Левая версия русской демократии
Начиная со времен перестройки, в России пытаются создать некую левую альтернативу коммунизму, которая сочетала бы социальные и демократические ценности. В качестве таковой альтернативы была выбрана социал-демократия, при этом всегда с огромным пиететом указывалось на западный опыт. Однако все попытки создать хоть сколько-нибудь влиятельную социал-демократическую партию неизменно заканчивались провалом. Если только, конечно, не считать «Справедливую Россию», которая причисляет себя к социал-демократии и даже состоит в Социнтерне. Но говорить о какой-то оформленной идейно-политической платформе здесь не приходится, даже уже и само название свидетельствует об аморфности идеологии. «Справедливость», как, впрочем, и «единство» — понятия довольно-таки абстрактные (это уже «камень» в огород ЕР).
По некоей «иронии судьбы», справедливороссов часто именуют «эсерами». Но мало кто помнит об «исторических» эсерах, о Партии социалистов-революционеров (ПСР), которая некогда была самой массовой партией России (на пике своего подъема она насчитывала 1 миллион членов). Пример этой забытой партии ярчайшим образом свидетельствует о том, что на русской почве вполне может существовать сильное неавторитарное самобытное (не в плане архаики) левое движение.
Эсеры имели своими предшественниками социалистов-народников, которые считали базовыми основами строительства социализма общину и артель (производственный кооператив). И они выступали не столько за сохранение общины, сколько за её освобождение от административно-бюрократической опеки и развитие на новой технико-экономической базе. Такая общинность выглядит весьма актуальной сегодня, когда на смену гигантским, вертикальным управленческим пирамидам приходят «компактные» автономные сообщества, выстраиваемые по горизонтально-сетевому принципу. И народ в оптике народничества предстаёт не какой-то сплошной массой, которой кто-то («передовой класс», партия, государство) должен руководить, но как органическое целое, сорганизованное в сообщества — территориальные, производственные, культурные и т. д. Особый упор эсеры делали на развитие кооперации, во всех её формах. Кооператив, по сути, и является экономической общиной, в которой отношения выстраиваются не «сверху» (как в государственном и частном секторах), но «снизу».
Во многом актуальной представляется и программа ПСР. Вот один показательный отрывок из неё:
Демократическая республика с широкой автономией областей и общин как городских, так и сельских; возможно большее применение федеративных отношений между отдельными национальностями, признание за ними безусловного права на самоопределение; пропорциональное представительство; прямое народное законодательство (референдум и инициатива).
О референдумах и прямой демократии очень много говорят в последнее время — и это ещё одна реалия нового, постиндустриального сетевого общества.
А вот что написано в программе по поводу местного самоуправления, тема которого сегодня является не только актуальной, но и «больной»:
В вопросах общинного, муниципального и земского хозяйства партия будет стоять за развитие всякого рода общественных служб и предприятий (бесплатная врачебная помощь, земско-агрономическая и продовольственная организация; организация земскими и областными органами самоуправления, при помощи общегосударственных средств, широкого кредита для развития трудового хозяйства, преимущественно на кооперативных началах; коммунализация водоснабжения, освещения, путей и средств сообщения и т.п.), за предоставление городским и сельским общинам самых широких прав по обложению недвижимых имуществ и по принудительному отчуждению их, особенно в интересах удовлетворения жилищной нужды рабочего населения; за коммунальную, земскую, а равно и государственную политику, благоприятствующую развитию коопераций на строго демократических трудовых началах.
Совсем уж пророческим выглядит следующее:
П.С.Р. предостерегает рабочий класс против того «государственного социализма», который является отчасти системой полумер для усыпления рабочего класса, отчасти же своеобразным государственным капитализмом, сосредоточивая различные отрасли производства и торговли в руках правящей бюрократии ради её фискальных и политических целей.
Что ж, именно государственный капитализм и был построен у нас при коммунистах-большевиках. Да и нынешний строй тоже может быть (с известными оговорками) охарактеризован как государственно-капиталистический.
Тут надо заметить, что левое крыло неонароднического (эсеровского) движения продумывало разные меры, направленные на то, чтобы предотвратить установление бюрократического господства над Советами. Так, левые эсеры предложили проект горизонтальной децентрализации, предусматривающий образование в каждой местности сразу двух Советов — политического и экономического (украинские их коллеги выступали и за создание третьего совета — этнического, формируемого из представителей разных этнических общин).
Эсеры-максималисты, выделившиеся из ПСР еще в 1906 году, обращали внимание на непомерное усиление исполкомов, подминающих под себя Советы (в свою очередь и тех, и других подминала партийная бюрократия, комиссары, ЧК). Поэтому они предлагали создать такую систему функционирования Советов, при которой в деятельности исполкомов принимали бы участие большинство депутатов — с постоянной ротацией. К слову, именно эсеры-максималисты впервые — ещё во время первой русской революции — стали рассматривать Советы как ядро будущей государственно-политической системы. А вот большевики ухватились за идею Советов только в апреле 1917 года, по настоянию Ленина, который понял, что она может быть прекрасно использована как лозунг, поднимающий народные массы (разумеется, никакого советовластия этот приверженец партийной диктатуры создавать не собирался). Получается, что большевики неким образом украли идею эсеров-максималистов, исказили и приспособили для своих целей. И уж совершенно точно они «скоммуниздили» эсеровскую аграрную программу, предполагавшую превращение земли во всенародное достояние. В последующем землю у крестьян забрали, а их самих загнали в полностью зависимые от государства колхозы — пародию на производственный кооператив (русскую артель).
Большевики, вообще, были очень сильны умением использовать самых разных людей, паразитируя на их творчестве или героизме. Так, поход Деникина на Москву был сорван легендарным Батькой Махно, которого большевики потом и разгромили — правда, промучившись с ним несколько месяцев и бросив на махновцев 350 тысяч бойцов РККА. Также можно вспомнить и о военспецах, на которых и держалась РККА — их, как известно, в большинстве своём репрессировали.
Многие, зачастую весьма далёкие от любого социализма, люди восхищаются прагматизмом большевиков, их железной организацией. На самом деле, организация у ленинцев частенько хромала на обе ноги. Взять хотя бы продразвёрстку, без которой «диктатура пролетариата» якобы не смогла бы победить. Вот что сообщает газета «Правда» от 1 марта 1919 года, которую уж точно не обвинишь в антисоветизме:
Из Сибирской, Самарской и Саратовской губернских организаций, закупающих ненормированные продукты, везут мерзлый картофель и всякие овощи. В то же время станция Самаро-Златоустовской и Волго-Бугульминской железных дорог завален хлебом в количестве свыше 10 млн. пудов, которые за отсутствием паровозов и вагонов продорганам не удаётся вывезти в потребляющие районы и которые начинают уже портиться.
Ничего себе «железная организация»!
А ведь не будь этого жуткого нажима на село (продразвёрстка, комбеды и т. д.), то можно было бы проводить политику НЭПа уже весной 1918 года. Кстати, против продовольственной диктатуры выступали даже многие областные Советы (Саратовский, Самарский, Астраханский, Симбирский и др.), ещё не «почищенные» большевиками. То есть, была возможность избежать гражданской войны или, по крайней мере, перевести её не в такой кровавый формат. Однако, НЭП был провозглашен только в 1921 году — большевики просто вынуждены были отказаться от «военного коммунизма», столкнувшись с массовыми крестьянскими восстаниями (Тамбовское было только одним из них). В этих восстаниях приняли участие сотни тысяч человек, были среди инициаторов и эсеры (знаменитый А. С. Антонов принадлежал именно к левым эсерам).
Ситуация у большевиков сложилась критическая — сибирская делегация на X съезд РКП (б) была вынуждена прорываться с боями. А не будь этих восстаний, большевики продолжили бы военно-коммунистический нажим и даже ужесточили бы его. Это миф, будто «закручивания гаек» вызывались какими-то ухудшениями на фронтах. Факты говорят о том, что чем лучше шли дела у большевиков, тем больше они наглели. Так, в декабре 1920 года, уже после разгрома Врангеля, было принято решение дополнить продразвёрстку развёрсткой семенной и посевной. Для этой цели даже стали создавать особые посевкомы (всякую комитетчину большевики просто обожали).
Ленинцы думали, что разгромив белых они окончательно победили в гражданской войне, и теперь могут делать всё, что хотят. Однако, самое «веселие» было для них впереди — не случайно Ленин признал, что крестьянские повстанцы опаснее, чем Деникин и Колчак вместе взятые. К слову, в советском кинематографе белых часто изображали весьма уважительно, в отличие от эсеров и анархистов. Сторонников русского демократического социализма пытались выставить в качестве безответственных болтунов, истериков и бандитов. Очевидно, белогвардейский этатизм был большевикам идейно и эстетически ближе.
Понятно, что в советское время к эсерам относились крайне отрицательно, представляя их предателями революции (хотя, вот уж кто и был её предателями, так это большевики — могильщики Советов). Зато к западной социал-демократии, за исключением периода борьбы с «социал-фашизмом», относились неоднозначно. С одной стороны социал-демократов критиковали за оппортунизм, с другой признавали что эсдеки — особенно левые — находятся к коммунистам ближе всего и могут выступать союзниками в борьбе с «реакцией». Вот почему, когда марксистко-ленинская пирамида посыпалась, бывшие партийные функционеры и просто общественно активные люди уцепились именно за социал-демократию. Но ничего путного из этого так и не вышло, в результате в стране до сих пор нет сильной социалистической партии.
Вообще, как представляется, социал-демократия нам не поможет. Это вполне себе этатистское движение, которое ставит в центр реализацию широкомасштабных социальных программ усилиями, прежде всего, государственной бюрократии. При этом, что характерно, когда «надо» социал-демократы моментально переходят от «кейнсианской» теории к неолиберальной практике, зачастую обгоняя здесь самих неолибералов. В этом плане очень показательно канцлерство социал-демократа Г. Шредера, при котором была проведена т. н. «гарцевская» реформа, сводившаяся к сокращению социальных отчислений предпринимателей и урезанию срока действия пособий по безработице.
Для России крайне важен поворот от этатизма к общинности. Сама община понимается здесь не в реакционно-охранительном плане, но как самоуправляемое комьюнити (сообщество) — территориальное, экономическое, культурное и т. д. Задача неоэсеровского социализма заключается в том, чтобы создать условия для возникновения и утверждения подобных вольных сообществ, которые, несомненно, будут испытывать давление старых, крупных структур, соответствующих реалиям уходящей индустриальной (фабрично-заводской) эпохи. А вот новая, постиндустриальная (информационная) эпоха требует иных, горизонтально-сетевых связей. Комьюнити должны вступать друг с другом в свободные и многоуровневые отношения, которые и станут базисом русского демократического социализма.
Кстати, сегодня существует крупное движение «комьюнити девелопмент», мощный импульс к созданию которого дали политико-экономические наработки русского князя-анархиста П. А. Кропоткина, которого читают и почитают во всем мире. Увы, кроме России.
Такой социализм позволит избежать крайностей как этатизма, так и индивидуализма. Между прочим, весьма показательно, что в наше время государственно-бюрократический централизм вполне себе спокойно, можно даже сказать «органично», сочетается с атомизированностью общества и даже каким-то воинствующим индивидуализмом его членов, «выживающих кто как может». Альтернативой всему этому может стать общество, основой которого является самоуправляемая община-комьюнити, о которой мечтали народники и анархисты. В любом случае, этот пласт русской общественной мысли заслуживает самого внимательного изучения.
