бандитов, но наталкивается на противодействие шведок-левачек, защищающих «бедных мигрантов». Фильм снят в квази-документальной манере, что обеспечивает потрясающий эффект присутствия. По степени «невыносимости» экранного действа он напоминает советский «Белый Бим, черное ухо», только снят не про собачек, а про людей.
В Швеции «смуглая кожа делает тебя заведомо потерпевшим, а толерантность приводит к расизму наоборот», — говорит Остлунд в своих интервью.
— Вам вообще не кажется, что европейская идея политкорректности пребывает в кризисе?
— Перечитайте учебник истории — между черными и белыми всегда был некий дисбаланс. И экономический, и социальный. Сейчас трещина стала еще глубже. Думаю, Play напоминает нам об этом дисбалансе — а мы совсем не хотели бы помнить о нем. Черные преимущественно предстают жертвами, белые — теми, кто при власти, а мой фильм меняет их местами. Что и вызывает негодование.
— Вы восстанавливаете историческую справедливость.
— В какой-то степени, да.
Так что в Европе предпочитают обсуждать злобу дня, а не Эрнста Юнгера. И кстати, хочется спросить у Захара нашего Прилепина, много ли он может назвать российских фильмов, посвященных актуальному для России «этническому вопросу»? Вряд ли получится вспомнить хотя бы один. До сих пор самым радикальным взглядом на проблему остается легендарная фраза из балабановского «Брата», снятого в ненавистные для Прилепина либеральные 90-е. И это в стране, где «этнические меньшинства» владеют заводами, газетами, пароходами, банками, мегамоллами, нефтяными, страховыми, строительными и пр. компаниями, в отличие от той же Швеции, где они, в лучшем случае, продают уличный кебаб.
Современный доморощенный кинематограф озабочен большей частью «великим кино о великой войне», снятом как раз в эстетике, близкой к вкусам геноссе Юнгера. При этом об адекватности и объективности милитаристской истерии речь давно не идет. «Фашисты» выглядят уже как персонажи карикатур кукрыниксов. Второй год подряд на Оскар номинируются фильмы про ВОВ. Русские по-прежнему предпочитают жить вчерашним днем (еще бы — там же настоящие герои: Сталин, Гитлер, Юнгер!), но самозабвенно пихают иностранцам, якобы пребывающим в политкорректном анабиозе. Не пора ли расширить собственное сознание?
