Гангстеры и банкиры
В прошедшее воскресенье в Москве состоялись V Чтения Адама Смита, организованные Либертарианской партией России. В числе иностранных гостей Чтений была Барбара Кольм — президент Института фон Хайека в Австрии, директор Центра Австрийской экономической школы. Тема ее выступления — «Кризис социального государства на примере государств Еврозоны». В чем причина европейских проблем и есть ли свет в конце туннеля долгового кризиса? Предлагаем вашему вниманию небольшое интервью:
— Расскажите, вкратце, с какими экономическими проблемами ныне столкнулся ЕС?
Главная наша проблема заключается в том, что нынешний кризис — это вовсе не кризис евро. Это кризис суверенного долга, который стал результатом долгой политики европейских welfare state (государств всеобщего благополучия). Результатом той жизни не по средствам, на которую мы брали в долг у последующих поколений. За кризисом стоит ряд причин. Первая связана со старением населения и «пенсионной бомбой». Ожидаемая продолжительность жизни в Европе растет со скоростью пять часов в день. Европа сейчас является регионом с наибольшим в мире процентом населения старше шестидесяти лет. И прогнозы говорят, что к 2025 году люди 60-65 лет станут самой многочисленной группой в обществе. Вторая причина связана с недостатком образования и безработицей среди молодежи. Ежегодно страны ОЭСР (Организации экономического сотрудничества и развития) тратят на каждого учащегося более 9 тыс. долларов, при этом на студента тратится в два раза больше, чем на школьника, и большая часть этих трат — зарплаты профессуры и прочего персонала. Вместе с тем, количество незанятой молодежи уже сейчас составило 14 млн. и продолжает расти во всех странах, кроме Германии. Это обходится Евросоюзу в 153 млрд. евро или 1.2% ВВП в год. Третья причина связана с низкой производительностью и низкими темпами экономического роста. Европа отнюдь не равномерна в продуктивности — например, производительность труда в Греции почти в два раза меньше, чем в Германии, из расчета ВВП в час. И, наконец, четвертая причина — Европа перестала быть конкурентной бизнес-средой, благодаря политике Евросоюза.
— А как вы оцениваете меры, которые предпринимаются руководством ЕС для борьбы с кризисом? European Stability Mechanism, в частности.
На самом деле, все это только продлевает жизнь проблеме. Во-первых, нельзя решить комплект разнообразных проблем, используя один и тот же подход. Причины кризиса в разных странах разные. В Греции одни, в Италии другие, в Ирландии или Испании третьи. Их нельзя грести под одну гребенку. Во-вторых, единственное, чего мы действительно добились при помощи дотаций, так это спасли задницы банкирам. Банкиры лоббировали дотации для кризисной Греции. Но единственное, что их волновало — как избавиться от греческих пустых кредитов и государственных займов, которые были у них на руках. И, в итоге, у них все получилось. Французские банки, немецкие банки, несколько британских, все эти западно-европейские банки избавились от греческих государственных займов. Греческое правительство выкупило их обратно и теперь нуждается в рефинансировании. Но какое может быть рефинансирование, если процентная ставка все растет и растет? В силу того, что они непродуктивны. И скоро Греции понадобится новый транш. Нечто подобное происходит и в Италии, с той разницей, что большинство итальянских долгов находится внутри страны.
European Stability Mechanism (европейский стабилизационный механизм) — это просто огромный рычаг, подпорка. Это значит, что рано или поздно за все заплатит налогоплательщик. Вы же видели, что они пытались сделать с Кипром? К счастью, это не сработало. Но только потому, что люди вышли на улицы. Но идея была такая: «окей, мы опять спасем банки, ценой сбережений обычных людей, которые потеряют свои вклады». Это игра, в которую играют банки. Играют уже три года, весьма успешно, поэтому я зову их banksters (банки + ганстеры). Теперь они пытаются провернуть то же самое. Я не поклонница Меркель, однако сейчас она пытается приостановить те процессы, которые она когда-то начала. Процессы, благодаря которым Германия в будущем рискует расплачиваться за все европейские долги. Потому что Германия — единственная крупная производительная страна в Европе. Австрия тоже хорошо справляется, но мы слишком маленькие, наша экономика в десять раз меньше немецкой.
— Каковы настроения европейских избирателей? Могут ли они через своих национальных политиков влиять на курс ЕС?
Возможно, вы следили за последними событиями, касающимися секретных переговоров Германии и Великобритании. Германия хочет сохранить свою автомобильную индустрию, защитить ее, избавиться от тех ограничений, которые накладывает Евросоюз. Британия хочет сохранить свои финансовые рынки, сохранить Лондон. Они хотят сохранить свои индустрии, спасти их от регулирования Евросоюзом. Пока это происходит на уровне таких вот секретных переговоров, но можно надеяться, что за этим последует нечто большее.
Правильно говорят, что слишком большое расстояние отделяет, скажем, жителей Сицилии от Брюсселя. И политика единая-для-всех здесь не работает, потому что Европа очень разная. Именно это было секретом нашего исторического успеха. То, что мы разные, говорим на разных языках, разница в географии и в менталитете. Мы прекрасно понимаем, почему греки не хотят работать по 70-80 часов в неделю. Я не возражаю! Но тогда они не должны требовать, чтобы вся остальная Европа оплачивала этот банкет. Они должны содержать себя сами. Ну не будут есть икру, будут есть оливки. Этот так называемый европейский кризис демонстрирует, что нельзя просто так взять и объединить разные страны в единый рынок. В теории это выглядит привлекательно, но на практике есть препятствия.
— Есть ли перспективы того, что европейские правые, либералы, либертарианцы смогут объединиться и как-то повлиять на политику ЕС?
Либертарианство в классическом понимании существовало тогда, когда люди боролись за индивидуальные права, были убеждены, что право выбора должно быть у индивида, а не у государства. Шансы на то, что такое подлинное либертарианство получит широкую популярность, к сожалению, невелики. Нам приходится иметь дело с политическими переговорами, приходится идти на компромиссы. Компромиссы — это основное содержание политики в Европе. Мы видим крайности. С одной стороны — это огромные социальные государства, системы перераспределения благ. С другой стороны крайности ультраправых либертарианцев — никакого правительства, никакого вмешательства, только частная собственность и ее защита. В итоге мы, конечно, придем к некой середине. Рано или поздно люди поймут, что жить следует по средствам. Мы сократим эти правительства, сократим расходы на велфэр.
С другой стороны, мы фактически имеем 80 лет социализма в Западной Европе, когда людям с рождения внушали, будто бы государство знает, что для них лучше. Но это неправда — чиновник в Брюсселе не знает, что лучше для жителя Палермо. И житель Палермо уже начинает это понимать. Возможно, это было не так понятно, пока чиновник сидел в Риме — он хотя бы говорил на том же языке. Но Брюссель от Палермо гораздо дальше. Я не вижу перспектив большой либертарианской партии, но вижу растущих центристов и право-центристов, стоящих на твердой политической платформе. Самая важная вещь — разобраться с денежной политикой. И в этом вопросе они хорошо разбираются. Так что вполне можно ожидать, что после следующих выборов ЕС пойдет в другом направлении.
— Может ли Евросоюз быть перестроен на основе принципов свободной торговли, как он изначально и задумывался?
Да, именно так и начинался Европейский Союз, прежде чем превратиться в сборище бюрократов и политических элитистов, которые полагают, что могут править для собственной выгоды. Они несут ответственность только перед своими лобби и больше ни перед кем. Вот что случилось, вот почему мы должны критиковать эту систему. Мы нарушаем собственные законы. К примеру, мы нарушили Лиссабонский договор, предоставляя странам дотации, хотя там было четко написано, что этого делать нельзя. Мы одновременно утверждаем, что у нас есть правила и ограничения, но не соблюдаем их. Поэтому для возвращения Европы к свободному рынку придется провести полную перезагрузку. Все политики хотят переизбираться. Самый простой способ — предоставлять избирателю «хлеб и зрелища», как говорили древние римляне. Но, к счастью, у этого есть предел.
— А что вы думаете о новых членах Европейского Союза, странах Восточной Европы? Каково их место в экономике, их перспективы?
Начнем с самой большой такой страны — Польши. В Польше провели великолепные рыночные реформы. Они были очень успешны, монетарная политика была очень крепкой. Дела у них идут хорошо. Успешно справились и многие маленькие страны, как, например, Болгария, где даже социал-демократическое правительство установило плоскую шкалу налогов. Они до сих пор весьма успешны, несмотря на кризис.
Вспомним, что произошло в 1989-ом, когда пал Железный Занавес. Все страны Варшавского блока повернулись на 180 градусов. От планирования и коммунизма к либертарианскому свободному рынку. У них прекрасно получилось. Страны Балтики провели крайне успешные преобразования. Однако, по ним также ударил так называемый кризис, у них тоже есть проблема с доступом к легким, дешевым деньгам. До тех пор, пока стоимость денег стремится к нулю, из-за низкой процентной ставки — будут трудности. Но я бы не стала беспокоиться за страны Восточной Европы — они знают, как вытащить себя из болота. Я больше беспокоюсь за Францию. Франция — самая большая проблема в Европе. Французы этого пока не понимают.
Но Восточная Европа... Что случилось в Вильнюсе во время кризиса? Они урезали бюджет, заморозили зарплаты и даже сократили их. Причем это сделали все, включая политиков. Это было жестко, зато они пережили кризис. То же самое с Ирландией — они пережили кризис.
Даже в Испании растет недовольство. Нежелание того, чтобы какие-то люди из Брюсселя за них решали, решала Тройка (президент ЕС, министр иностранных дел ЕС, председатель Еврокомиссии). Что еще за Тройка такая? Самопровозглашенная сила, которая указывает индивидам и целым странам, как им жить. Что с нами стало? Я понимаю испанцев, когда они заявляют «эй, мы не хотим иметь с этим ничего общего».
