Угрюмо смотрит Путин в стену — 2
Неожиданное продолжение
(Угрюмо смотрит Путин в стену — 1)
Одноактная пьеса без эпилога
Отказ от ответственности: нижеследующее никогда не происходило в действительности. Больше того — не могло происходить. Любые совпадения с реально существующими людьми, местами и событиями, историческими и современными, являются непреднамеренными и случайными.
Действующие лица:
АВТОР, автор.
АГЕНТ, агент.
Просторное помещение с высокими окнами на 4-м этаже, залитое мягким дневным светом. В глубоком кожаном кресле — АВТОР, напротив него, в точно таком же кресле — АГЕНТ. Между ними — стеклянный столик с кофейным прибором и выпечкой из расположенной на углу кондитерской.
Агент закрывает тоненькую папочку, аккуратно кладёт на столик, дежурно — и несколько вымученно — улыбается Автору.
Агент: — Вообще-то я полагал, что вы напишете нам что-то более…
Автор (перебивая, довольно бесцеремонно): — Аналитическое?
Агент: — Именно!
Автор (нагло рассматривая Агента поверх очков): — А зачем?
Агент: — То есть как — «зачем»?! Мы же с вами…
Автор (ещё наглее): — Мы с вами договорились, что я вам предоставлю важные сведения. Если вы не понимаете, что сведения, предоставленные мной, на несколько порядков важнее сведений о том, сколько танков проехали сколько километров в каком угодно направлении — видимо, я зря с вами связался и мне следует поискать других собеседников.
Агент (каменея длинным лицом): — Но послушайте…
Автор (продолжает, как ни в чём не бывало): — Если такие собеседники тут вообще существуют.
Агент (пытаясь перехватить инициативу): — Ну, хорошо, допустим, вы правы, и ваш персонаж действительно так думает…
Автор (удовлетворённо кивает, берёт со стола чашку кофе, делает небольшой глоток): — Он не мой, а ваш, но замнём для ясности. На самом деле всё ещё хуже.
Агент (вздрогнув): — Хуже?!
Автор (осклабившись): — Хуже, хуже. Истинно говорю вам: хуже! А почему хуже? А потому, что вы своему начальству это знание не понесёте. Вы его тут, в портфеле, похороните — с чувством исполненного долга. В то время как ваш действительный долг — донести до самого верха очень важные сведения. И заключаются эти сведения в том, что ваши кремлёвские «партнёры» мыслят категориями даже не девятнадцатого, как выразился товарищ Керри, а каменного века. Ну, понимаете, — «нам было видение», «мы узрели пророчество», «Мы — третий Рим и четвёртому не бывать», вот это вот непереводимое ни на какой современный язык, лишённое всякой технологической и методологической основы мессианство, нестерпимо воняющее гитлеровское говно. Путин набрал в рот гитлеровского говна и плюёт им вам — нам всем — прямо в лицо, а мы тут с вами утираемся, потеем, мямлим и пытаемся изобразить на заплёванной роже светскую улыбочку «всё хорошо, прекрасная маркиза».
Mutti совершенно верно оценила глубину стратегических построений кремлёвских — они живут в другой реальности. Но это такой страшный вывод, и он предполагает такие чудовищные, непредставимые для цивилизованных людей стратегии противодействия, что вы все — и сама Mutti — предпочли сделать вид, будто это был такой эмоциональный всплеск, а на самом деле…
А я вам повторяю: на самом деле там вот именно такая, с позволения сказать, реальность. Там люди верят, что афонские старцы предсказали мировую войну, и надо начать её, чтобы не упустить инициативу и всех победить.
Агент (бледнея): — Старцы? Что такое «старцы»?
Автор (укоризненно): — Эх, дикие вы люди, одно слово — немчура безмозглая. Афонские старцы, афонские! Монастырь такой, православный, на горе Афон, в Греции. Старцы там живут, бородатые такие мужики в платьях, регулярно всякую чушь несут. А в Кремле эта чушь воспринимается как «пророчества». Спросите вашего ведущего экспЭрта по кремлёвскому суебесию, Александра Рара, он вам всё в лучшем виде изобразит. Я так не умею.
Агент (вынимает салфетку, вытирает со лба капельки пота): — Это действительно непредставимо.
Автор (энергично кивая): — Конечно. Психологическая проекция — её преодолеть неимоверно трудно. Представить себе, что противоположная сторона не является копией тебя самого, имеющего иные цели, а именно что существом, образ мыслей которого отличается принципиально — великое искусство, им владеют единицы. Кстати, я себя самого отнюдь не имею в виду. Так, бывают просветления, знаете ли.
(Достаёт трубку и принадлежности, сосредоточенно набивает табаком, раскуривает, с наслаждением затягивается, выпускает дым.)
— Понять, что вы имеете дело не с партнёрами, не с договаривающейся стороной, а с дикарями и нравственными калеками, и начать соответственно действовать — ваш единственный шанс. При этом ни в коем случае нельзя, конечно же, дикарей недооценивать: их железная решимость защитить свою территорию, их убеждённость в безусловной, неоспоримой правоте именно их понимания мироустройства придаёт им сил. Они уверены, что мы слабые, безвольные, разложившиеся деграданты, а они — так сказать, молодость мира, соль земли, всё такое. Какие бы достижения мы им не демонстрировали, как бы ни пытались переубедить — это бесполезно. Единственное чувство, которое они способны испытывать — это страх и желание поломать все наши чудесные игрушки, всё, что делает жизнь удобной, радостной и безопасной.
Они свято убеждены, что удобства, радость и безопасность превратят сильных суровых воинов — каковыми они являются в собственных фантазиях — в изнеженных пассивных гомосексуалистов. Ключевой момент тут в том, что именно в «пассивных». Что неоспоримое, природное право сильных суровых воинов распоряжаться женщинами, детьми, рабами и имуществом, в том числе имуществом врага, побеждённого именно потому, что враг — трусливый изнеженный пассивный гомосексуалист, испарится вот прямо в тот самый миг, когда они дрожащей рукой прикоснутся к заколдованному граалю западного мастерства получать от жизни удовольствие. Удовольствия быть не должно, удовольствие — это смертный грех, адский, погибельный соблазн. В ужасе они сжимают булки, скалят зубы, вращают налитыми кровью буркалами и грозно рычат, — всё потому, что боятся: а вдруг им на самом деле понравится? Даже тень мысли об этом настолько ужасна, что булки сжимаются ещё сильнее, а рычание переходит в истошный визг.
Агент (багровея от едва сдерживаемого хохота, делает facepalm): — Это просто не может быть правдой.
Автор (пожимает плечами): — Ну, как хотите. Моё дело — предупредить. Что такое «потлач», знаете?
Агент (морща лоб): — Ээээ…
Автор (напуская на физиономию википедическое выражение): — Потлач — социокультурный феномен, впервые описанный на примере ряда индейских обществ и свойственный в значительной мере всем отсталым обществам. Представляет собой акт борьбы за авторитет и влияние, выраженный в раздаче, но, главным образом, уничтожении материальных ценностей, демонстрирующий величие и презрение к богатству.
Потлач обусловлен принципиальной невозможностью отсталого общества сохранять и приумножать богатство выше определённого, довольно жалкого уровня, из-за отсутствия надлежащих технологий перераспределения и преобразования ценностей. Оказывает на дикаря завораживающее воздействие.
Выражаясь проще некуда, наиболее доступной для дикаря схемой завоевания внимания и пресловутого «уважения», на недостаток коего кремлёвские мурзы постоянно жалуются, является потлач. Всё, что путинская шайка вытворяет — это потлач. Смотрите, как я велик, как разоряю себя, как бросаю своих лучших воинов в мясорубку Лугандона, — устрашитесь, чужаки, познайте моё неустрашимое величие и презрение к суете жизни! Я — Великий Ужасный Вождь шанмырков и сколенов, дрожите, трусливые и жадные покровители болотных очкариков! Иду на «вы», признайте меня равным, разговаривайте со мной, узрите меня, ибо гряду я в грозе и славе!
(Агент с изумлением и ужасом таращится на Автора и то и дело с опаской косится на искры, летящие из трубочного жерла.)
Автор (откидываясь в кресле и снова затягиваясь): — Собственно, это и всё, что следует понимать о происходящем. Дикари, напуганные явлением цивилизации, устраивают потлач и массовые камлания с человеческими жертвами — «выстоим!», «не отдадим!», «победим!». Медиа транслируют картинку. Эффект достигнут и даже превосходит изначально прогнозируемый.
Агент (теряя терпение): — А делать-то что?!
Автор (пожимая плечами): — Ну, вариантов не так уж много. Либо, действительно, признать «равным» и предоставить возможность и дальше невозбранно куролесить на захваченной территории, надеясь на медленную, но неуклонную эволюцию. Уж очень медленную и весьма даже склонную к уклонам в различные тупики идиотизма, я бы сказал. Либо жёстко дать по голове. Дикарь, которого угощают вареньем в надежде умиротворить и пробудить желание договориться, моментально наглеет и начинает диктовать условия. Процесс описан не только в специальной, но и в художественной литературе. Вот, полюбуйтесь — в хорошем переводе на немецкий, чтобы вы ничего не упустили.
(Агент, кусая губы, внимательно читает эпизод из повести А. и Б. Стругацких «Попытка к бегству». Закончив чтение, поднимает взгляд и долго смотрит на автора прежде, чем заговорить.)
Агент (снимая и снова водружая на переносицу модные очки в толстой пластиковой оправе): — Исходя из предоставленных вами, гм, материалов, действительно, стратегических вариантов не так много. Что касается тактики…
(Несколько секунд перебирает листки, затем снова поднимает взгляд на Автора.)
— Что касается тактики. Какую тактику выбрали герои этой книги? Насколько я понимаю, они предпочли отступить?
Автор (вздыхает, смотрит на агента, как на несмышлёныша): — Разумеется. Но им было, куда отступать. А куда отступать нам?
Занавес
