Нас ещё битвы великие ждут
В хаосе российско-украинской мятежевойны, символизирующей очередной тяжелейший кризис русской идентичности и отказ российского общества от тяжёлого труда по возвращению в семью цивилизованных наций, многие другие темы, как и вообще всё происходящее за пределами означенного конфликта, отошло на второй, а то и на третий план. Далеко не все измерения и аспекты столкновения, медленно, но верно приобретающего не только затяжной, вялотекущий, но и экзистенциальный характер противостояния Кремля и условного «Запада», освещаются в должной мере, а уж тем более не все, даже освещаемые, доходят до русского читателя. Этот пробел необходимо по мере сил восполнять.
Одним из таких измерений является роль ислама — как настоящая, так и будущая — в этой «войне миров», очередной попытки варварства лечь камнем преткновения на пути Цивилизации. Об этой роли размышляет яркий и неоднозначный автор Хамед Абдель-Самад.
Сначала несколько слов о том, кто такой, собственно, Абдель-Самад.
Хамед Абдель-Самад родился и вырос в Египте. Сегодня политолог и публицист Самад живёт в Германии. Его отец был имамом, его воспитание — строго религиозным. Ещё в детстве он выучил Коран едва ли не наизусть. Позже, однако, Самад восстаёт против среды, в которой вырос. Он проницательно отмечает слабости ислама — и платит за это высокую цену. «Оскорблённые» мусульмане угрожают ему смертью. Это, разумеется, не помешало ему и в дальнейшем придерживаться критического взгляда на «религию мира и добра». Недавно Абдель-Самад написал книгу, в которой провозглашает крах исламского мира («Конец ислама», изд-во Дрёмер, Мюнхен. 240 стр.).
Можно по-разному относиться к его предсказаниям, но в мужестве ему определённо не откажешь. В эпоху, когда фетвы всевозможных фанатиков распространяются не бродячими дервишами, а посредством Всемирной Паутины, смелость может дорого обойтись Абдель-Самаду. Некоторое время он уже находился под защитой полиции. Редакция немецкой нелевой «Die Welt» взяла у Абдель-Самада большое, во многом весьма значительное и даже знаковое, интервью.
Битва апокалипсиса: накануне
Исламский — это фашистский
Абдель-Самад давно свыкся с чувством опасности. Он находится под постоянной защитой полиции. Его враги — склонные к насилию, фанатичные существа, желающие смерти писателя, потому что он, видите ли, «оскорбляет ислам» и «позорит пророка Магомета». Хамед Абдель-Самад отнюдь не самоубийца, ищущий гибели от чужой руки, но не видит смысла молчать. Он открыто критикует мусульман, желающих возвыситься над прочими людьми, используя свои странные верования и настаивающих на том, что именно они, и никто другой, владеют истиной в последней инстанции. Его предыдущая книга «Конец ислама» навлекла на него град критики. Его новая книга носит провокационное название «Исламский фашизм», и, хотя книга ещё не вышла, автору уже уготовлена фетва, осуждающая его на смерть. Уже не «доставить живым или мёртвым», а однозначно «убить». Абдель-Самад вынужден скрываться, но не собирается прекращать говорить правду. Ни сейчас, ни потом. Никогда. Пока дышу, надеюсь. Бояться смерти — значит умереть прежде смерти.
— Недавно подозрительно скорый суд в Египте приговорил 529 человек к смертной казни. Ещё 683 подсудимым грозит похожий вердикт. Что вы думаете об этом?
— Я не считаю, что террористов можно остановить применением смертной казни. Скорее всего, такие действия приведут к появлению новых самоубийц, создадут новое поколение «божьих воинов». «Братья-мусульмане» от этого приговора выиграют больше всех: вдруг все заговорили не об их кровавых преступлениях, а о несправедливости, проявленной на суде. Такие приговоры — тревожный симптом стратегической беспомощности египетского государства перед лицом исламского террора. Таким образом насилия не прекратить, страну разводят по полюсам и только глубже раскалывают.
— Вы полагаете, что эти процессы ставят под угрозу будущее Египта и его нового президента, Абдель Фаттаха аль-Сиси?
— Многие египтяне видят в аль-Сиси героя-избавителя. Ожидания эти безусловно сильно завышены. Сам аль-Сиси, конечно, понимает, насколько серьёзны проблемы страны, как и то, что решить их ему не удастся. Он знает и то, что массы, так эйфорически приветствующие его сегодня, завтра с не меньшей, если не с большей энергией выйдут на манифестации протеста против него, — точно так, как они выходили свергать сначала Мубарака, а потом и Мурси. Всё дело в том, что они ждут немедленной стабилизации и благосостояния, но ни один президент не в состоянии дать им это. Да, время диктатуры ушло. Но отсутствие диктатуры не означает автоматического наступления демократии.
— Вы сами настроены весьма пессимистически относительно будущего исламского и, в частности, арабского мира. Выходит ваша четвёртая книга на эту тему. Мне кажется, вы от книги к книге становитесь всё более резким. Согласны?
— Нет! Я часто слышу: вы — радикал и «баба-яга против». На самом деле я просто мыслю рационально и предметно, называю вещи своими именами. Я всегда был таким. Я не провоцирую, утверждая, что ислам — по сути фашистская идеология.
— Но по крайней мере семантически это гораздо острее всего, сказанного вами прежде. Называть политический ислам фашизмом — это нечто новое...
— Возможно, для немцев это звучит несколько плакатно и провокационно. Но что такое фашизм? Это политическая религия, со своим «священным писанием», «пророками», харизматическим вождём, якобы священный долг которого — объединить нацию и победить врагов. Именно это и представляет собой ислам, совершенно буквально.
Фашизм делит мир на своих и чужих, как ислам — на «верных» и «неверных». Фашизм питается теориями заговора, чувством униженности и стремлением к реваншу, жаждой мести и расчеловечиванием противника. Всего этого в исламе хоть отбавляй, особенно в риторике политического ислама. Мешанина из комплекса неполноценности и стремления к мировому господству, бессилия и фантазий о всесилии — всё это роднит ислам с фашизмом. В своей книге я говорю о четырнадцати признаках фашизма, сформулированных Умберто Эко. В исламе мы легко находим их все: культ традиций, негативное отношение к Модерну и восстание против Просвещения, одержимость теориями заговора, мачизм — смотрите сами. Единственное, чего политисламу пока не хватает — это отлаженной машины массового уничтожения людей, имевшейся в распоряжении сталинизма и нацизма. Политический ислам переживает одно поражение за другим, но по нему не нанесён последний, уничтожающий удар — как это случилось, например, с гитлеризмом в Германии или фашизмом в Италии. В этом причина его живучести.
— Готовы ли вы зайти столь далеко и заявить, что политический ислам, исламофашизм способен ввергнуть человечество в новую мировую войну, если у него появится подходящая для этого военная машина?
— Да. Возможно, это будет не совсем та мировая война, известная нам на примерах прошлого, но то, что это будет столкновение апокалиптического масштаба, я уверен. Исламисты с радостью устроят резню «неверных», как только смогут. Это можно наблюдать повсеместно, где они берут вверх — например, в Сирии. Стоит им там овладеть каким-нибудь городом, исламские фашисты начинают убивать христиан — всех подряд, включая детей, — только потому, что они — христиане. Когда людей начинают уничтожать по принципу принадлежности к нации или религии — это чистейший фашизм. Такое происходит везде: в Ираке, Афганистане, Сомали, Судане, Нигерии — абсолютно повсюду.
— А что насчёт «умеренного ислама»? Он вообще существует?
— Долгое время мы носились с турецким режимом Эрдогана, видя в нём блестящий образец такой умеренности. Из-за трусости и «гибкости» Запада истинное лицо этого режима долгое время всячески затушёвывалось. Но в условиях нынешнего кризиса Эрдоган полностью раскрылся: фашистские тенденции проявились во всей своей красе. Политическую проверку режим не прошёл.
— То есть, волк в овечьей шкуре? Или, как вы это формулируете в своей книге — «демократия в роли троянского коня»?
— Совершенно верно. Исламисту, исламскому фашисту демократия интересна лишь как инструмент, приводящий его к власти. Ему же, пришедшему к власти, демократия не нужна, а нужен прежде всего ислам как апофеоз власти бога над миром. Ему наплевать на безработицу — он озабочен внедрением и укреплением «нравственности» и основанном на ней общественном «порядке». Власть в отдельно взятой стране рассматривается как шаг на пути к всемирному господству.
— В общем, божественная миссия?
— Именно. Это единственное, что побуждает исламиста к политической деятельности. Созданные человеком институты — такие, как парламент, юстиция, всё остальное — он презирает. А вот то, что «бог» ему «заповедал» полтора тысячелетия тому назад — совсем другое дело. Это нужно непременно воплотить в жизнь, параграф за параграфом, не изменяя ни буквы.
— Но это означает, что диалог с подобными людьми просто-напросто невозможен...
— Диалог с ними — бессмысленная трата времени. Для нас. В диалоге с Западом Эрдоган постоянно обводил Запад вокруг пальца. Его так называемые реформы — не более, чем расширение возможностей для его сторонников. Он всё время прятался за спиной «реформ» от Европы. «Умеренный ислам» — это пустые словеса, изобретённые западными «исламоведами». Умеренный ислам — это оксюморон, умеренность и ислам несовместимы. Исламисты непоколебимо убеждены в своей правоте и другого мнения для них не существует. И это — основа фашизма.
— Картина, которую вы рисуете, выглядит довольно опасной. Вам самому угрожали убийством, вы живёте под защитой полиции, ваши близкие и друзья подвергаются опасности. Вы, в известном смысле, рискуете жизнью ради своих убеждений. Считаете ли вы себя самого мучеником?
— Нет. Я не люблю ни самого этого слова, ни смысла, за ним стоящего. Я люблю жизнь несмотря на все трудности и неудобства, с которыми приходится сталкиваться. Ради этой жизни я многим пожертвовал и многое потерял. Эта жизнь — жизнь в свободном обществе. Моя жизнь — это свобода. Это значит, никто не может указывать мне, что морально, а что нет, никто не может ограничивать свободу моих мыслей и право высказывать их. То, что на свете существуют люди, которые прямо кушать не могут из-за того, что я пишу и говорю — не моя проблема. Я никому не отрезал голову и никогда не собирался. Я никогда не ставил под сомнение право на жизнь другого человека. Я вообще не верю, что ради каких-то идей следует умирать. Но я не собираюсь «умирать прежде смерти», молчать или сдерживать себя в мыслях и речах только потому, что кому-то мои слова не нравятся. Такая ничтожная жизнь меня не интересует — и такой моя жизнь не будет.
— Что ж, вернёмся к исламу и демократии. Египетский президент из среды «братьев-мусульман», Мохаммед Мурси, был демократически избран и демократически низложен. Что, по-вашему, было с ним не так?
— Мурси не мог ничего предложить египетскому народу. У «братьев-мусульман» были одни только лозунги. И вдруг оказалось, нужно работать: поддерживать и развивать экономику, заниматься внешней политикой, поощрять туризм. Всё это они принялись делать в высшей степени дилетантски, собственно, всем этим неотложным задачам они предпочли нечто прямо противоположное — они зациклились на «нравственности», принялись «воспитывать» общество. У исламистов вообще нет никакой программы — только прокрустово ложе окостеневшей «нравственности» четырнадцативековой давности. Именно под него они урезали свободы, прежде всего для женщин, именно в него пытались затолкать существующие общественные институты.
— Будет ли то, что мы можем ожидать от новых египетских властей, лучше? Не окажется ли ас-Сиси таким Мубараком Вторым — то же самое, вид сбоку?
— В любом случае это меньшее зло, и вряд ли это второй Мубарак... Скорее, «Мубарак-лайт». Трудно говорить о его демократичности, но демократия невозможна в пространстве без воздуха свободы. В целом арабский и, шире, исламский мир не созрел для самостоятельного существования в нём демократических структур. Но военные, по крайней мере, представляют собой некий компромисс для общества в целом, точка, в которой сходятся интересы общества и экономики. Экономика, индустрия, туризм — это вещи, где можно искать и находить согласие. «Братья-мусульмане» пребывают в совершенно ином мире. Их главное заблуждение заключалось в том, что Египет можно превратить во второй Иран. Но победа на демократических выборах — это не карт-бланш на всё, что захочется.
— В этом нет сомнений. Демократия должна быть наполнена живым содержанием. Способна ли какая-нибудь из арабских и/или мусульманских стран выступить в качестве примера в таком смысле?
— Сегодня — нет. Возможно, это удастся в обозримом будущем Тунису: страна относительно невелика, там хорошая инфраструктура, и Запад поддерживает эту инфраструктуру достаточно серьёзно и последовательно.
— В своей книге вы благодарите некоего молодого человека, написавшего вам, что угрозы исламистов убить вас впервые заставили его задуматься о том, что происходит с исламом и вокруг него. Получается, своими фетвами они сделали вам дополнительную рекламу?
— В какой-то степени, да, что, собственно, свидетельствует о глупости этих фанатиков. Они не понимают, что, запрещая книги и пытаясь заставить авторов замолчать, они зачастую добиваются прямо противоположного эффекта. Они говорят: его нужно уничтожить! И тут люди начинают задавать вопросы: а почему? Что он сказал? Кто это такой? Сами исламисты живут в замкнутом мире и общаются исключительно сами с собой, и потому им кажется, что они могут заставить кого-то умолкнуть с помощью угроз и насилия. Это наивно до такой степени, что просто смешно.
— Вы утверждаете, что вашей книгой вы разворошили осиное гнездо. Обычно с осами борются иначе: их гнёзда окуривают и сжигают. Какую стратегию вы предлагаете применять для борьбы с политическим исламом? Существует ли какое-то универсальное средство, например, экономический успех соревновательной, максимально демократической системы общественного устройства?
— Лечение болезни начинается с правильного диагноза. Такой диагноз исламу прежде поставлен не был. Я вижу свою роль именно в этом: поставить диагноз. Как говорил Карл Краус, «не нужно быть наседкой, чтобы отличить свежее яйцо от тухлого». Речь идёт о хронических болезнях арабского общества: низкий уровень образованности, рудиментарные структуры в экономике, коррупция, патернализм, — список очень длинный. То самое болото, где мусульмане застряли и где фашизоиды-исламисты чувствуют себя чрезвычайно вольготно. Эти общественные язвы — питательная среда для разочарования и отчаяния, именно они позволяют исламистам «уловлять человеков». Расстояние между нами и современным исламом исчисляется световыми годами. Исламистам куда легче редуцироваться и сосредоточиться на идеологии, нежели решать насущные экономические и общественные проблемы.
Один проповедник, считающийся на Западе умеренным, заявил, что экономический коллапс исламского мира произошёл от того, что мусульмане перестали серьёзно относится к «джихаду». Он на полном серьёзе предлагает вернуться к практике захватнической войны против христианского мира, вводить джизью (подушный дополнительный налог для иудеев и христиан), а врагов обращать в рабство. Это чудовищно и бесчеловечно, и если это не фашизм, то что же это?!
Беспомощные лидеры явно дезориентированы и могут лишь рассказывать сказки. Так, один египетский генерал уверял меня, что против СПИДа давно существует «абсолютное оружие», но от мусульман его скрывают, чтобы жертв среди них было как можно больше. Вся подобная чушь произрастает на почве известной мифологии, не имеющей ничего общего с реальностью и в то же время убаюкивающей. Так в головах возникает картина мира, искажённая до такой степени, что выправить её практически невозможно.
— То есть ислам и демократия несовместимы?
— Конечно, нет. Настаивать на обратном — значит загонять болезнь внутрь и оттягивать выздоровление. «Истинный ислам» — это как «настоящий социализм»: на словах прекрасен, но нигде в природе не встречается. Полагать, будто ислам может быть демократичным — это самообман, распространённый и среди мусульман, и на Западе. Но демократия означает, что источником власти является народ. Ислам же утверждает нечто совершенно иное: источник власти — бог. Он определяет законы.
— Это звучит безнадёжно и вряд ли способно вдохновить полтора миллиарда мусульман...
— Все, в том числе мусульмане, хотят быть современными и успешными. Но если я хочу создать автомобиль, я должен сперва постичь физические законы, изучить механику и массу других дисциплин, вплоть до экологических норм, принятых сегодня. Потом следует прикинуть, какие материалы находятся в моём распоряжении. Но вот изобретать заново колесо мне не требуется — достаточно понять, что из имеющегося подходит для автомобиля, а что нет. Настаивать на том, что из навоза можно слепить автомобиль, что такой автомобиль поедет и будет пользоваться спросом — фатальная, принципиальная даже не ошибка, а дефект мышления.
Вот и дискуссия об исламе и демократии страдает от того же самого дефекта: существуют западные «мыслители», уверяющие, что из навоза можно слепить автомобиль. Это не идёт на пользу ни Западу, ни мусульманам, это самообман. Мусульмане не изобретали автомобиль, но, несмотря на это, они покупают машины и ездят на них. Почему нельзя применить подобный подход и к демократии? Мы цепляемся за нашу культурную самобытность даже тогда, когда это напрямую вредит нам.
— Вы называете ислам «опоздавшей религией», чей возраст насчитывает 1435 лет и переживающей своё собственное «средневековье». Означает ли это, что исламский мир обречён пройти через те же самые испытания, что выпали на долю Европы в её Средние века?
— Я в этом уверен. Мы погружаемся в религиозную войну между шиитами и суннитами, приобретающую масштабы глобального противостояния. И нам остаётся лишь надеяться, что за ней последует нечто вроде европейской Реформации. Этого процесса не избежать, и цена будет неимоверно высока. Невообразимое количество дезориентированной, неприкаянной, лишённой надежды молодёжи можно занять только войной — и только в горниле войны они сгорят.
— Сэмюэль Хантингтон много писал о «столкновении цивилизаций» и подразумевал прежде всего столкновение ислама и Запада. Вы же говорите о столкновении внутри одной цивилизации, некоей «гражданской войне культур». За что они воюют?
— Идеологическая война разгорается между ориентированным на Модерн, на Запад классом, частично эмансипировавшимся от ислама и религиозного давления исламской культуры, и силами традиционализма, испытывающими страх перед идеей свободы. Этот же самый страх стал питательной средой для фашизма. Война — это ещё и шанс на возрождение, что для фашистов, что для исламистов. Они свято веруют, что мир на земле возможен только тогда, когда все вокруг станут мусульманами. И это не исламский радикализм — так написано в коране. Противодействовать этой идеологии можно, только отбросив табу ложной терпимости. Необходимо лишить эту идеологию корней. Называть их верования «радикализмом» — значит забалтывать вопрос.
— Многие переживали за вашу судьбу, когда в конце ноября прошлого года вы на целых два дня пропали в Каире. Что случилось тогда?
— Меня похитили прямо посреди улицы и два дня держали в заложниках. Меня избивали, угрожали оружием, пытались заставить подписать какие-то заявления и бумаги, не позволяя их прочесть. Когда похитители освободили меня, я столкнулся с самыми тупыми на свете полицейскими, которых только можно себе вообразить. Египетская полиция озабочена только одним: обезопасить собственные задницы и сделать вид, что всё идёт как надо. Несмотря на договорённости, во время моего пребывания в Египте у меня не было должной охраны, что и привело к похищению. Расследование всё ещё идёт, но моя жалоба передана в то самое отделение полиции, на которое я жаловался, поэтому, как вы понимаете, ничего путного из этого не выйдет.
— Это было связано с угрозами исламистов убить вас?
— Нет, это чистый криминал. Меня похитили преступники с целью выкупа. Вскоре после революции 2011 г. я инвестировал все свои сбережения в одну египетскую фирму, где работает около сотни человек, и в руководстве которой участвует мой брат. Но его компаньон постоянно нанимал всё больше своих родственников. Они развалили предприятие коррупцией и незаконными сделками. Мой брат покинул компанию и хотел забрать наши вложения. Я потребовал выплаты первой части долга, сообщив, что в случае неуплаты обращусь в суд. Разумеется, я не получил ни копейки, а дело продолжается.
— Вы всё ещё под впечатлением случившегося?
— Признаюсь — по возвращении в Германию я обратился за помощью к психологу. Мне было очень тяжело, я буквально никому не доверял и никак не мог успокоиться. Но поверьте, угрозы и побои — далеко не самое ужасное, с чем сегодня можно столкнуться в Египте. То есть я так думал до последнего времени, но на самом деле всё гораздо хуже. Не только египетские власти теряют контроль над обществом — общество теряет контроль над собой, что стократ ужаснее. А «духовные авторитеты» сидят и обсуждают, можно делать Мухаммада героем киноленты или нельзя. Это называется «игнорировать реальность», и это чудовищно. И это неизбежно приведёт к тому, что появится некто и скажет: «Я знаю, как надо». Так работает фашизм.
От переводчика
Последняя фраза интервью Абдель-Самада — буквально цитата из Галича:
Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы,
Не бойтесь мора и глада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет: «Я знаю, как надо!»
— и это не случайно. Конгруэнтность мыслей покойного русского поэта и живого (слава богу) немецкого публициста — блестящее доказательство непреходящей и абсолютной ценности культуры, что обусловлена свободой — свободой, которую у нас пытаются отнять снова и снова. У каждой эпохи — свои антигерои: в ХХ веке это Гитлер и Сталин, в XXI — коллективный Бин Ладен и Путин, не считая всякой мелочи, коей — легион.
Нужно смело взглянуть правде в глаза: нашей цивилизации угрожает нешуточная опасность. Своеобразный «интернационал» врагов свободы, радикальных упростителей, ретроградов и мракобесов, в порыве фрейдистской откровенности сравнивающих себя с «загнанной в угол крысой», лихорадочно пытается нащупать пути консолидации перед лицом полного и окончательного поражения. Поэтому так отчаянно важно понять, что воевать с оскотинившейся до полной потери человеческого облика фофудьей, опираясь на «союзников» под чёрным знаменем «пророка» — воистину смертельная эквилибристика. История прошлого века демонстрирует нам, какими ужасами такая, с позволения сказать, «политика» чревата.
Бог свидетель — мы не хотели этой войны. Но мы — всего лишь люди, со своими, хорошо известными и далеко не всегда милыми слабостями и недостатками. И хотя мы очень старались, чтобы ветер свободы достиг каждого медвежьего угла, у нас не получилось.
Не получилось — пока. Но история не закончилась сегодня, и не закончится завтра. Она не закончится никогда. «Нас ещё судьбы безвестные ждут», но это отнюдь не повод отчаиваться и опускать руки. Рано вопить «Всё пропало!» — наш неблагодарный труд приносит свои плоды. Когда кажется, что «всё пропало», что моральный релятивизм и притворяющаяся культурой «левая» пошлость, подобно термитам, превратили в труху фундамент нашей цивилизации, на авансцену истории выходят и встают с нами в одну шеренгу новые товарищи. Например, Абдель-Самад — или Акиф Пиринчи, прежде известный исключительно как автор аполитичнейшего криминального чтива «про котегов» — и своей публицистикой, с провокационной яростью, на великолепном немецком языке, лупят наотмашь, прямо по наглым холёным мордам паразитирующих на свободе «зелёных» и «левых». Неподкупные, бесстрашные, равно презирающие замшелых «консерваторов» и фальшивых «прогрессистов», примером собственной судьбы доказывающие — лучшего доказательства не придумать! — как сильно и бесповоротно меняет человека свобода, пронизывающая сам воздух Европы. Европы от Лиссабона до Владивостока. Да, сейчас это снова звучит, как беспочвенное прожектёрство и ничем не оправданный оптимизм. Но ведь мы никуда не торопимся, не правда ли, друзья?
