Ловушка национализма
Скоро очередной «Русский марш». Профессиональные русские в очередной раз пройдут по улицам на потеху прохожим, а профессиональные борцы с ними будут в очередной раз разоблачать угрозу нацизма, на потеху зрителям. В преддверии обыденного цирка, стоит вспомнить, в двух словах, что же такое настоящий европейский национализм и с чем его едят. Ведь, вопреки частому заблуждению, едят его вовсе не с жареными таджиками, а с демократией и свободой слова. Национализм — он вовсе не про отношение к другим народам, он про отношения народа с собственным государством.
К национальному государству
Откуда взялось государство? Британский философ Томас Гоббс полагал, что государство — это механизм, предотвращающий «войну всех против всех», характерную для первобытного общества. При этом единственным человеком, который продолжает пользоваться первобытной свободой, становится глава государства. Война всех против всех контрпродуктивна, но пресечь ее может лишь организованный аппарат насилия. А человек, стоящий во главе такого аппарата, будет иметь максимальную свободу действий. Как правило, первым таким человеком становился завоеватель, решивший основать свою «тысячелетнюю империю» на завоеванной территории.
Однако свобода такого оседлого бандита (в терминах Мансура Олсона) в действительности никогда не была полной. Он вынужден был идти на определенную степень сотрудничества с подданными, отказавшись от самых людоедских своих привычек. Ведь если грабеж подвластного населения будет слишком интенсивным — оно быстро зачахнет, бандит не соберет средств на прокорм бригады-дружины и его убьют другие бандиты, в порядке честной феодальной конкуренции. Или же случится восстание и бандита подвесят за ноги на воротах его собственного замка, под заводную песенку про черные отряды Гаера. Причем вместе с наследниками — времена-то дикие.
Сообразительный бандит быстро понимает, что с овцы не будет шерсти, если ее не кормить, а с подданных не будет налогов, если драть с них три шкуры. Важно также, чтобы подданные пребывали в блаженной уверенности, будто с бандитом им живется лучше, чем без него. Бандит провозглашает свою власть легитимной, назвавшись графом, а лучше сразу королем. В качестве подтверждения местный епископ проводит помпезный ритуал, призванный вызвать щенячий восторг в глазах наивного населения. Так власть насилия, утвержденная предком при помощи холодной стали, передается потомкам уже в виде социального института. Оседлый бандит защищает свои активы от себе подобных. И за все свои благодеяния граф требует всего лишь долю всего произведенного и смешных мелочей вроде права первой ночи — взаимовыгодное соглашение, не правда ли?
Но со временем подданные подросли умишком и стали задумываться — а так ли хорошо бандит исполняет свои функции? Например, и бандиту, и обществу было выгодно, чтобы на подконтрольной территории не осталось других, мелких бандитов (любителей строить частные таможни и взимать плату за проезд по «их» дорогам), однако на практике властители далеко не всегда справлялись с централизацией власти. Кроме того, общество заинтересовано в стабильности: в возможности долговременных инвестиций и контрактов (это важное условие для развития экономики). Для этого требовалось неукоснительно соблюдать законы и блюсти неприкосновенность частной собственности, но в реальности конфискации и поборы были для монархий делом обыденным. А кто запретит?
В результате скучные бюргеры собрались и решили, что бандитские издержки слишком велики. Итогом стал кардинальный пересмотр системы — монархи либо лишались власти (как в Англии), либо сразу головы (как во Франции). Но голову монарху оттяпать легко — сложнее сделать так, чтобы на место одного бандита не пришел другой. Решением стало формирование национальных государств.
В национальном государстве действует единое правовое поле и отсутствуют сословные привилегии. Прозрачные законы обеспечивают честную конкуренцию и возможность долгосрочного экономического планирования, а государство выполняет функцию отлова нарушителей. Чтобы государство не обратилось снова в оседлого бандита, нации формируют механизмы контроля государства — демократические институты. Во времена господства международной бандитской аристократии смена власти непременно предполагала войну, кровь и кишки. Поэтому сама возможность делать это бескровно стала прорывом. Там, где наследственный бандит думал лишь о сохранении своей налоговой выгоды, сменяемая власть вынуждена думать о довольстве избирателя, еще более ограничив свои аппетиты. За счет этого в обществе оставалось больше денег, экономика росла быстрее и вскоре национальные государства уже вовсю теснили своих тиранических собратьев.
В первых национальных государствах Европы гражданские права были ограничены. Ими наделялись только мужчины, согласно имущественному цензу. На протяжении 19-20 вв. эти права были постепенно расширены на все общество — аналогичные права получили женщины, затем очередь дошла до представителей разного рода меньшинств. Это следует понимать именно как дальнейшую эволюцию национализма, а не отход от его принципов.
Государства национальное и бандитское
Однако государства, управляемые оседлыми бандитами, выработали свою контрпропаганду в ответ на риторику национализма, чем наплодили реальному национализму множество местечковых уродливых клонов.
Национализм имеет философские основы в британской либеральной мысли. Это Джон Локк, Дэвид Юм, Адам Смит и другие. Их взгляды подразумевали ценность частной собственности, наличие неотчуждаемых прав, разделение властей, самоуправление, право народов на восстание против тирании. Нация — это сообщество индивидов, самоуправляемое посредством демократических процедур. Интересы нации — создание таких форм организации общества, при которых представители нации процветают. Процветание нации складывается из благополучия отдельных ее представителей.
Дурной близнец национализма выводится из взглядов Руссо, который понимал нацию как тиранию коллектива, в рамках которой права и свободы индивидов полностью отчуждаются в пользу общины. Воля нации («всеобщая воля») по Руссо — это не совокупность индивидуальных стремлений людей, а нечто высшее и мистическое, воплощенное в государстве. В такой трактовке государство из обслуживающего персонала превращается в сословие жрецов, толкующих истинную волю божества-нации. Именно такие воззрения пришлись по вкусу прусским патриотам Гегелю и Фихте, и вообще крепко укоренились в Германии, где и сгинули окончательно в 1945-ом году. Гегель с презрением отвергал такие либеральные «глупости», как демократия и свобода слова, а в государстве видел воплощение абсолютного духа и абсолютной нравственности. Весьма удобная для оседлых бандитов идея — не зря ее оперативно пересадили на российскую почву.
Определить подделку проще всего именно по воспеванию государства, милитаризма, иерархии и прочей «службы». Одним из нововведений национальных государств были призывные армии. В национальную эпоху война из забавы королей превратилась в обязанность граждан. Так родилось понятие «патриотизм». А бандитские государства, в свою очередь, постарались приспособить патриотизм для защиты тирании. «За веру, царя и отечество».
Патриотическая мифология бандитских государств замешана на проявлении слепой лояльности верховному пахану. Например, известная побасенка о сельском идиоте Иване Сусанине, который ценой собственной жизни отстоял московского царя. Или мифологическая доктрина drang nach osten. Повествующая о том, как веками коварный Запад стремился завоевать Россию, а потому нужно сплотиться вокруг монаршего сапога. Неудавшаяся наполеоновская попытка экспорта национализма в Россию была оформлена как Отечественная война и пришествие Антихриста (ни больше, ни меньше). В середине 20-го века мифы вновь достали из пыльного чулана. Сусанин возродился безумной Зоей Космодемьянской, «натиск на Восток» воскрес в виде фантастического «Плана Ост», а Первая Отечественная война отозвалась Великой Отечественной, которой у нас нынче принято подменять Вторую Мировую. Нынешнее пугало расширения НАТО на Восток — ничего не напоминает?
Еще можно подсунуть болванку «национализма культурного», сыграв на групповом тщеславии. В наших широтах популярностью пользовался псевдорусский стиль в искусстве — гордись, народец, песнями и плясками, только в политику не лезь. По случайному совпадению пыльный «национальный костюм» обычно доставали, когда пахло жареным (бунтом или войной). Особенно удобно противопоставить «уникальную национальную культуру» западным заблуждениям... в виде подлинного национализма. Стоит ли говорить, что вся эта «народная духовность» веками конструировалась искусственно? Теория официальной народности (триада православие-самодержавие-народность) была выдумана графом Уваровым именно в качестве противопоставления бездуховному западному национализму.
Ловушка сознания
Отличить национальное государство от бандитского бывает непросто. Но еще сложнее — найти политическое движение, которое имело бы название «национал-» и несло бы ценности подлинного национализма. В свершившихся национальных государствах это попросту не имеет смысла. А в государствах бандитских любая националистическая риторика давным-давно перепрошита поколениями штатных государственных пропагандистов, а потому представляет собой ловушку сознания. Назвался националистом? Получай в нагрузку Третий Рим, сусаниных, отечественные войны, drang nach osten и прочее, прочее.
Этакий ритуал призыва демонов: стоит произнести вслух заклинание «русский национализм», как из бездны появляются зловредные духи Филофей-Уваров-Победоносцев-Эренбург-Суслов и начинают НАШЁПТЫВАТЬ. Под воздействием этого шепота головной мозг подвергается необратимой деградации. Даже будучи противником режима, больной все чаще начинает рассуждать о бездуховном Западе, погрязшем в потребительстве и гомосексуализме (хотя тот же граф Уваров, как утверждали современники, не отказывал себе ни в одном, ни в другом). По мере развития болезни, ударяется в «культурный национализм», нацепив потешную косоворотку. Воспринимает в штыки любой социальный прогресс — будь то прививки или планирование семьи («лучше царь, чем эта зараза!»), а упреки в адрес родного государства сводятся к тому, что оно недостаточно людоедское. В финальной стадии «русский националист» превращается в косматое азиатское пугало, которым режим стращает робкую интеллигенцию, а та в ужасе прячется за 282-ой статьей, как за каменной стеной. Добро пожаловать на «Русский марш»!
Таким образом, реальная функция «русских националистов» — вовсе не приближать национальную революция, а, напротив, максимально ее оттягивать в интересах привилегированной прослойки. И, хотя большинство старается за идею, эта функция порой неплохо оплачивается. Вспомним лоснящиеся лица нынешнего официозного патриотизма (Дугин, Проханов, Кургинян, Лимонов и т.д.), вещающие о пользе запрета на иностранное усыновление с экранов ТВ. В девяностые годы все они мерзли на промозглых патриотических митингах. И нынешние промерзшие вождишки русских маршей, наверняка, тоже рассчитывают занять свои места в уютных телестудиях. Но сначала придется померзнуть. Служба — дело не быстрое. Да и конкуренция в этом секторе велика (видимо, от того и «Русских маршей» в одной Москве уже целых два).
