Крабовые береты
У крабов практически отсутствует память. Когда ловишь их на кусочек мидии, они выползают из под камней, хватаешь одного, остальные разбегаются. Тут же суешь мидию в воду — они выползают снова. Как будто ничего и не было. У многих россиян, как и у крабов, короткая память — от своих солдат Россия отказывалась не раз.
Сейчас муссируется тема, как бы обменять двух украинцев на двух россиян. Сенцова и Кольченко хотят поменять на попавших в плен ГРУшников Александрова и Ерофеева.
Однако президент Украины Порошенко от такого предложения отказался. Слишком оно неравное. ГРУшников взяли на территории Украины в результате боестолкновения. Украинцев же взяли в России, фактически в заложники.
Возможно, тема ГРУшников на этом пока и закончится. Как и все остальные. Хотя поначалу и было очень много шума. Причем больше, похоже, из-за того, что от них отказались. И их родная армия РФ, и семьи. Видимо, у россиян короткая память — от своих солдат Россия отказывалась не раз. Сначала посылала, потом подставляла, сливала.
Именно поэтому, к примеру, в Чечне у нас были «корабельные бунты», когда отряд из-за идиотских приказов просто отказывался выполнять задачи. Грубо говоря — «объявляли независимость», сидели на базе, гульбанили, на спецоперации не ходили. Командир-идиот прятался от нас на соседней базе.
Больше всего мечтали тогда доехать до Ханкалы, где находился штаб группировки в Чечне, и устроить им «ночь длинных прикладов». Всем крупнопогонным особам. Чем крупнее — тем сильнее «отприкладить» по всем местам.
В Чечне мы не столько ненавидели ичкерийцев, сколько, в первую очередь, собственное руководство. Очень жаль, что прошли десятилетия, а среди российских служивых ничего не поменялось. Едут выполнять преступные приказы. Зная, что будет. И попадают в плен, и от них отказываются. И они все равно едут.
Российская система подавления личности
Самая вертикальная вертикаль в России не властная. Я бы назвал ее «социальная дедовщина». И тянется она не последние 15 лет. А последние десятилетия, если не столетия.
Если брать советскую систему, вся она была построена на подавлении личности. Ты — начальник, я — дурак. Ты — приказываешь, я — выполняю.
Этому учат начиная с детских садов. Потом укрепляют в школах. Затем в армии и вузах. Потом — всю оставшуюся жизнь. Личность подавляется, человек просто должен выполнять «что скажут».
Когда я служил в армии в 95-97-м году, нашим офицерам не платили по полтора года пайковые и по полгода зарплату. Думаете, кто-то уволился? Они методично распродавали всё что могли. Замки крепления парашютных платформ к дну самолетов расходились как горячие пирожки, из них делали крепления для закрытия дверей гаражей. Парашютные стропы срезались с транспортных куполов и расходились по рынкам как бельевые веревки. Продавалось всё, что имело хоть какую-то ценность. Офицеры матерились, пили, ругали командиров и правительство, но служили.
Перед отправкой в Чечню мы проходили месячную подготовку. Тактика, стрельбы, отражения нападения на колонну, на блокпост, зачистка, освобождение заложников и т.д.
Но в немалой части была подготовка «общая». Нам показывали видео, как чеченцы режут головы российским солдатам, рассказывали про полевых командиров. Нашу миссию во второй войне именовали не иначе, как «едем спасать мирное чеченское население от террористов».
Когда приехали на место, через несколько дней я понял, что если от кого и надо спасать мирное население, то это от российских войск.
Идиотизм команд и пьяных спецопераций зашкаливал. Очень много народа гибло по вине своих же командиров. Однажды группа разведки наших солдат Внутренних войск (базировались с нами в одной школе) не успела вернуться к нам на гору до темноты. Заночевали в лесу в ущелье. Там их и накрыли наши же минометы, когда воякам пришел приказ бить в определенный квадрат.
На зачистке в селе Байтарки Ножай-Юртовского района мы чуть не перестреляли друг друга с каким другим отрядом. Потом выяснили — нам дали «кривые» карты, из-за которых и стало возможно схождение. Маршруты спецоперации для групп писались, видимо, в бессознательном состоянии.
Осенью 2001 года мы всем отрядом отказались выходить на спецоперацию из-за ее идиотичности. Если бы пошли, скорее всего я бы это уже не писал. Как и все мои коллеги — 40 человек нашего ОМОНа.
Командир-идиот стал писать на нас доносы. В результате чего он потом прятался от нас около недели в другом здании, где базировались омские милиционеры. Другого командира-идиота, который издевался над своими солдатами и сажал их на ночь в зиндан, мы тоже наказали. В отместку он приказал солдатам стрелять на поражение, если идущий к посту не знает пароль. Даже если солдат видит, что это свой омоновец.
Лезешь с бутылкой пива на крышу школы на звезды посмотреть, а тут тебе, мол, пароль. Отвечаешь — не помню. Пост то внутренний. А солдатик тебе, извините, нам просто сказали по вам стрелять, не говорите никому, что вы пароль не знали.
В итоге все вылилось в бунт. Отряд около недели жил своей жизнью. Мы не подчинялись приказам. А когда приехала «группа разбора», с целью, как обычно, разобраться как следует и наказать кого попало, мы вынесли свои рюкзаки и оружие в коридор из кубриков и сказали, что если вы кого-то забираете домой для наказания, мы отдаем оружие и тоже едем домой. Пусть даже своим ходом. Нас тогда оставили в покое. Командование испугалось скандала.
Всегда, работая в милиции, любой боец знал, «если что» — никто его спасать или помогать ему не будет.
Однажды группа нашего ОМОНа поехала в бар задерживать бандитов. Местные опера вызвали наших бойцов в подкрепление. При задержании возникла стычка. Наш парень сломал какому-то бандиту челюсть.
Бандит оказался «подвязанным». Уже через несколько дней милиционеру предложили — продавай квартиру, или поедешь на зону.
Тот отказался, он ведь был на службе, согласно Закону о милиции применил физическую силу и боевые приемы борьбы.
Через короткое время бойцу сообщили, что приказ о его увольнении, оказывается, подписан, и что он не сотрудник милиции именно с утра того дня, как поехал брать бандитов. А уволили его за «систематические опоздания на спортзанятия».
Итог — парень на три года уехал на «красную зону» в Мордовию.
Боевые денежные потери
Таких примеров было много. Если же упомянуть пресловутые «боевые» за Чечню, так это был просто аттракцион федерального масштаба по списыванию денег на нас. На тех, кого как мясо, кидали на войну.
За последние свои боевые я судился 8 лет. Выиграл 3 суда. Выплатили, хотя это уже были совсем другие деньги, нежели в 2001 году.
Как-то на основе собственных данных делал расследование. Я знаю, сколько людей из нашего ОМОНа получили деньги. Знаю, сколько ОМОНов в России. По моим примерным подсчетам на нас списали миллиарды. То есть, по журналам учета боевых действий деньги нам выделялись, а на руки не давали, аргументируя это тем, что они «задерживаются». У большинства выплаты «задерживаются» до сих пор. Вот уже 15 лет.
Военные грабли
В 2000-м нашего бойца в Грозном солдат впечатал в стену танком. Парень выжил, но ампутировали ногу. Когда его привезли домой, начальник УВД крутил ключами от новой квартиры перед объективами телекамер журналистов. С улыбкой вручал ключи нашему парню. Тогда у него уже был маленький ребенок, а жена была беременна.
Квартиру в итоге не дали. Назначили пенсию в размере около 100 долларов США в месяц. Нам же, за наш ветеранский статус, государство после закона о «монетизации льгот» (пишешь заявление об отказе от ветеранских льгот, которые все равно не работают и тебе их выплачивают деньгами), в месяц начисляет «пенсию» в размере 50 долларов.
С льготами нас тоже кинули. Реальной льготой могла бы быть скидка на оплату коммуналки. Реально ее добиться так никто и не смог. С радостью все льготы «монетизировали». Только вот коммуналка с каждым годом стала активно расти, а «монетизация» осталась на том же уровне.
И все знали, что и с боевыми кидают, и все знали, что будем жить в Чечне в скотских условиях, когда будет голод, что женам дома не будут выплачивать наши зарплаты, придираясь к опечаткам в доверенностях.
Все это знали. И всё равно работали и ездили на войну.
Я уволился в конце 2002 года. Еще много лет, пока из-за моих статей про Чечню меня не сделали врагом, мои коллеги рассказывали мне об очередных подставах со стороны командования.
На мой вопрос, а почему ты еще в погонах, отвечали — мол, а я больше ничего не умею. Это лукавство. Просто вбитая с детства вертикаль подчинения для многих значит больше, нежели честь, совесть и даже инстинкт самосохранения.
В 1994 году был первый «секретный штурм» Грозного. В конце ноября на чеченскую столицу пошла колонна танков. Колонну сожгли, в плен попали десятки российских военных.
Они открыто рассказывали журналистам откуда они, из какой части, что им обещали. Но вместо квартир в Москве министр обороны России того времени Павел Грачев назвал их наемниками и заявил, что в Чечне российской армии нет.
Но тогда, 20 лет назад, от своих не отказывались семьи. Родители и жены ходили по воинским частям, по приемным властных структур и требовали вернуть назад их детей и мужей. А потом сами ездили в Чечню и забирали из плена своих, так как с ичкерийцами договориться было проще.
Понять, кто враг
Мне очень тяжело представить, как я вел бы себя, если бы, выполняя приказы в Чечне, попал в плен и оказалось бы, что я уже нигде не служу — не работаю, а мои близкие сказали бы журналистам, что я пропал неизвестно куда и вообще уже давно погоны снял.
Скорее всего, я бы довел до конца наши «мечты», когда мы еще были в Чечне — разобраться со своими нелюдями-командирами. Не только с непосредственными начальниками, но и с теми, кто там, «повыше».
Мне абсолютно не жалко этих пленных ГРУшников Ерофеева и Александрова. Они должны были понимать, куда лезут. Если нас в Чечне бросали в пекло непонятной войны в спорном конфликте, то их послали на территорию другого государства, а глава их страны заявляет, что российской армии там нет.
Значит, должны были понимать, что если с ними что-то случиться, никто им не поможет.
В разговоре с журналистами они все еще пытаются держать марку. Мол, вёл наблюдение, мол приказа стрелять не было, мол присягу понимал. Это не аргумент. Это отмазка.
И что бы с ними не было дальше, если они надеются попасть в Россию в статусе освобожденного героя-военнопленного, по примеру «киборга» Олега Кузьминых, а также получить из рук Путина медаль, они ошибаются. С ними поступят так же, как и с вернувшимися из плена советскими солдатами во время последней мировой войны. Посадят в свою тюрьму. И вряд ли условия содержания там будут лучше, чем в Украине.
Каждый россиянин, носящий погоны и судьба которого может забросить его на необъявленную войну с Украиной, должен понимать — идя выполнять преступные приказы, он не просто может погибнуть или попасть в плен. В плен, уже в России, попадет вся его семья. Если, конечно, как при Сталине, не откажется от него публично.
Многие россияне, прошедшие через чеченскую мясорубку, люто ненавидят войну. Кто-то даже понял, что наш враг был не в Чечне, а в Кремле. Но такое понимание обходится очень дорого.
И ужасно то, что если в 94 году пленные российские солдаты «передавали приветы» министру обороны через журналистов, то нынешние плененные в Украине ГРУшники пытаются играть роль захваченных гестаповцами красноармейцев.
Но рано или поздно осознание должно придти. Ужасно только, что к этому времени может произойти слишком много непоправимого...
