Что нам делать с этой Россией...
Всем грамотным людям понятно: человечество вступило в эпоху, когда единую идеологию государствам иметь не просто бессмысленно, но и смертельно опасно — при таком-то разнообразии психотипов, при такой-то индивидуализации и атомизации современного общества начать вводить сверху какую-то государственную идеологию означает раскалывать общество. Современное государство может существовать только без центральной идеологии — при полной свободе вероисповедания. Именно так и написано в нашей конституции.
Однако, пару-тройку недель назад, помогая профессору Назаретяну отвозить в интернет-магазин пачки с его новой книгой «Нелинейное будущее» и разговорившись с ним по дороге, я с удивлением услышал от Акопа Погосовича парадоксальную мысль как раз о возможности подобной идеи. Мысль эта находится в одном русле с известным русским мессианством и потому ею можно заразить Кремль, в коем продолжают, как мне кажется, жить имперско-церковные идеи, будто Москва — Третий Рим. Поздравления со стороны Путина православно-социалистического мистика Проханова с юбилеем тоже на это как бы намекает, поскольку русским мессианством Проханов заражен по самые помидоры, а раз боговерующий Путин ему симпатизирует, значит... В общем, это может сработать. Почему бы, в самом деле, не использовать слабости противника в своих целях?
А заключается мысль Назаретяна в том, чтобы привить России, используя ее мессианские потенции, некую наднациональную или сверхнациональную идею. Собственно говоря, такой интернациональной идеей Россия уже была заражена в ХХ веке. Вот только идея та была псевдорелигиозной (марксизм) и насаждаемой сверху, то есть обязательной для всех. А кроме того, она была внутренне дефективной, то есть неадекватной экономически. Потому и не сработало, хотя разных мелких стран мы ею перезаражали немало. До сих пор еще многие чихают, а парочка стран агонизирует.
И поскольку назаретяновская мысль показалась мне интересной, я решил познакомить с ней читателя, рассказав о нашей беседе. Ведь Назаретян не только специалист в области массовой психологии, но и эксперт в области социальной эволюции — с кем же еще говорить о таких вещах, как не с ним?
— Странно мне, непатриоту, слышать мысли о национальной идее от глобалиста, да еще в эпоху, когда пришла пора отказываться от национальных идеологий.
— Сразу оговорюсь: я тоже никогда не страдал и не страдаю патриотизмом. Патриот — это человек, самоидентификация и суждения которого определяются его групповой принадлежностью. Мои суждения от групповых пристрастий не зависят. Я глобалист и космополит. И подтверждаю: иметь государственную идеологию опасно: идеология — это оружие, она делит людей на своих и чужих, а в XXI веке это контрпродуктивно. Но некую наднациональную идею (а не навязываемую сверху идеологию) озвучить полезно. Именно наднациональную, поскольку основываться она должна не на патриотических, а на космополитических постулатах.
Это тем более важно, поскольку XXI век — эпоха, когда для человечества наступает некий час истины. Он мог наступить и в ХХ веке, мог и раньше. Но теперь отложить его уже невозможно. В этом веке решится судьба нашей цивилизации — она либо рухнет, либо прорвется в будущее. Сценариев обрушения множество. А вот как выживет человечество, и что будет представлять собой, мы пока не очень понимаем. Пока ясны лишь общие рамки условий, при которых оно только и может выжить.
Сначала небольшое предисловие для прояснения. Всем известно, что такое экологические ниши. В СССР в пятидесятые годы взялись уничтожать волков — был такой период в нашей истории, из которого даже вылились знаменитые песни Высоцкого про волков. К чему привел этот межвидовой геноцид? К тому, что экологическую нишу волков стали занимать одичавшие псы. Которые оказались гораздо страшнее волков — опаснее и для экосистемы, и для человека. Потому что они не обладали наивностью волков — не боялись огня, красных флажков. Они были хитрее, они знали людей, и они ненавидели человека, переняв худшие черты человеческой психологии. Поэтому избавиться от них было уже во сто крат сложнее, чем от волков. Пришлось разводить волков, которые с собаками сами быстро справились.
Так вот, с политической системой в современном мире происходит то же самое: она находится в крайне нестабильном состоянии по сравнению с ситуацией начала-конца восьмидесятых. Тогда было две сверхдержавы, которые уютно и привычно пикировались друг с другом. Никто не верил в мировую революцию — ни у нас, ни у них, спецслужбы и министерства обороны спокойно осваивали бюджетные деньги. Сложилось некое экологическое равновесие. Люди просто работали друг против друга. Я сам работал в этой сфере, как вы знаете... Оба режима выкармливали друг против друга стаи псов. Сейчас их называют международными террористами, а тогда мы своих называли партизанами и революционерами, а американцы своих — повстанцами и борцами с режимом. Но когда рухнул один из полюсов, псы отвязались, Советский Союз исчез, а у победителей началась так называемая «эйфория победителей». Психологи называют это состояние комплексом катастрофофилии — нарастающее ощущения вседозволенности и безнаказанности в условиях, когда некому тебя сдерживать, приводит к жажде маленьких победоносных войн. Этот комплекс регулярно в истории человечества играл свою нехорошую роль. И сегодня он делает современную систему очень неустойчивой и готовой к развалу. Поэтому если сейчас не выделится какой-то стабилизирующий противовес, мне будет страшно за человечество.
На мой взгляд, на роль такого стержня вполне может претендовать Россия. Никакого иного противовеса для США я в мире не вижу, это во-первых. А во-вторых, именно в нашей культуре для этого есть определенный задел — я имею в виду философию русского космизма, среди представителей которого были очень интересные мыслители. Взять хотя бы В. Одоевского, одного из закоперщиков этого направления в философии. Он писал:
При всяком происшествии будем спрашивать самих себя, на что оно может быть полезно, но в следующем порядке: 1) человечеству; 2) родине, 3) кругу друзей или семейству, 4) самим себе. Начинать эту прогрессию наизворот есть источник всех зол, которые окружают человека с колыбели.
Так что если Россия не станет трезвым модератором, шансы у мира уцелеть резко снижаются.
— А с чего бы ей им стать? Вы посмотрите, что творилось в этой России в связи с аннексией Крыма! Просто какой-то угар животного патриотизма! Это же кошмар! Аж слюна у людей от удовольствия капала.
— Согласен. К сожалению, и политические мотивации, и информационное сопровождение были совершенно неадекватны требованиям времени. Мы во всей красе наблюдали на примере Крыма то самое национально-эгоистическое построение («своих не сдаем», «Россия за русских»), которое ни в коем случае не даст России международной поддержки — той агентуры влияния, каковую в изобилии имел Советский Союз в его лучшие времена. А сейчас главными героями российского телеэкрана стали такие пугала, которых и в России-то слушать страшно, а уж в мире они вызывают просто ужас.
— Дугин, Проханов, Кургинян и прочие национал-идиоты, которые повылезли изо всех щелей.
— Эти так называемые «эксперты» фактически работают на развал, на врага. Потому что отпугивают от России нормальных людей. И поскольку в силу этого общая пропагандистская работа выстроена проигрышно, мы не можем добывать себе поддержку в мире. У меня довольно широкие наблюдения в этом плане, и могу сказать, что в мире десятки миллионов людей, которые спят и видят, чтобы Россия выступила с внятной глобальной идеей. Это вся Латинская Америка, это Юго-Восточная Азия.
Китайцы, например, откровенно тоскуют по общению с русскими интеллектуалами. Миллионы людей только и ждут, чтобы кто-то что-то противопоставил американцам с их импульсивными притязаниями на мировое господство, чтобы в мире вырос еще один центр силы. Почему? Потому что примитивность американского подхода всех достала. В девяностые годы, после крушения СССР, интеллектуальный уровень принятия международных решений у американской элиты резко просел. Это выглядит так, как если бы на место гроссмейстеров пришли ученики, которые дальше одного хода просчитывать не умеют. Я писал об этом в американской печати еще в 2003 году. И мне американские издатели в полном восторге ответили: ой, как вы хорошо по ним прошлись, упомяните конкретно Буша! На что я им возразил: дело не в персоналиях, а в общей тенденции.
И эту тенденцию заметил не только я. Американская ученая-историк, специалист по позднему Риму Сьюзен Маттерн опубликовала статью, в которой провела параллель между действиями древнеримских политиков в преддверии краха империи и решениями современных американских политиков. Оскудение интеллектуальной мощи элит есть типичный предкризисный синдром. Только сейчас это чревато глобальной катастрофой.
В семидесятые годы американцы являли собой просто корифеев принятия международных решений. Вспомните, с каким мастерством они провели чилийский переворот! Ведь это было нетривиальной задачей: могла вспыхнуть революциями вся Латинская Америка: СССР уже наготовил там кучи партизан. Но американцы сумели сделать так, что и переворот совершили, и революционного огня по всему континенту не допустили. Это была красивая партия! А сейчас что? Сплошная демонстрация могущества. Я поговорил с коллегами в Америке — ЦРУ больше не нужны психологи, страноведы, этнопсихологи. Из гуманитариев там теперь все больше юристы. Потому раз за разом они влезают в воду, не зная броду. И когда американцам начинают приписывать какие-то далеко идущие планы, мне делается смешно. Это фантазии досужих политологов и конспирологов! Я когда-то даже статью написал по этому поводу — «Глупость, как политическая категория».
Сегодня мы видим, как прежняя система сдержек и противовесов исчезла, уступив место уплощению видения мира. Вместо того, чтобы тонко регулировать, американцы грубо взламывают. Зачем, например, США полезли в Египет? Мубарак всех устраивал. Это был очень удобный президент! Египет при нем процветал год от года — по всем параметрам. Прекрасно работали в Египте все транснациональные корпорации. В стране быстро росло образование и процент молодежи за счет резкого снижения детской смертности — типичная и очень опасная ситуация первой фазы демографического перехода. Через 18-20 лет после начала этой фазы, когда «избыточная» молодежь вырастает, во всех странах первой фазы случается взрыв — так было во Франции во времена Великой французской революции, в России в начале ХХ века... Так случилось и в Египте. Оказалось, что примерно сорока процентам выпускников университетов ничего не светит — их слишком много. Их родственники ждали — сейчас выучится, станет учителем, доктором, уважаемым человеком. А он у отца в лавке зеленью торгует. Фрустрация. Разочарование. Топливо для пожара... В этих условиях маленькая спичка привела к большому огню. И когда все случилось, американцы тут же в это полезли со своей демократией. Зачем? Я работаю в Институте Востоковедения. Так там любой аспирант знал, что если падет Мубарак, в Египте придут к власти радикальные братья-мусульмане. Почему американцы об этом не знали?..
— Головокружение от успехов... А вот интересно, насколько быстро произошла атрофия политического интеллекта, и хитромудрые схемы сменились простым размахиванием дубинкой?
— 1991 год. Ирак захватил Кувейт. Явная агрессия. И была санкция Совбеза на вторжение международных сил в Кувейт. И Кувейт очень далеко от Европы. Но при этом по всей Европе шли демонстрации с лозунгами «Прекратить войну!»
1999 год. США начали практически неспровоцированно бомбить Белград. Без санкции Совбеза! В самом центре Европы! И все восприняли это совершенно спокойно! Точно так же спокойно потом восприняли вторжение американцев в Ирак... Всего-то восемь лет прошло — и как изменились настроения!.. Вот это и есть комплекс катастрофофилии. Что хотим, то и творим! В 1991 году был еще худо-бедно Советский Союз, были представления о двухполярном мире. А потом испарились.
— И вы полагаете, противовесом могучим США может стать слабенькая сырьевая Россия? С ее фашизоидным патриотизмом? Что же должна транслировать миру наша политическая пропаганда?
— Сейчас планета поворачивается к биполярному или многополярному миру. И это неплохо. Это в конечном итоге приведет к конфедерализации мира, потому что национальные государства умирают, и при любом раскладе через 50-70 лет не будет ни России, ни Китая, ни Франции. Либо вообще цивилизация грохнется, либо групповые идентификации будут изжиты.
В литературе есть такое понятие — «конец географии». Его ввел в научный оборот английский экономист О’Брайен. Оно означает, что государственные границы национальных образований растворяются в эпоху глобализации и интернетизации. Поэтому я говорю, что сегодня, в век бифуркаций, национальная идея, то есть то, что должна транслировать Россия, должна строиться не на патриотизме, а на космополитических основаниях, а именно: что может сделать та или иная страна для выживания человечества в целом, потому что человечество едино, глобально. И если сейчас начать оглядываться назад, возвращаться к истокам, традиционным ценностям, православию... Это конец! Нужно стать открытыми к миру и взять ответственность за судьбы мира, предложив разделить эту ответственность всем.
— Как если бы к Земле приближался крупный астероид.
— Нужно прекращать дружить «против кого-то», и до сих пор иначе политика не строилась. Но сейчас наступает время принципиально иной политики — дружить не против кого-то, а для чего-то. Для совместного выживания перед лицом технологической сингулярности.
