Армения примеряет парламентскую форму
Недавно, 6 декабря, в Армении произошло довольно редкое и интересное для политологов событие. Состоялся референдум, на котором гражданам было предложено поменять политическую систему страны — отказаться от смешанной, президентско-парламентской формы правления в пользу однозначно парламентской. Не стану издалека строить версии, насколько осознанно и под чью дуду народ с цифрой, близкой к 64%, произнес «одобрямс». Оппозиция ершится, говорит, что все подтасовано и грозится замордовать власть протестами и вотумами. Ну, а я попробую с помощью армянских наблюдателей рассказать, что же там произошло. И чего ждать.
Что предлагается?
Вначале коротко представлю «товар», созданный специальной комиссией, учрежденной при президенте Серже Саргсяне еще в 2003 году и одобренный на заседании Национального собрания (парламента) страны 5 октября с.г.
Согласно предложенному сценарию, президентский срок увеличивается на два года — от пяти до семи. Но президент может расположиться в своем кресле только один срок. При этом избирать его будет не народ (прямым голосованием, как сейчас делается), а парламент.
Чтобы стало ясно, какой реальной властью будет обладать этот долгожитель, посмотрим, каким видится парламент. Тут важно обратить внимание на два момента. Во-первых (чтоб закончить с президентом), на то, что его выберут обязательно. Согласно процедуре, в первом туре глава государства должен быть избран тремя четвертями голосов депутатов. Но если этого не случится, то планка опускается до трех пятых. А если и это не сработает, то президент будет избран простым большинством от общего числа депутатов.
Но такие мелодрамы вряд ли возможны, потому что новая конституция гарантирует правящее большинство. Для этого вводится второй тур парламентских выборов. Это означает, что после того, как в первом туре определились сильнейшие, народ вынуждают решить, а кто же все-таки самый главный. Путем такой комбинации к власти приходит партия, которой практически гарантировано абсолютное большинство в парламенте.
По проекту президент будет обязан назначить премьер-министром кандидата от победившей партии. При этом, если парламентские силы не смогут договориться по кандидатуре главы правительства, то Национальное Собрание будет распущено.
Исходя из этого, можно себе представить, насколько увеличивается вес власти у парламента и правительства. И как комично станет звучать расхожий термин «глава государства».
С чего бы это?
Первый самый простой вопрос, который напрашивается: с какого такого перепуга президент инициирует реформу, изничтожающую его власть?
У армянской оппозиции и политологов на это есть однозначный ответ. Вот как, примерно, рассуждает один из них — Роберт Кочарян, экс-президент, то есть достаточно опытный эксперт. Так вот: после голосования в парламенте за постановку проекта на референдум он заявил, что для смены системы никакой необходимости нет. И все вопросы, возникающие в стране, вполне разрешимы в рамках действующей Конституции. А вот предлагаемый текст — прямая дорожка к однопартийной системе, к политической монополии и застою. Особенно экс-президенту не понравилась статья, в которой предусмотрен второй тур голосования на парламентских выборах.
Кстати, на этот пункт примерно в том же ключе обратила внимание в своем экспертном заключении и Венецианская комиссия — орган при Евросовете, консультирующий по конституционному праву.
К трактовке Кочаряна стоит прислушаться хотя бы потому, что в свое время он сам затевал нечто подобное. Конституционную реформу он эксплуатировал как одну из главных тем еще на президентских выборах 1998 года. Однако победив на них, вспомнил о реформе лишь в 2005 году — за два года до окончания второго срока (1998-2007). Впрочем, он лишь слегка сбалансировал разделение властей в пользу парламента и правительства, которое намеревался возглавить. Но задуманная им сложная рокировка в силу разных обстоятельств не удалась, и после победы на президентских выборах 2008 Сержа Саргсяна он остался без премии в виде портфеля премьера.
Нечто подобное происходит и сегодня. У Саргсяна в 2018 истекает второй срок, и самое время подумать о будущем. Предлагаемая им модель со вторым туром на парламентских выборах такова, что если даже он выполнит свои обещания и не займет ни одного государственного поста, то как лидер правящей Республиканской партии (РП) сможет управлять страной из ее офиса на улице Мелика Адамяна, отмечает политтехнолог Виген Акопян.
Эту тему активно эксплуатирует оппозиция реформе — фронт «Нет», как они себя именуют. В ней, помимо Кочаряна, звонко звучит голос и другого экс-президента — Левона Тер-Петросяна, который возглавляет нынче партию Армянский национальный конгресс (АНК). Для возбуждения толпы противники проекта давят на ее самолюбие, используя такой психологический момент, как замену прямых президентских выборов на выборы через парламентских выборщиков.
Хорошо, но не для нашего колхоза?
Спор о преимуществах той или иной политической модели — президентской, парламентской или смешанной — вечный и бесперспективный. Просто потому, что у каждой из них есть свои плюсы и минусы. А их соотношение зависит от множества факторов — от климата и национального менталитета до внешних и внутренних исторических обстоятельств. Только при погружении в их конкретный коктейль одни и те же условия превращаются в плюсы или в патологии. В частности, президентская форма в одних случаях выступает как гарант разделения властей (классика — США), а в других — авторитаризма (классика — современная Россия). Парламентская же — как гарант эффективного контроля за исполнительной властью (классика — Германия), а не пустой болтовни и правительственной чехарды (классика — Италия, Четвертая республика во Франции). Промежуточные модели, по которым живет большинство европейских государств, отражают попытку сохранить баланс сил, но не путем явного перевеса прав и обязанностей, а посредством четкого их разделения. В частности, президенту выделяется на откуп огород, в котором он волен распоряжаться. Например, в Литве — это сфера внешней политики и отчасти — силовики. А вот в хозяйственную сферу вмешиваться — не принято. Кадровые вопросы, связанные с заменой министров или судей — это уже только в терках с парламентом. Здесь правительство гораздо больше зависит от парламента, чем от главы государства.
Сам же парламент — это зеркало зрелости демократической системы. Если она — в традициях, как говорится — в крови народа, то появление реально конкурирующих партий неизбежно. Причем это происходит довольно быстро. На постсоветской площадке примером тому опять же является Балтия. В той же Литве при поляне с тремя десятками партий реальная двухпартийность сложилась уже к концу 90-х (социал-демократы и консерваторы). В миллениуме серьезные заявки сделала «третья сила», с появлением нескольких новых амбициозных партий. Но они до сих пор так и не сумели заменить основную пару и только потеснили второстепенных игроков.
В этом смысле в Армении процесс партстроительства пока еще явно не завершен. Более того, если взглянуть на его динамику, то есть признаки даже отката. Речь идет о правоцентристской партии «Процветающая Армения», основанной в 2004 олигархом Гагиком Цурукяном. Она по численности почти не уступает правящей РП и на выборах 2012 стала второй по результатам (30% голосов). Однако не вошла в коалицию с РП (44%) и стала оппозиционной. Но в результате закулисных разборок, по поводу которых в армянских СМИ есть масса версий, в марте с.г. Цурукян взял самоотвод и заявил об уходе из политики. После этого партия стала «шелковой», в частности полностью поддержала реформу Саргсяна и обеспечила успех голосования за референдум в Национальном собрании. С той поры сетование на то, что в Армении не осталось партий, способных стать реальным противовесом, стало популярной темой. А в оценке общего политического расклада частенько проводятся параллели с российской системой власти.
Но не так все безысходно, считает директор Института Кавказа Александр Искандерян. В интервью с примечательным названием «Армения, конечно, не Голландия, но она не Туркмения, не Узбекистан и не Россия», признавая, что для успеха реформы важно наличие сильных партий, он все же полагает, что истоки ее глубже, чем воля одного Саргсяна. «Он (Саргсян — прим. авт.) является существенной, но только частью политической системы. Иначе никаких реформ не было бы, и его просто переизбирали бы на третий, четвертый и другие сроки». Несравнимо более высокой в сравнении с российской считает он и протестную активность — как в парламенте, так и на улицах — которая создает возможность для строительства политической борьбы.
Поэтому в очередной раз со стороны экспертного сообщества звучит риторический призыв: готовьтесь к 2017 — очередным парламентским выборам. Ищите новых политических звезд! Объединяйтесь!
Посередине — наплевать
Примерно в этих парадигмах проходит борьба сторонников и противников проекта. В то же время ни та, ни другая сторона не сильно преуспели в анализе и толкованиях самого содержания предмета спора. А затея с народным референдумом — типичный образчик демагогии и ухода от проблемы, когда людям предлагают решить задачку, в которой они ни бум-бум.
Реакции со стороны «Нет» традиционно-майданные: митинги, палатки на площади «Свобода» в центре Еревана, потасовки с полицией и пламенные речи «революционеров». В ответ невнятное разглагольствование о свободе и пользе для народа. А посередине — равнодушие, о котором, с одной стороны, свидетельствует рекордно низкая явка (51%) и искомый положительный результат (63%) — с другой.
Проигравшие, как обычно, уповают на первую цифру, а вторую сопровождают обвинениями в подтасовках и насилии. В частности, зам. председателя оппозиционной АНК Левон Зарубян заявил, что объем фальсификаций достигает полумиллиона голосов. О том, насколько это убедительно чтобы объяснить 13%-ный перевес, решить, по идее, должны наблюдатели. Но их мнения весьма противоречивы. Контролеры из Парламентской Ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ) и от СНГ сделали ряд замечаний, но в целом итог признали.
А вот оценки со стороны западных наблюдателей куда более критичны. Например, представитель Хельсинкского комитета от Норвегии Лене Ветеланд заявила, что на голосующих оказывалось серьезное физическое и моральное давление, причем в некоторых случаях главы избирательных участков отказывались вмешиваться в ситуацию. Глава делегации ЕС в Армении Петр Свитальский призвал власти полноценно расследовать сигналы о нарушениях. Примечательно, что довольно холодно квалифицировало ход референдума и американское посольство в Ереване, а представитель Госдепа США Майкл Кирби призвал армянские власти расследовать все поступившие жалобы.
Власти отреагировали: уже через день после события прошло сообщение, что на 78 участках идет пересчет голосов.
При таких играх с большой долей уверенности можно предположить, что референдум во внешних средах будет одобрен. Большинство местных обозревателей сомневаются и в том, что оппозиция его дезавуирует. Опыт прежних выступлений свидетельствует, что при нынешнем общем отношении к власти «широких народных масс» пар уходит очень быстро. По мнению политолога Армена Бадаяна, обществу реформы такого жанра непонятны, чужды, и дай Бог, чтобы интересантов набралось более 1%. Именно эта апатия мешает как сторонникам, так и противникам реформы добиться успеха. И если уже не удалось удержать армянский «майдан» на боевом взводе на пике событий — во время голосования за проект в парламенте и накануне референдума — то после того, как формальные процедуры пройдены, люди не станут махать кулаками вдогонку.
