Общество

Как меня задержали за «сепаратизм»

Как меня задержали за «сепаратизм»

В позапрошлое воскресенье, 31 мая, я провел несколько часов в Приморском отделе милиции Одессы. Задержали меня по подозрению в сепаратизме. Чтобы, как выразился полковник одесской милиции, «проверить». Работая в российских правоохранительных органах, а затем и на акциях оппозиции уже в качестве репортера, хорошо знаю, чем подобные «проверки» оканчиваются для журналистов в России. Что касается одесского
«знакомства» с правоохранительными органами, могу заявить, что мне понравилось.

Куликово поле битвы

Впервые на акцию так называемого «антимайдана» в Одессе я попал 24 мая. Тогда же ливанский коммунист Морис Ибрагим, один из лидеров одесского «антимайдана», ратующий за создание «мемориала жертвам одесской Хатыни» (погибшим 2 мая 2014 года в Доме профсоюзов), заявил, что раз 24 мая милиция и нацгвардия на Куликово поле их не пустила, они придут в следующее воскресенье.

31 мая, то есть в то самое «следующее воскресенье», я приехал на Куликово поле пораньше. Около половины второго напротив центрального входа на площадь уже толпились несколько десятков «антимайдановцев» пенсионного возраста.

Милиционеры опять перекрыли доступ на площадь, выставив оцепление. Милиция проводила на Куликовом поле строевой смотр. Смотрели сотрудников и технику, включая БТРы и БРДМы.

В 13:30 увидел первых задержанных. Милиционеры окружили двух молодых парней, лет 25-ти, и повели их в сторону от основной толпы собравшихся. В руках у задержанных были какие-то пакеты, из которых торчали скрученные плакаты.

Я оказался неподалеку от этой процессии. Сделал несколько снимков.

Правоохранители завели парней в ближайший палисадник и взяли в кольцо. Что происходило внутри этого кольца не было видно. Ожидая какого-то продолжения, крутился рядом. Через несколько минут ко мне подошла «делегация» — полковник, майор, капитан и несколько сержантов. Спросили кто я и потребовали предъявить документы.

Показал удостоверение «Радио Свобода» и свой российский паспорт. Удостоверение в руках крутили, по очереди, трое сотрудников, оно им не приглянулось. Паспорт заинтересовал больше.

Полковник заявил, что мне надо проехать в отдел милиции «для выяснения». Я поинтересовался, означает ли это, что меня задерживают? Мне ответили, что это не задержание. А приглашение на беседу. Правда, отказаться я не могу.

Гибридная дорога в милицию

Меня посадили в патрульную Toyota Prius. Впечатлился. Ранее на машинах с гибридной силовой установкой меня еще в милицию не возили. УАЗики, ПАЗики в основном были у нас в России.

Заднее сиденье машины было разделено — правую часть занимала клетка. Мне разрешили ехать в вольготной левой части, «на свободе».

Двое молодых сержантов в машине понятия не имели что происходит, лишь выполняли приказ — везли меня в райотдел. Вели себя они очень странно. По российским меркам. Были приветливы, расспрашивали, как там в России, а когда я стал интересоваться машиной, водитель устроил мне презентацию.

Рассказывал и показывал, как работает гибридный двигатель, характеристики и так далее. Создавалось впечатление, что я не «полузадержанный», а журналист, который по команде милицейского руководства допущен к написанию репортажа о буднях одесской милиции.

Приехали в отдел. Водитель даже, кажется, немного расстроился, что так быстро, явно хотел еще что-то рассказать. Спросил у патрульных, тут ли они будут, чтобы, когда все выяснится, отвезти меня на Куликово поле? Ребята ответили, что с удовольствием отвезут (особенно водитель обрадовался), но их могут отослать по работе куда-нибудь, и тогда мне придется их подождать.

Пришли в райотдел. Очень много милиции. На меня все смотрят, как на инопланетянина. За мой московский акцент и двухглавоорлиный паспорт.

Завели в помещение возле дежурной части. Комната эта закрывается на железную решетчатую дверь. Искал, где у них клетки, которые в России называются «комнатами для административно задержанных» — не нашел. Видимо, это помещение их заменяет. На скамейке сидят двое парней, которых задержали на Куликовом поле. Вместе с ними их пакеты. Вокруг скамейки оцепление из пяти сержантов. Не сводят с нас глаз. Разговор в дежурной части относительно меня: «Вот еще один с Куликова поля. Троих, то есть, привезли».

Понимаю, что теперь, в отделе, у меня статус такой же, видимо, как и у этих подозреваемых, как я потом выяснил, в сепаратизме. Ведь документы у меня на Куликовом смотрели одни, везли другие, а в отделе приняли третьи.

Удивительное дело — у меня не изъяли ни паспорт, ни телефон, ничего. Никто даже не залезал с незаконным обыском ко мне в карманы и не просил раскрыть рюкзак, в котором лежала аппаратура.

Хожу вдоль окна дежурного по отделу и пишу коллегам в чаты, что меня забрали в райотдел. И тут произошло то, что меня огорчило во время всего этого турне больше всего. По очереди трое милиционеров, довольно грубо, требуют, чтобы я отключил телефон. Отвечаю им, что их требования незаконны, и что я не задержан, а «приглашён» и вообще иностранный гражданин, к тому же журналист американского издания.

Впрочем, достаточно было лишь убрать телефон в карман, как «требовальщики» замолкали. А когда мне стали поступать первые звонки и они услышали, о чем я говорю, так они вообще куда-то исчезли.

Спустя первые полчаса у милиционеров пропал к нам интерес. «Сепаратисты» сидели и нервно подергивались, в глазах — лагерная тоска. Я ходил из угла в угол и уже начал делать сэлфи. Милиционеры стали подозревать, что я явно не вместе с этими двумя ребятами.

В отдел приехали сотрудники СБУ. С милиционерами поздоровались по-грузински и порекомендовали им учить этот язык в связи с назначением Михаила Саакашвили на должность губернатора Одесской области.

СБУшники зашли к нам и картина стала напоминать невольничий рынок. Взяли одного парня с его пакетами и куда-то повели. Вслед я им крикнул, что очень хотелось бы, чтобы меня взяли следующим, так как я все еще надеялся посмотреть, как там «антимайдан» на Куликовом поле.

Остались вдвоем с задержанным. Вместо около десятка милиционеров оцепления в первые минуты, рядом с нами скучали всего двое сержантов, которые по очереди с коллегами выбегали на улицу курить.

Обратился к дежурному по отделу, спросил, есть ли у них в отделе такая услуга, как «вывести покурить». Он сказал, что нет, извинился, и успокоил, мол, вас все равно скоро отпустят.

Коллеги из Праги и Киева сообщили, что обо мне уже знают в СБУ украинской столицы и что скоро все решится.

Фототуристы из Николаева

Решил поговорить с оставшимся задержанным. Напуганный парень поведал мне, что он из Николаева. В Одессу приехал потому что: «друг попросил пофотографировать какой-то митинг». За скромную плату. Второй задержанный — его брат. Тоже приехал «пофотографировать». Что у них были за плакаты и литература в пакетах, он «толком не знает». Якобы просто попросили привезти в Одессу.

На мой вопрос, не странно ли это звучит, что он из другого города приехал «пофотографировать» акцию против действующей власти, при этом не являясь ни фотографом, ни журналистом (да и фотоаппарата я у них не видел), за «небольшую плату» от «друга» и при этом в руках оказались пакеты с какой-то сомнительной литературой и плакатами, парень лишь произнес: «А что тут незаконного?»

Вот и за мной пришли. Парню, который смотрел на меня то с надеждой, то с ненавистью, напоследок сказал, что для СБУ у него весьма слабая легенда.

Мои паспортные данные переписали в журнал задержанных. Паспорт из рук не брали. Высокий лейтенант повел меня куда-то на второй этаж здания. Спрашиваю, куда идем, как его фамилия и что происходит? Он, весьма смущаясь, говорит, что его просто «попросили показать мне нужный кабинет».

Радушный допрос

Красивый тут отдел. Зданию лет больше ста, наверное. В кабинет напротив открыта дверь. В нем на стульях, понурив голову, сидит задержанный (брат того, с которым говорил внизу), перед ним на полу плакат-растяжка: «Saakashvili go home!»

Какой-то улыбающийся мужик приглашает меня сесть к нему за стол в другой кабинет. Конечно, интересней, что там с задержанным, но иду к этому мужику, так как я, кажется, и сам непонятно в каком статусе. В этом кабинете их двое.

Но они оказались не сотрудниками СБУ, а оперативниками уголовного розыска. Сняли копию с моего паспорта и удостоверения СМИ. Расспрашивали как приехал, к кому, с кем, зачем и т.д. Опять все рассказал. Затем дали заполнить бумагу под названием «объяснение», где все рассказанное надо было кратко написать письменно.

Розыскники вели себя культурно и доброжелательно. Посмотрели мои
статьи в интернете. Как оказалось — на ноутбуке, изъятом у задержанных
со мной на Куликовом. Спросил их — много ли сепаратизма нашли в
компьютере? Ответили, что пока кроме порно больше ничего и не нашли.

Не знаю, кто больше кому вопросов задавал. Но они на все мои ответили. Ближе к концу нашей «беседы» им позвонили в кабинет и один из оперов сказал мне: «Вот на нас уже ругаются, сказали, что вас уже полчаса как не должно быть в отделе».

Затем эти ребята, которые вообще не имеют к моему визиту в милицию никакого отношения, спросили, есть ли у меня претензии к правоохранительным органам? Рассказал им про то, как от меня требовали выключить мобильный телефон.

Опера попросили не обижаться на своих коллег, принесли мне официальные извинения и спросили, чем они могут мне помочь? Я попросил отвезти меня на той же машине, что и привезли, с теми же патрульными, в то же место, откуда меня привезли.

Милиционеры позвонили в дежурную часть и попросили выделить мне машину. Еще раз извинились и попрощались.

Наделав в разных углах райотдела сэлфи, я спустился к дежурной части. Милиционеры разбегались, чтобы не попасть ко мне в кадр. Дежурный извинился, попросил подождать 5 минут — машина в пути.

Потом приехали мои, уже знакомые, патрульные на Prius, и в охлажденном кондиционером салоне отвезли меня обратно на Куликово поле. Точно в то место, откуда они меня забирали. Извинились за своих коллег и предложили довезти меня до дома. Поблагодарил их и вышел на Куликовом. Ребята пожелали удачи и уехали.

На площади уже не было ни одного «антимайдановца». Милиция в итоге «гуляла» меня более двух часов. Зато на месте остался тот полковник, который присутствовал при моем «приглашении» в райотдел. Подошел к нему, сказал, что, вот из-за вас у меня работа была запорота, так что давайте рассказывайте, что тут было, пока меня не было.

Полковник рассказал что творилось на Куликовом пока я был в милиции. Извинился, сказал — вы же должны понимать, что у нас творится.

У меня осталось какое-то странное чувство незавершенности. Я бы еще полдня тогда в милиции бы посидел, чтобы изучить получше их работу. Ну судя по тому, что весть о моем «приглашении» в Приморский ОВД Одессы дошла и до пресс-секретаря МВД области, возможно, мне еще удастся изучить одесскую милицию по более вменяемому «приглашению».

Как это бывает в России

Я могу привести много эпизодов, когда мои коллеги попадали в полицию в России и происходящее там становилось материалами судебных разбирательств. Правда, с закономерный итогом — «спуском на тормозах».

Мне больше везло, там как проработав достаточное время в милиции, я знаю как себя вести в подобных ситуациях. Именно поэтому, даже когда и попадался в общей массе на акциях оппозиции в Москве, чаще всего меня отпускали даже без «турне» до райотдела.

Но не все мои российские коллеги имеют правоохранительный опыт.

В 2012 году мой товарищ по «Московским новостям», Паша, работал вместе со мной на акциях оппозиции. В один из дней мы разделились, я поехал на акцию, которая начиналась на Пушкинской площади, а Паша — на Лубянку.

Несмотря на то, что у нас обоих имелись специальные карточки-аккредитации Главного управления внутренних дел по Москве (ГУВД Москвы), с акции в редакцию вернулся только я.

Как выяснилось, Пашу «загребли» вместе со всеми оппозиционерами. В автозаке-автобусе он пытался объяснить, что он журналист и стал показывать аккредитацию с печатями ГУВД и удостоверение «Московских новостей».

Он пытался сделать это еще когда только бойцы 2-го оперполка ГУВД повалили его на асфальт при задержании. Но не смог, потому что его за руки и за ноги потащили в автозак. Полицейские бросили его с размаху на ступеньки автобуса. Оттуда, из автобуса, его взяли за шкирку и волоком стали втаскивает внутрь. Получив несколько ушибов, Паша стал кричать, чтобы полицейские прекратили это делать и посмотрели его документы, что он журналист. Когда его втащили в автобус, по нему, лежащему на полу в проходе, попрыгал какой-то упитанный сотрудник оперполка.

Когда Паша кричал, его били по голове и требовали заткнуться, «а то будет еще хуже». Затем его подняли с пола и посадили на сиденье. Паша стал показывать полицейским аккредитацию ГУВД. Один из них вырвал карточку из его рук, скомкал и выбросил на улицу.

Когда Паша стал говорить полицейским о том, что они нарушают законы, тот детина, который прыгал по нему в проходе, надавил на его голову коленом, согнул так, что голова Паши оказалась прижатой к его животу, и локтем стал наносить удары по спине.

Через пару минут Паше дали отдышаться, но потом какой-то полицейский взял его за горло и, стуча головой о сиденье, стал выяснять — почему Паша считает, что журналисты отличаются от «всей остальной госдеповской швали»?

Он несколько раз ударил его по лицу. Паша упал на пол автобуса перед сиденьем. Его еще несколько раз ударили ногами и оставили до райотдела.

Перед райотделом всех задержанных волоком вытащили из автобуса и заставили, подняв руки, встать лицом к стене. Несколько полицейских стали обыскивать карманы и рюкзаки. У задержанных отобрали все документы, мобильные телефоны, ключи, сигареты, зажигалки и спички, планшеты, компьютеры, фото и видеотехнику. Как оказалось потом, во время «досмотра» кошельков у некоторых пропали деньги.

Затем всех завели в ОВД и распределили по клеткам так, что люди могли только стоять. К клетке, рассчитанной на 4 человека, стоя ожидали своей участи по 10 человек.

Паше повезло, потому что о его задержании в редакцию сообщил коллега из другого издания, который не попал под полицейскую зачистку на Лубянке. Наша редакция связалась с ГУВД, те обещали быстро все уладить. Паша не просидел, а точнее — не простоял в клетке ОВД и полчаса, как приехали юрист «Московских новостей» и редактор отдела.

Пашу отпустили. Вместе с нашими он поехал в травмпункт. Множественные гематомы, ушибы ребер, шейных позвонков, лица, горла, отеки и т.д. Неделю Паша не ходил на работу. Отлеживался дома, так как его лицо было цвета спелой сливы.

В ГУВД предложили не писать заявление по поводу избиения взамен на то, что ОВД не будет составлять протокол на Пашу за участие в несанкционированном мероприятии. Наша редакция отказалась идти на такую сделку. В протоколе, который составили уже задним числом, написали, что Паша, находясь у здания ФСБ на Лубянке принимал участие в несанкционированной акции и кричал: «Путин — не президент!»

По иронии судьбы, в 2012 году президентом России был Медведев, и почему этот лозунг полицейские отнесли к каким-то нарушениям, непонятно. По инерции, видимо. К тому же, и со слов Паши, и по видеозаписям, которые сделали другие, не задержанные журналисты, видно, что Паша там вообще ничего не кричал, кроме того момента, когда
его начали валить на землю. Тогда он кричал: «Я — пресса!»

Вот уже три года прошло с того момента, как мой коллега Паша «близко познакомился» с московскими полицейскими. До сих пор идут судебные разбирательства. Дела об избиении и «участии в несанкционированной акции» объединили. По словам Паши, скорее всего, этот суд не приведет ни к чему.

Не разошлись

Таких историй «знакомства» с российской полицией среди моих коллег множество. На акциях в Москве не спасает ни аккредитация ГУВД (у меня полицейские их сорвали с шеи три штуки только за 2012 год), ни международное удостоверение журналиста.

В том же 2012 году, когда начинались крупные протесты в Москве, на площади Китай-города просто стояли люди. И журналисты. Но полиция гоняла людей по улицам дубинками, а журналистов таскала по асфальту. Только из-за того, что «они не разошлись».

.....

«Задержание» в Одессе поразило меня. Меня не оскорбляли, не били, не отнимали документы и аппаратуру, кроме требований отключить телефон (которые я не выполнил) — и придраться не к чему.

И это в стране, в которой идет война. В городе, который является лакомым куском для тех, кто считает происходящее на Донбассе некой «борьбой» и очень мечтает устроить такую «борьбу» в Одессе.

Конечно, нельзя судить о работе всей украинской милиции только по этому эпизоду. Но если судить — моя уверенность в том, что у Украины все получится и она станет обычным европейским государством в составе ЕС, становится еще крепче.

А с одесскими милиционерами я договорился о том, что мы скоро увидимся, только при других обстоятельствах. Когда можно будет и покурить сходить и на Prius уже за рулем покататься. Ребята сказали, разгоняется он больно резво.

13 955

Читайте также

Злоба дня
Как я была «правосеком» в Крыму

Как я была «правосеком» в Крыму

Год назад вместе с Крымом вооруженные люди отжали мой кусок жизни. В ночь перед референдумом меня, словно, не стало, а потом — я появилась, так же внезапно, как и исчезла. Теперь 16 марта — день моего второго рождения, который не стал днем смерти.

Татьяна Ткаченко
Злоба дня
Исповедь бывшего москаля

Исповедь бывшего москаля

Родители, люди образованные и лично порядочные, никогда не состояли ни в КПСС, ни в каких-либо иных реакционных организациях и никогда не учили меня, во всяком случае сознательно, шовинистическим предрассудкам. Тем показательнее — и тем полезнее для тех украинцев, беларусов и представителей других народов, кто все еще сохраняет какие-то «братские» иллюзии — будет мой рассказ о том, как русские — даже самые культурные и либеральные из них — относятся, да и всегда относились, к другим национальностям.

Юрий Нестеренко
Политика
Русская весна: год спустя

Русская весна: год спустя

Крах авторитарного режима, который российскими элитами традиционно рассматривался в качестве лояльного, снимал препятствия на пути движения Украины к вступлению в интеграционные структуры Запада. Именно в этом кроется причина жесткости действий Москвы, а вовсе не в стремлении защитить русское и русскоязычное население.
Однако этнополитические права русских и русскоязычных граждан Украины действительно были недостаточно защищены.

Кирилл Родионов