Еще о германской армии и российской лжи
В России близится очередная юбилейная оргия победобесия, которая, очевидно, станет the most pathetic из всех. Именно английское слово pathetic является здесь наиболее точным, поскольку означает одновременно и «пафосный», и «жалкий». В самом деле, зашкаливающая «антифашистская» истерика в России, уже окончательно, без всяких метафор, превратившейся в фашистское и нацистское государство, вызывает уже даже не возмущение, а только лишь смех и брезгливость. (Из последних достижений русского «антифашизма»: в захваченном российскими оккупантами Донецке десяток вооруженных «калорадов» на двух грузовиках разграбили уникальную экспозицию местного Музея Великой отечественной войны.) Уже даже и западные лидеры, при всей их явно неуместной дипломатичности и склонности искать компромиссы с ботоксным недофюрером, один за другим отказываются ехать на его майский шабаш. Зато, правда, Петербург (да-да, тот самый, за вопрос о возможности сдачи которого германским войскам чуть не уничтожили телеканал «Дождь»), стараниями вице-премьера Рогозина почтили своим вниманием европейские неонацисты (да и те, по большей части, второразрядные) — но, как говорится, песок — плохая замена овсу.
Ну а я тем временем продолжаю пополнять материалы своей акции «Антипобеда», начатой 10 лет назад, к прошлому юбилею, и ставшей с тех пор, вероятно, самым крупным в русскоязычном интернете собранием опровержений советско-российской «победной» лжи. И вот недавно, после публикации очередных фотографий, демонстрирующих разницу отношения советских и германских солдат к мирному населению оккупированных территорий (разница эта, разумеется, отнюдь не в пользу Красной армии — и еще раз подчеркиваю, речь именно о сравнении солдат с солдатами, а не с карателями), я получил письмо с упреками в «перегибании палки». Дескать, советские войска действительно показали себя насильниками и мародерами, но и германские творили жуткие вещи. В качестве доказательств мне были приведены: картина «Фашист пролетел», песня «Враги сожгли родную хату» и «общеизвестные факты», как они «разорили, осквернили, уничтожили дом-музей Толстого вместе с его могилой».
Ссылка на художественные (а точнее, пропагандистские) произведения — это, конечно, сильный аргумент. Но давайте разберем эти инкриминируемые германской армии преступления по порядку.
Итак, начнем с баек о «стервятниках Геринга», любимым развлечением которых был расстрел с воздуха мирных советских женщин и детей. Как дело обстояло на самом деле? Прежде всего отмечу, что я не утверждаю, будто ни единого такого эпизода не могло быть. Война есть война, люди туда попадают разные, в условиях стрессов, особенно вызванных гибелью друзей (или родных под бомбежками), не все ведут себя адекватно. Кроме того, атаки на транспортные колонны (и поезда), безусловно, проводились. Для военного летчика это — законная цель, он не может знать, что там в кузовах грузовиков (а хотя бы даже и на телегах, гужевой транспорт активно использовался и Вермахтом, и РККА) — тюки и чемоданы беженцев или боеприпасы. Но могли ли случаи преднамеренной охоты за мирными жителями носить сколь-нибудь распространенный характер?
Отметим, что в начале Второй мировой в Люфтваффе действовали строжайшие директивы Гёринга, запрещавшие атаку не то что гражданских объектов, но даже бомбардировку военных целей, если они находились в густонаселенных районах. Даже военные корабли разрешалось атаковать лишь в открытом море или на рейде, но не в порту (Об этом можно прочитать много где, например — Кайюс Беккер, «Военные дневники Люфтваффе», М.,Центрполиграф, 2005). Впоследствии, по мере роста ожесточения войны, эти приказы были отменены (катализатором тут послужил несчастный случай, когда заблудившийся в темноте и плохих метеоусловиях германский бомбардировщик по ошибке сбросил бомбы на Лондон, что было радостно использовано британцами как повод для бомбежек германской территории), но тем не менее многие летчики Люфтваффе демонстрировали высокое благородство до конца войны. Так, уже в 1943-1944 г, во время варварских налетов авиации союзников на Германию, ночные истребители, перехватывавшие те самые бомбардировщики, нередко в фюзеляж старались не попадать, не желая поражать членов экипажа.
Но это все высокие материи, и скептиков они не убедят. Посмотрим же на «охоту за мирными жителями» с чисто практической точки зрения. Итак, летит себе истребитель (скорее всего, это Me 109, впрочем, для других типов дальнейшее не менее актуально), пилот видит внизу человека и снижается, чтобы его расстрелять... Во-первых, такое никак не может происходить на своей (в т.ч. оккупированной) территории. Ибо кого ты грохнешь в таком случае — русского Ивана (даже если тебе очень этого хочется) или собственного камерада — совершенно неизвестно. С высоты 200 м. человек кажется букашкой, с километра его вообще не видно (говорю как человек, имеющий личный летный опыт). Тут не до разглядывания подробностей. Так что — дело может происходить только над вражеской территорией, за линией фронта. Причем достаточно далеко «за» — в непосредственной близости летчику не до охоты за мирными жителями. Далее. Боезапас самолета ограничен. Истребителя это особенно касается (у того же пулемета MG 17 — 500 патронов на ствол при скорострельности 40 встр/сек, т.е. — на 12.5 с. стрельбы на весь боевой вылет). Причем, скорее всего, он уже частично (а то и в значительной мере) израсходован — ведь наш «стервятник» возвращается с задания (в противном случае у него, опять-таки, есть куда более важные задачи, нежели потеря времени и боезапаса на не имеющую никакого военного значения цель).
Что из себя представляет атака такой цели, как человек? Ну, как его видно издали, я уже сказал. При этом ты сближаешься с ним со скоростью под 200 км/ч. Ну пусть даже 150, все равно это достаточно быстро (и кстати, чем ниже скорость — тем выше, для сохранения подъемной силы, приходится задирать нос вместе с пулеметами, а цель-то внизу, а не вверху). При этом цель наземная и невысокая (меньше диаметра винта), т.е. атаковать ее ты можешь только в пикировании, пусть даже пологом — и надо успеть вовремя из этого пикирования выйти. Расстрелять в упор, даже при очень пологом заходе, ну никак не получится — цепанешь винтом за землю, и привет. При этом цель, скорее всего, не стоит столбом (не услышать пикирующий на тебя самолет трудно), а бросается бежать, и если это не полный идиот — бежит не по оси твоего курса, а перпендикулярно ему. При этом пулеметы у тебя жестко закреплены на корпусе, так что, во-первых, менять точку прицеливания ты можешь, только разворачивая весь самолет (2-3 тонны массы плюс гироскопический момент винта и всякие аэродинамические тонкости, из-за которых, например, даже плавная дача педали плавного поворота в горизонтальной плоскости не обеспечит, а обеспечит рывок сперва в одну сторону, потом в обратную), а во-вторых, неизбежная вибрация двигателя понятным образом влияет на кучность. Это значит, что с сотни метров даже в идеальных условиях, при стрельбе в одну точку, разлет пуль будет минимум сантиметров 15-20. А пулеметы у тебя не строго на линии прицела, а по бокам от нее. И точка схождения очередей настроена, скорее всего, не на 100 метров, а на более дальнюю дистанцию — ту, которая тебе нужна в нормальном воздушном бою. В общем, даже по остолбеневшему от страха — промахнуться куда легче, чем попасть. А увлекся, чуть промедлил с выводом — врезался в землю.
Итого, что мы имеем? До своих далеко. Патронов мало. Кто там еще встретится над вражеской территорией — неизвестно, возможно, от одного лишнего патрона будет зависеть твоя жизнь. И тут внизу — не имеющая никакого военного значения цель, которую и заметить-то затруднительно, а уж попасть по ней — и подавно. Вопрос: кем должен быть летчик, чтобы, без толку тратя боезапас и рискуя врезаться в землю, атаковать такую цель? Ответ: он должен быть клиническим идиотом. Вопросы, много ли было клинических идиотов в Люфтваффе, самых результативных военно-воздушных силах в истории, и долго ли живет клинический идиот на войне, оставляю читателю в качестве самостоятельного упражнения.
Что касается того, кто жег родные хаты, то на эту тему мне даже не нужно ничего писать от себя. Приведу лишь несколько ссылок:
А. Широпаев, Вспомним ту осень!.. — о приказе № 0428
«Эта трагедия страшнее Хатыни» — о расправе советских партизан над жителями беларусской деревни Дражно (подробнее — в книге Виктора Хурсика «Кроў і попел Дражна»)
Ну и о самой Хатыни собственно
Теперь что касается Ясной Поляны. Открываем мемуары Гудериана «Воспоминания солдата» (в России издавались также под названием «Воспоминания немецкого генерала», М.: Центрполиграф, 2007) и читаем, что он пишет о своем пребывании в имении Толстого:
«Имение состояло из двух жилых зданий — „замка“ и „музея“ [...] Я распорядился оставить „замок“ в исключительное пользование семьи Толстых, а в музее мы оборудовали свой приют. Поскольку там находились мебель и книги из имения Толстого, мы собрали их в две комнаты и опечатали двери. Мы довольствовались простой самодельной мебелью из обычных досок, а топили дровами из соседнего леса. Ни один предмет мебели не был сожжен, ни одну книгу или рукопись мы не трогали. Все противоположные русские утверждения послевоенного времени являются выдумками (дословно — „принадлежат царству фантазии“ — Ю.Н.). Я сам посещал могилу Толстого. Она была в хорошем состоянии. Ни один германский солдат ее не трогал. Когда мы уходили, все оставалось в таком же состоянии, как и до нас. К сожалению, русская пропаганда наполненного ненавистью послевоенного времени не погнушалась грубым извращением истины, описывая наше якобы варварство. Многие свидетели могли бы подтвердить истинность моих слов. Напротив, именно русские заминировали окрестности могилы своего великого писателя!»
В начале 1990-х годов доктор Антон Штерцел в своей монографии под названием «Дом Толстого между войной и миром» полностью подтвердил слова Гудериана. Он привел многочисленные сообщения свидетелей, выписки из дневников, писем, военных документов.
Откуда же тогда советские свидетельства и фото разорения и разграбления Ясной Поляны и других музеев, почему после войны их пришлось восстанавливать? Достаточно вспомнить чудовищный уровень мародерства, продемонстрированный советскими «освободителями» везде, куда они приходили, чтобы вопрос отпал сам собой. Свидетельств этому великое множество, см., напр. Н.Никулин, «Воспоминания о войне»; напомню, что в Красной армии легальная норма грабежа (объем отсылаемых посылок с «трофеями») существовала вполне официально (и зависела от звания) — но ладно бы речь шла только о грабеже! Нет, для воспеваемых ныне ветеранов (не всех, конечно — но многих!) особый смак был в том, чтобы разломать, разрушить, изгадить без всякой пользы для себя — справить большую нужду в парадный сервиз, выкинуть из окна рояль и т.д. и т.п. Из одной лишь тупой злобы и скотской зависти к тем, кто смеет жить чисто, хорошо и красиво. И так они вели себя, естественно, не только на вражеской территории. Достаточно вспомнить, что творил этот народ в тех же графских имениях после большевицкого переворота — или посмотреть на изрезанные скамейки, разбитые телефонные кабинки и расписанные матом стены в любом современном русском городе. Само собой, и по части корыстного мародерства нынешние русские оккупанты также верны заветам дедов — что они и продемонстрировали и в Чечне, и в Грузии, и в Украине. Так что спереть или изгадить попавшийся без охраны экспонат и обвинить в этом «фашистов» — это для них «святое» в любую эпоху.
Специально для тупых (для которых я вообще-то не пишу, но которые, тем не менее, меня регулярно читают) еще раз подчеркну: я не пытаюсь опровергнуть те факты, что германский нацистский режим был преступным и диктаторским (как и советский, как и нынешний российский), что он виновен в агрессии против других государств (как и советский, как и нынешний российский) и массовом убийстве мирных жителей (как и советский, с той разницей, что нацисты уничтожали преимущественно евреев, а коммунисты — всех). Я лишь сравниваю поведение армии — а не репрессивных органов — той и другой стороны.
Ну и напоследок примечательнейший штрих. Вышеприведенную цитату из Гудериана я прочел в свое время именно в издании 2007 г. Навсегда уезжая из России, я брал с собой лишь то, что мог унести на себе, и печатные книги туда, естественно, не входили. Так вот, когда я стал искать текст мемуаров в интернете, чтобы процитировать его в этой статье, я, разумеется, нашел его во множестве сетевых библиотек. Но нигде — во всяком случае, в первой паре десятков просмотренных мною ссылок — этот фрагмент про Ясную Поляну не содержится! Не веря своим глазам, а точнее, предполагая, что кто-то (понятно, кто) «подправил» именно интернет-версию, я отыскал pdf, являющийся точной копией книги. Там то же самое! Вот только это издание 2011 г. И, кстати, то, что из него вот так вот, втихую, по-подленькому, вымарали целый кусок, лишний раз подтверждает, что этот кусок — правда. Неискаженный текст 2007 мне найти так и не удалось, так что цитата выше — это мой перевод с германского оригинала. (Heinz Guderian. Erinnerungen eines Soldaten. Kurt Vowinkel Verlag, 1960, стр. 233)
А казалось бы — мемуары Гудериана, не Жукова, чай! Изданные через много лет после отмены советской цензуры! Выложенные в свободный интернет!
В своей недавней статье, посвященной очередному Минскому сговору, я сформулировал четыре аксиомы, которыми следует руководствоваться западным политикам при взаимодействии с Россией. Так вот по крайней мере первые две из этих аксиом следует постоянно иметь в виду и вменяемым представителям русскоязычной аудитории, где бы они ни проживали:
1. Все, что говорит Россия, есть ложь.
2. Все, что делает Россия, направлено во зло.
