День несостоявшейся страны
12 июня отмечался День России — дата, когда в 1990 году была принята Декларация о государственном суверенитете Российской Федерации. Но в этом году, как и в прошлые, этот праздник нельзя было назвать массовым всенародным торжеством. Большинство россиян просто радуются лишнему летнему выходному.
О празднике напоминают лишь официальные мероприятия — вроде вручения государственных премий. Впрочем, и сама власть не стремится как-то расширять масштабы этого праздника. Например, День победы 9 мая празднуется гораздо более грандиозно, хотя живых участников Второй мировой войны уже почти не осталось. А принятие Декларации о суверенитете РФ состоялось вроде бы на памяти ныне действующего поколения — но эта дата не вызывает особых эмоций.
В этом можно отметить колоссальное отличие России от множества других стран. Практически повсюду свой день независимости (или обретения суверенитета) считается главным государственным праздником. А в Российской Федерации эту дату, по опросу Левада-центра (2010), смогли правильно назвать лишь 34 процента граждан. В чем же причина такого невнимания к этому празднику, граничащего даже с забвением?
Две России
Для ответа на этот вопрос нам придется совершить исторический экскурс в тот самый 1990 год, когда Россия провозгласила свой суверенитет. Тогда Борис Ельцин еще даже не был президентом, но лишь возглавлял первый свободно избранный российский парламент (съезд народных депутатов).
Необходимость принятия этой Декларации заключалась в том, что Россия (тогда еще под названием РСФСР) стремилась проводить реформаторскую политику и менее зависеть от «союзных» чиновников, которые в своем большинстве придерживались консервативных взглядов.
Декларация о российском суверенитете означала небывалое прежде политическое раздвоение. Известно, что за пределами СССР «Россией» часто называли весь Союз. А тут вдруг Россия возникла как новый политический субъект, и при этом во многом оппозиционный к политике кремлевской империи.
Новой российской властью суверенитет понимался, если угодно, в «американском» смысле — как избавление от статуса имперской колонии. Однако массовое сознание россиян все еще сохраняло имперскую ментальность.
В первые годы день принятия Декларации о суверенитете получил неофициальное, народное название «День независимости России». И многие при этом добавляли ироничный вопрос: «От кого мы стали независимы? Сами от себя?»
За этой иронией скрывалась очень серьезная мировоззренческая проблема, которая с тех пор так и не разрешена. И более того — нежелание ее решать как раз и привело к неоимперской эволюции постсоветской России.
Новая страна или старая империя?
Примерно в одно время с Россией свои Декларации о суверенитете провозгласили и все остальные республики СССР. Но существенная разница была в том, что они действительно стремились построить новые независимые страны. Даже если они заявляли о «восстановлении независимости» как страны Балтии, они все равно создавали новую государственность, совместимую с возникавшим тогда Евросоюзом.
Ельцинская власть также любила заявлять о «новой России». Однако уже в первые постсоветские годы «новая Россия» все более напоминала старую, дореволюционную империю. Ключевым моментом стал силовой роспуск в 1993 году того самого съезда народных депутатов, который тремя годами раньше принял Декларацию о российском суверенитете. После этого была принята новая Конституция, которая наделяла президента максимальными, едва ли не царскими полномочиями.
Если в 1990 году Ельцин обещал суверенитет всем российским регионам, и в этом можно было увидеть желание построить новую федерацию, то уже в 1994-м он развязал типично имперскую, колониальную войну против Чечни. Возрождались многие характерные черты Российской империи, вплоть до символических. В качестве герба был восстановлен двуглавый орел с коронами, парламент стал называться как при царе — «Государственная дума». Несмотря на провозглашенное в Конституции «светское государство», православная церковь фактически обрела официальный статус и стала активно формировать государственную идеологию.
Путинская эпоха довела эту реставрацию до логического завершения. Сегодняшняя РФ уже официально считается прямым продолжением Российской империи и Советского союза. В этих условиях сам смысл Декларации о суверенитете 1990 года совершенно утрачен. «Новую страну» построить не удалось...
Казус Солженицына
Возможность такой эволюции России Александр Солженицын предсказал еще в 1973 году, в статье «Раскаяние и самоограничение». Он критиковал складывавшуюся тогда идеологию национал-большевизма, которая утверждает:
Русский народ по своим качествам благороднейший в мире; его история ни древняя, ни новейшая не запятнана ничем, недопустимо упрекать в чем-либо ни царизм, ни большевизм; не было национальных ошибок и грехов ни до 17-го года, ни после; мы не пережили никакой потери нравственной высоты и потому не испытываем необходимости совершенствоваться.
Нынешняя кремлевская власть заявляет эту идеологию не столь откровенно, но фактически придерживается именно ее. Путин в своих выступлениях охотно ссылается на «величие» российской истории, как царской, так и советской.
Впрочем, и сам Солженицын в последние годы совершил парадоксальную эволюцию к тем идеям, которые когда-то критиковал. В 1990 году он предлагал «обустраивать» Россию, присоединив к ней Украину, Беларусь и Северный Казахстан. То, что такой вариант мог привести к кровавым войнам наподобие югославских, писателя не смущало. И совсем уже на склоне лет он даже похвалил Путина за «возрождение России», что в устах старого диссидента и борца с КГБ выглядело весьма странно.
Доктрина Мединского
Официальное идеологическое выражение такие взгляды нашли в «доктрине Мединского» — по фамилии российского министра культуры. В 2015 году он сформулировал «тезисы национального примирения», главным из которых назвал «признание преемственности исторического развития от Российской империи через СССР к современной России».
Таким образом, имперская история стала базовой основой российской государственной идеологии. Под «национальным примирением» Мединский понимает сочетание интересов «белой» и «красной» империй. Жертвы веков царской истории и советского тоталитаризма в этой доктрине также признаются, но по значимости далеко уступают воспеванию всевозможных державных «побед».
Поэтому, кстати, неудивительно, что чем дальше уходит в историю Вторая мировая война, тем громче и помпезнее отмечается победа в ней. Причем особенно активно подчеркивается ведущая роль россиян в разгроме нацизма, а вклад других народов принижается. Особенно это касается западных союзников (США и Великобритании), которые в новейшей российской идеологии предстают «геополитическими противниками».
Несмотря на свой громко декларируемый «антифашизм», фактически доктрина Мединского воспроизводит многие типично фашистские принципы. Это культ имперских побед и национальной экспансии. Показательно, что эта доктрина была заявлена в ходе ведущейся войны против Украины, когда Россия совершила военную оккупацию Крыма — хотя об аннексиях Европа, казалось бы, забыла со времен Второй мировой войны. Агрессивная идеология «русского мира» также весьма напоминает нацистские лозунги «объединения всех немцев в одном государстве». Очевидно, что эта имперская доктрина будет неизбежно порождать конфликты России с соседними странами.
После России?
Одним из значимых событий литературной жизни 2016 года стал выход романа екатеринбургского писателя Фёдора Крашенинникова «После России». Роман широко разошелся в интернете, но вряд ли он получит какое-то официальное признание. Его автор описывает весьма неудобную для властей картину будущего — как Российская Федерация разделит судьбу распавшегося Советского союза.
И это не только литературная фантазия. Можно провести историческую параллель с последними годами СССР, который также существенно зависел от «нефтедолларов». А когда мировые цены на нефть упали, вслед за ними рухнула и неэффективная, устаревшая советская экономика. В 2000-е годы, несмотря на новый взлет нефтяных цен, в России так и не состоялось никакой экономической модернизации, но произошел лишь невиданный рост коррупции. И при этом государственные чиновники прикрывают свои миллиардные состояния громкими «патриотическими» фразами.
Сегодня российские регионы не имеют даже той формальной самостоятельности, которой пользовались республики в СССР. Путинский режим «вертикали власти» производит впечатление жесткого, но в действительности эта конструкция очень неустойчива, потому что противопоставляет власть и граждан. И в случае нарастания кризиса вполне можно ожидать массовых протестных выступлений в регионах. Но в отличие от эпохи распада СССР они, скорее всего, будут иметь не столько национальный, сколько экономический характер. Хотя большинство российских ресурсов добывается и производится в регионах, финансовая и налоговая система РФ предельно централизована. Проще говоря, большинство российских денег оседает в Москве — и жители регионов вряд ли будут долго мириться с этим имперским гиперцентрализмом.
В отличие от автора романа «После России» мы не возьмемся досконально предсказывать будущее. Но предположим лишь, что после нового исторического поворота само слово «Россия» действительно может исчезнуть — как исчезли в свое время названия «Римская империя», «Византия», «Германский рейх»... Потому что, к сожалению, Российскую Федерацию после 1990 года так и не удалось построить как новую, современную страну. Само слово «Россия» неизбежно заставляло ее жителей мыслить имперскими категориями прошлого. И сегодняшнее противостояние Кремля западному миру — это не какая-то случайность, но продолжение многовековой традиции.
Текст был первоначально подготовлен для издания Nowa Debata (Польша)
