Правое сопротивление гитлеризму
Материал исторической серии «Непривычная Война», приуроченной к 70-летию окончания Второй Мировой в сентябре 2015 года.
Многих у нас приучили верить, будто основной политической средой, в которой разворачивалось сопротивление нацистской Германии, оккупировавшей Европу, была левая, главным образом коммунистическая. Шаблон: чем левее, тем «антифашистнее». Однако история не втискивается в шаблоны. Тем более — в идеологически односторонние.
Гитлеровец Сталин
Договорами от 23 августа и 28 сентября 1939 года Сталин обязывался перед Гитлером выдать ему на расправу всех, с точки зрения Третьего райха, государственных преступников, нашедших убежище в Советском Союзе и на территориях, захватываемых СССР. Речь шла, главным образом, о коммунистах и евреях, бежавших от нацистских преследований. В последней трети 1939 года — начале 1940 года несколько тысяч германских коммунистов и евреев, уже содержавшихся на территории СССР в учреждениях ГУЛАГа (куда их прежде 1939 года заключили вопреки провозглашённому Конституцией СССР праву на политическое убежище для деятелей международного коммунистического и рабочего движения) были выданы Сталиным Гитлеру на гарантированное уничтожение.
Военно-политический союз СССР и гитлеровской Германии нанёс сокрушительный удар международному коммунистическому движению. Левые оказались в шоке: как это «страна победившего социализма» заключила дружественный пакт и соучаствовала в агрессии с самой реакционной страной? Правые, в том числе профашистские элементы в Западной Европе воспользовались этим шоком. На коммунистов и вообще левых в той же Франции, например, в странах Бенилюкса, в США и государствах Британской империи обрушились обоснованные преследования как на пособников нацизма. Одновременно с этим резко возросло влияние Троцкого и его последователей во всём мировом левом движении.
Здесь, конечно, следует отметить истинное отношение Сталина к различным секторам политического спектра. Давно установив в СССР тоталитарную диктатуру, значительно превосходившую диктатуру Гитлера по масштабам контроля над обществом и личностью, Сталин одинаково плевал на левых и правых, если только они не работали напрямую на него. Судьбы мирового коммунизма его не волновали, если только этот коммунизм не означал установления прямого господства СССР над той или иной страной. Для будущих целей Сталина было даже лучше, если какие-то свободолюбивые элементы из числа левых в Европе оказались бы нейтрализованы руками гитлеровского режима или антифашистских буржуазных демократий (прежде уничтожения последних нацистами).
Официальное отношение Советского Союза к нацизму было выражено в заявлении Молотова от 1 декабря 1939 года, где говорилось, что «преступно» ставить целью уничтожение нацистского мировоззрения, как это поставили себе Англия и Франция.
Душа антифашизма — Англия, самые антифашистские идеологии — либерализм и консерватизм
Не иначе как происками еврейской плутократии объяснял себе Гитлер категорический отказ Великобритании от многочисленных предложений мира, которые Берлин адресовал Лондону на протяжении 1939-1941 гг. Гитлеру было непонятно, как могла Англия подвергать себя опасности продолжения войны ради восстановления независимости и территориальной целостности «каких-то там» Чехословакии и Польши, когда она рисковала потерять свои имперские владения в Азии, а то и самую метрополию?.. Но именно это восстановление довоенного статус-кво (особенно после оккупации Германией скандинавских стран и Бенилюкса) стало основной декларируемой целью Великобритании во Второй мировой войне. Причём Лондон задним числом отказывался теперь и от своего опрометчивого «добро» на аннексию Германией Судетской области Чехии в 1938 году.
Весьма возможно, что если бы в то время благодаря какому-нибудь успешному покушению на Гитлера (а их ведь было подготовлено во время войны несколько!), в Германии возникло более-менее вменяемое правительство, то Англия пошла бы на переговоры с последним, и тогда конкретное территориальное размежевание Германии с Польшей и Чехословакией могло бы послужить предметом переговоров. Но с Гитлером, после его неоднократных нарушений международного права и всяких договорённостей (а также после заключения союза с большевиками, что тоже было немаловажно), Англия не собиралась вступать в мирные переговоры. Да, в те безнадёжные дни, когда британские войска эвакуировались из Дюнкерка, Франция склонялась перед тевтонскими завоевателями, а Британия со дня на день ждала немецкого десанта, поливаемая дождём немецких бомб, в правящих кругах «туманного Альбиона» окончательно созрело понимание, что эта война может закончиться только тотальной победой одной из сторон.
Англия стала естественным центром всех не склонившихся перед Гитлером политических сил Европы. Все эмигрантские правительства обосновались там. В Англии готовились диверсионно-террористические отряды патриотов европейских стран, собиравшиеся действовать в оккупированной гитлеровцами Европе. Англия забрасывала на континент, поражённый «коричневой чумой», подпольщиков и оружие для них. В Англии располагались интеллектуальные центры, собиравшие разведывательную информацию из порабощённой Европы и делившиеся потом ею с союзниками (США и СССР). Ни в одной стране Европы (кроме, быть может, Польши и Украины) партизанские движения не приобрели бы большого размаха без постоянной помощи со стороны Великобритании.
Штришок к теме:
Все не склонившиеся перед нацистским «новым порядком» в Европе получали убежище и базу для действий в Великобритании. Очень показателен тут, в частности, один жизненный пример с норвежским подданным Туром Хейердалом, провоевавшим в 1940-1945 гг. военнослужащим британских ВМС, в том числе на Русском Севере, и готовившимся к засылке диверсантом в оккупированную Норвегию.
Интересно, что в своё знаменитое плавание на «Кон-Тики» в 1947 году он взял, в числе прочих, двух своих соотечественников и боевых товарищей в качестве опытных радистов.
Один из них — Кнут Хаугланд — участвовал в диверсионной операции англичан по уничтожению немецкого завода по производству тяжелой воды (важного компонента при создании атомной бомбы) в районе норвежского города Рьюкан. Он был выслежен оккупантами, несколько дней отстреливался в заброшенном доме и в итоге успешно скрылся от них, эвакуировался в Англию, после чего снова был заброшен в Норвегию в качестве связного для нескольких групп движения Сопротивления.
Другой — Торстейн Робю — был заброшен англичанами в 1943 году в район Тромсё, и по его наводке в декабре того же года британские бомбардировщики уничтожили прятавшийся во фьордах один из крупнейших кораблей германского ВМФ линкор «Тирпиц».
Идеологические оттенки не играли роли для Лондона, когда речь шла о сокрушении нацизма. Когда Черчиллю в 1942 году сообщили, что сербские четники Михайловича держат перемирие с нацистскими оккупантами, в то время как коммунистические партизаны Тито громят немцев, британский премьер приказал прекратить помощь четникам и поставлять оружие в Югославии только коммунистам Тито. На возражения министра иностранных дел Идена, что тогда коммунисты придут к власти в послевоенной Югославии, Черчилль резонно ответил: «Вы что, собираетесь после войны жить в Югославии?!»
Такое поведение было полной противоположностью поведению Сталина, когда тот запретил какую бы то ни было помощь антифашистским повстанцам в Варшаве в августе-сентябре 1944 года только потому, что это были бойцы Армии Крайовой, сторонники эмигрантского антикоммунистического правительства. Сталин тогда не только приостановил наступление советских войск на самых подступах к Варшаве, но и запретил английским и американским самолётам совершать челночные рейсы с посадкой на советских аэродромах с целью снабжения повстанцев оружием и боеприпасами. Разрешил он только 18 сентября, когда Варшавское восстание уже было обречено на поражение.
Самое мощное национальное антифашистское движение — французское — возглавляемое генералом де Голлем, придерживалось весьма консервативной, националистической идеологии, хотя и не чуждалось тактического сотрудничества с более левыми элементами. Однако французская левая была представлена в основном социалистами, среди которых всегда была сильна антикоммунистическая струя, а отдельные довоенные социалисты (Лаваль, например) стали видными деятелями в режиме Виши. Впрочем, последний случай ещё раз показывает, что различие между левыми и нацистами было не больше, чем между традиционными правыми и нацистами.
Также правых идейных позиций придерживались все без исключения эмигрантские правительства захваченных немцами государств, обосновавшиеся в Лондоне и координировавшие действия своих боевых групп на временно оккупированной территории.
Реабилитация коммунистов
Европейским коммунистам, ставшим в 1939-1941 гг. предателями многих национальных европейских государств, только нападение Гитлера на Советский Союз и заключение Англией военного союза с СССР помогло реабилитироваться перед своими народами на почве борьбы с нацизмом.
Однако из того, что коммунисты и другие левые во Франции, Италии, Бельгии, Греции сумели резко поднять свой престиж по итогам Второй мировой войны, вовсе не следует, что именно они играли решающую роль в движении Сопротивления нацистским оккупантам. Наряду с ними выдающуюся роль там сыграли либерально-буржуазные и даже консервативные политические группы. Доказывать, кто в данном случае к кому «примазался», абсолютно непродуктивно.
При этом неоспоримым фактом является то, что популярность левых сил, ориентировавшихся на СССР, была отнюдь не всеобщей и не подавляющей. На первых свободных послевоенных выборах в Италии социалисты и коммунисты набрали в сумме менее 40% голосов. Даже референдум о форме правления в Италии — монархия или республика — дал перевес сторонникам республики лишь на 8,5% от числа проголосовавших (в целом за республику высказалось менее половины итальянцев, имевших право голоса). Ведь многие осознавали, что фашистский режим Муссолини был узурпацией конституционной монархии, а ключевую роль в отстранении дуче от власти сыграл сам король.
Во Франции на выборах в Учредительное собрание в октябре 1945 года коммунисты и социалисты вместе получили почти ровно половину всех голосов и больше половины мест в Учредительном Собрании. В этих условиях важное моральное значение получил уход де Голля с поста временного президента — он ощущал за собой сочувствие не менее половины французов, которым претил режим преобладания политических партий. В дальнейшем процент сочувствующих ему только увеличивался, что и привело к установлению Пятой республики в 1958 году.
Что касается стран Восточной Европы, то первые послевоенные выборы, которые ещё можно назвать относительно свободными — в Чехословакии, Венгрии, Румынии — привели там к власти отнюдь не коммунистов. Только с помощью постоянного внешнего давления СССР коммунисты сумели утвердиться там у власти в течение 1947-1948 гг. В одной лишь Югославии власть коммунистов зиждилась на их действительной роли в освобождении страны от нацизма. Это и сыграло потом решающую роль в отношениях между социалистической Югославией и СССР. Недаром Тито говорил, что он — единственный из послевоенных правителей Восточной Европы, кто всю войну был со своим народом, а не был прислан из Москвы в комфортабельном самолёте.
Можно утверждать, что только антифашистское общеевропейское движение Сопротивления, вовремя поддержанное и организованное либерально-консервативной Англией, дало возможность коммунистам западноевропейских стран смыть с себя грех сотрудничества со Сталиным (= Гитлеру вплоть до 22.06.1941) и войти в послевоенную буржуазную Европу в качестве одной из стабильных политических сил. Что касается восточноевропейских коммунистов — это отдельная тема.
Кто кого предавал?
Пытаясь замаскировать предательство Сталиным Варшавского антифашистского восстания 1944 года, советские и неосоветские пропагандисты не перестают повторять мифы о том, будто американцы не спешили освобождать французские города от немцев в том же августе 1944 года, когда там поднимали восстание коммунисты.
Во-первых, августовские (1944 г.) восстания в Париже, Лионе и других французских и бельгийских городах при приближении войск союзников поднимали не одни лишь коммунисты, а все партии движения Сопротивления. Во-вторых, практически во всех случаях оккупационные власти, понимавшие, что их господству во Франции приходит конец, сразу вступали в переговоры с повстанцами об условиях свободного выхода немецких гарнизонов. Взамен немцы обязывались не исполнять варварского приказа Гитлера об уничтожении культурных объектов французских городов (следует заметить, что одним из очагов, где сложился заговор против Гитлера 20 июля 1944 года, была именно немецкая администрация во Франции).
Зная об этом, американцы не торопились штурмовать крупные французские города, понимая, что такие действия приведут лишь к дополнительным жертвам среди мирного населения и разрушениям. Они предпочитали обходить эти города, побуждая тем самым немцев к скорейшему отступлению.
Понятно, что такая гуманная тактика не имеет ничего общего с принципиальным запретом Сталина помогать варшавским повстанцам каким бы то ни было образом и с его «стоп-приказом» советским войскам на самых окраинах Варшавы.
Вместо эпилога
Эта статья — последняя в нашем цикле — публикуется 17 сентября. Сегодня — годовщина (хотя и не круглая) вторжения советских войск, в союзе с германскими, в Польшу в 1939 году.
У этой даты есть всё-таки и другое измерение, более позитивное. Ведь именно в сентябре 1939 года в общих чертах сложились современные территории ныне независимых государств Украины и Беларуси — территории, в целом соответствующие этническим границам.
Однако было бы исторической ошибкой считать, будто сознательной целью Сталина, когда он приступал к оккупации части тогдашней Польши, было национальное объединение земель Украины и Беларуси.
Нет, конечно, большевики всегда стремились лишить «буржуазно-националистическую» пропаганду её козырей, и территориальное воссоединение Западной Украины и Западной Беларуси со своими нациями являлось одним из важных средств коммунистической пропаганды. Но именно что пропаганды, так как не ставилась задача осуществить такое воссоединение технически.
Об этом наглядно свидетельствуют договоры СССР с нацистской Германией о демаркационных линиях, а также заявления советского руководства.
По секретному протоколу к пакту от 23 августа 1939 года Советский Союз имел право оккупировать территорию Польши, лежащую к востоку от течений рек Нарев, Западный Буг, Висла и Сан. Нетрудно заметить, что при этом под контроль СССР попадали, в числе прочих, населённые главным образом поляками земли вплоть до окраин Варшавы.
Заявление Молотова от 17 сентября 1939 года, которым «оправдывалось» вторжение советских войск в Польшу, упоминало не только о «защите» «единокровных украинцев и белорусов», но и о том, чтобы «вызволить польский народ из злополучной войны». Таким образом, делалось «обоснование» предстоящей оккупации этнически польских земель.
По советско-германскому договору «о дружбе и границе», заключенному в Москве 28 сентября 1939 года, была изменена демаркационная линия. Польские земли между Вислой и средним и нижним течением Западного Буга попали в германскую зону оккупации. Взамен Германия признавала Литву зоной исключительного советского влияния. Таким образом, в Кремле окончательно сделали ставку на идею «национального воссоединения» Украины и Беларуси в «советском Отечестве».
Однако и новый вариант демаркационной линии не отвечал национальным реалиям.
Оставляя в стороне Закарпатье (оно тогда было захвачено Венгрией и не могло служить предметом торга между СССР и Германией), снова не все украинские земли включались в советскую Украину. Холмщина оставалась оккупированной Германией. После войны Сталин также не пытался настоять (теперь уже перед Западом) на воссоединении этой самой западной украинской области с остальной Украиной. Более того, он согласился возвратить Польше украинские земли по реке Сан.
При этом в 1939 году Сталин сохранил за СССР Белостоцкую область, включив её в Белорусскую ССР. Эта область, населённая главным образом поляками, образовала выступ на западной границе СССР. В этот Белостоцкий выступ весной 1941 года Сталин, Тимошенко и Жуков ввели две из трёх армий Западного фронта, где те и попали в июне 1941 года в злосчастное окружение. После войны Сталин согласился возвратить Белостоцкую область Польше, сообразно этнографическим границам.
Если бы Сталин изначально ставил задачей национальное воссоединение Беларуси и Украины, то демаркационная линия в 1939 году приобрела бы совсем иные очертания. Надо полагать, что Гитлер, готовый тогда на многие уступки Сталину, лишь бы тот дал ему возможность беспрепятственно оккупировать Западную Европу, согласился бы почти на любой вариант размежевания в бывшей Польше.
Кто хочет, тот может праздновать 17 сентября в Украине и в Беларуси как день национального воссоединения. Однако следует помнить, что это «воссоединение» не преследовалось его инициатором как самоцель, а являлось исключительно пропагандистским орудием в его руках. Далее, оно стало результатом преступного сговора и агрессии в отношении суверенного государства с международно признанными (в том числе со стороны СССР) границами. Наконец, народам Украины и Беларуси такое «воссоединение» не принесло в тот момент никакого политического освобождения.