Страшные люди
В результате победы Майдана и ответной агрессии Кремля, развязавшего передел границ в Восточной Европе, многое, казалось бы, давно известное, не раз виденное, теперь открывается в особой, более объёмной оптике. Как, вероятно, уже заметили, в последнее время на российском телеэкране замелькал «Брат-2». Именно он, а не 1-й «Брат». Чем это вызвано, всем понятно: реплики насчёт «бандеровцев», звучащие в фильме, общеизвестны. А уж слова «Вы мне, гады, ещё за Севастополь ответите!», с которыми брат Витя пристреливает в Чикаго украинского «братка», давно стали чуть ли не поговоркой. Надо сказать, эта сцена в актуальном военно-политическом контексте выглядит просто ужасающей. Речь сейчас не о позиции самого Балабанова: независимо от неё, какой бы она ни была, фильм стал химически чистым результатом художественного исследования современной русской личности.
Реплики из фильма сейчас цитируют и с противоположной стороны. На недавнем киевском митинге против российской агрессии фигурировал плакат с выразительной надписью: «Так в чём правда, брат?». Вопрос адресован, разумеется, русскому народу, который в течение последних пятнадцати лет интенсивно «вставал с колен». Начало этого великого процесса как раз-то и было ознаменовано выходом фильма «Брат-2» (2000), в котором главный герой Данила Багров много рассуждает о правдоискательстве — любимая и вечная русская тема.
Вообще, тема «вставания с колен» звучит ещё и в 1-ом «Брате»: знаменитое «Скоро вашей Америке кирдык» уже тогда стало популярнейшим слоганом, эдакой патриотической мантрой. А в «Брате-2» «кирдык Америке» наступает уже чисто конкретно. Для разборки с Американцем (чикагским мафиози) братья прилетают в США — каждый со своей правдой. Она у них КАК БЫ разная. Пока оставим в стороне правду брата Вити. Займёмся правдой брата Дани.
Даня — это живая идея «мочить в сортире», озвученная известно кем именно тогда, в период съёмок «Брата-2». И он «мочит», явившись в Штаты ангелом мщения — воплощенный «кирдык Америке». В этом смысле фильм стал удивительно пророческим, ведь он вышел за год до крушения двух Башен на Манхэттене. Надо сказать, впечатления от «взятия» Крыма сильно напомнили мне 11 сентября. В обоих событиях присутствует терпкий апокалипсический запашок, знак начала крушения прежнего миропорядка свободы и разума, который, в общем, держится на США. Брат Даня выступил русским кинематографическим предтечей тех, кто таранил Башни. И он же стал культурным (а точнее, культовым) символом нашего нового исторического вектора, выведшего сейчас Россию в несомненные лидеры мирового антиамериканизма.
...Данила находит мафиози-кощея, воплощение скаредного американского духа. По наружной пожарной лестнице он бодро поднимается на башню (!)-небоскрёб, твердя мантру про «тропинку и лесок, в поле каждый колосок»: «Это родина моя, всех люблю на свете я!». Тема всемирной любви — опять же любимая русская тема, вспомним Достоевского; да и сама попытка режиссёра ответить на бытийные вопросы путём диалога и спора БРАТЬЕВ отсылает к великому классическому роману. Что же следует за этим «всех люблю на свете я»? Выстрел в охранника в коридоре — безо всякой рефлексии, автоматический. Это очень по-нашему: только у русского человека от всемирной любви до убийства — буквально один шаг. Затем Данила проходит в офисные чертоги, где восседает мафиози, беседуя за водкой с каким-то человеком. Даня с ходу пристреливает собеседника Американца, не задаваясь вопросом: кто он и зачем здесь? Это мог бы быть совершенно посторонний человек — ведь сфера деловых интересов Американца довольно обширна. Однако Данила его просто убивает — чтобы не мешал разборке. Вот это очень важный момент, на который многие обращают внимание, я убедился. Подозреваю, что в нём сокрыто очень непростое послание режиссёра. Художник такого уровня, как Балабанов не мог что-то сделать «просто так». Балабанов ЗНАЛ, что какая-то часть зрителей обязательно спросит себя: «А этого-то он зачем грохнул?». Балабанову НУЖЕН этот вопрос, который создаёт определенную оптику восприятия, позволяющую режиссёру сделать его главное и любимое дело: заглянуть в бездну. В русскую антропологическую бездну.
И он в неё заглядывает. Убив непонятно кого, Данила спокойно садится на место убитого и читает Американцу проповедь о духовности, о правде. Эдакое русское кредо на фоне чикагских небоскрёбов за стеклянной стеной. На полу труп, на столе перед Даней — ещё дымящийся пистолет. Ясные глаза простого «губастенького» русского парня, которые не смог затуманить даже стакан «рашен водки».
Брат Даня вообще «мочит» людей в Америке с особой лёгкостью — и явную гнусь и, как видим, совершенно посторонних. Он воспринимает Америку как некою виртуальную реальность, «игру-стрелялку», где в принципе всё дозволено. В ней нет людей, её населяют плоские двухмерные обозначения людей. Нет, порой такое отношение смягчается пресловутой русской душевностью, и тогда возникает вполне человечный персонаж водителя-дальнобойщика, везущего Даню в Чикаго — явная перекличка с русским дальнобойщиком из 1-го «Брата» (в финале). Но, в общем, Америка для Данилы — некий плохой сон его пограничного сознания. Кто-то назвал русских «народом-пограничником» — из-за нашего явного тяготения к пограничному состоянию. В нём пребывает и Даня, несмотря на его полную внешнюю адекватность и бесстрастие (вообще, сладкий «пограничный» трепет, как нерв, пронизывает весь фильм). Повторяю, убив постороннего, Данила с ходу, без паузы, оглашает свои соображения о правде («сила в правде»). Это удивительно емкий и страшный образ: «народ-пограничник», вещающий миру над трупом походя убитого человека. Раскольников — тот ещё переживал, а Даня — это уже особая постсоветская генерация, русский исторический итог. Народ, так, увы, и не прошедший под присмотром Запада курс «реабилитации» и «лечения» (такая возможность была после Августа-91). Народ, «встающий с колен», поучающий Америку духовности на фоне её же небоскрёбов, которые вот-вот начнут рушиться — к общему ликованию...
«Брат-2» — фильм, повторяю, пророческий, можно сказать гениальный. То, что в нём заявлено и выявлено, зрело потом все эти долгие путинские годы. Зрел — пора сказать прямо — «нормальный» русский фашизм, заквашенный на имперском шовинизме, мессианстве и неприятии Западного мира — Америки, прежде всего. И дозрел. Сейчас «народ-пограничник», исторически имеющий крайне заниженное представление о ценности человеческой жизни (в том числе и своей), двинулся в «крестовый поход» против Запада. За Севастополь «бандеровцы» уже «ответили». Теперь, очевидно, потребуют к «ответу» саму Америку — за крах СССР, соцлагеря и Варшавского блока¸ за вынужденный отход России от «особого пути» и многое, многое другое...
Братья Даня и Витя, нагрянувшие в Америку — это периферийные варвары, приехавшие в абсолютно чуждый им Рим. Данила, как мы знаем, пошёл на него войной, уехал — чтобы воевать с ним снова (сегодня). Виктор остаётся, чтобы разбогатеть и осваивать этот Рим изнутри. Брат Витя — он вовсе не антипод Данилы, хоть и «полюбил» Америку. Ведь он полюбил её опять-таки по-русски, с чисто русской верой во всемогущую силу денег. Это варвар, готовый ворваться в американскую жизнь, чтобы переделать её под свои варварские ПОНЯТИЯ. Таких, как Витя, сейчас на Западе великое множество. Запад от них стонет, но пока терпит (вспомним тот же Куршевель).
Русскими, вероятно, в нормальных странах скоро будут пугать детей. Балабанов, кстати, говорит об этом открытым текстом. На вопрос: «Вы гангстеры?», проститутка Даша, вызволенная Данилой из сексуального рабства, отвечает просто: «Мы русские». То есть «русские» — это чёткий маркер жизненного экстрима и антисоциальности, хорошо узнаваемый Западом. Маркер опасных людей-«пограничников», способных, скажем, устроить пьяный дебош в высоколетящем лайнере. Или подвесить на тонкой ниточке международную безопасность — это уж зависит от возможностей...
У Достоевского есть такой роман о прежней русской жизни: «Бедные люди». Теперь русские, пройдя через ад ХХ века и в большинстве оставшись бедными, скорее — страшные люди. Страшные не «по-человечески», а, скажем так, метафизически. Да, обаятельные даже в бандитизме и пьянстве, как брат Витя. Да, душевные и вообще клёвые, как брат Даня. Порой пленительные. Но при этом, повторяю — страшные. Причём неизвестно, кто страшнее: просто киллер Витя со своей дикарской верой в силу денег, или киллер-идеалист Даня со своей русской правдой. Ибо они именно БРАТЬЯ. Вот это и есть вопрос, оставленный нам Алексеем Балабановым.
Его фильм оказался культурной миной замедленного действия, чей смысловой потенциал раскрылся в полной мере лишь теперь, когда «москаль», стреляющий в «хохла» становится военно-политической реальностью, а российские политологи, с виду вполне нормальные, призывают нас возводить новый «железный занавес» и не бояться международной изоляции. Песня «Гуд бай, Америка», звучащая в финале «Брата-2», стала пророчеством о великом разводе путинской России с Западом. Пограничное состояние сейчас на всю страну транслирует телевизор в лице Дмитрия Киселёва, пообещавшего Америке ядерный «кирдык». Ещё чуть-чуть и с думской трибуны заявят, что сила — у нас, ибо с нами — правда божья, не говоря уже о боеголовках, освящённых лично патриархом. Того и гляди, наш политический истеблишмент усвоит лексикон иранских правдоискателей, назвав США и ЕС большим и малым шайтаном соответственно. Да что там говорить, если самого президента РФ мир заподозрил в пограничном состоянии! Однако надо признать, основания для этих подозрений появились ещё тогда, когда будущий президент-«пограничник» произнёс волшебное слово «мочить»...
Путин — это, скажем грубо, Витя и Даня в одном лице. Он и деньги уважает, и «за правду» стоит. Особо страшное, непостижимо русское сочетание. Подобно братьям Багровым, которые, всё посылая на хер, утверждали в Америке свою справедливость, Путин топчет международное право, будучи предвестником совершенно новых, сумеречных времён. Россия — родина и источник «апокалипсиса». Возможно, были правы те, кто говорил, что именно здесь-то и родится «антихрист». Земной рай — извечный русский проект — так и не состоялся, зато нам вполне может удаться проект земного ада. И вот это чёрное солнце грядущего хаоса, чёрную дыру зовущей бездны, её трепет и нарастание в русской душе гениально почувствовал Алексей Балабанов. Если Сальвадор Дали когда-то написал картину «Предчувствие гражданской войны», то Балабанов вполне мог бы назвать свой фильм «Предчувствие МИРОВОЙ войны». А ещё лучше — «Мировой Кирдык».
Балабанов, конечно же, недооценён. Он выступил пророком МИРА ИНОГО — двусмысленное звучание в данном случае абсолютно уместно.