Общество

Белая Идея под угрозой профанации. Постановка вопроса

Белая Идея под угрозой профанации. Постановка вопроса

Доклад на конференции «Белое движение в дискурсах власти и оппозиции», прошедшей 3 декабря 2016 г. в Музее антибольшевистского сопротивления (г. Подольск).

Уважаемые коллеги!

Все здесь присутствующие наверняка согласятся со мной, что, проиграв на поле брани, Белое движение одержало духовный триумф над большевизмом. «Не может считаться побеждённым тот, кто не смирился с поражением» — гласит старая военная мудрость. Однако, есть одна вещь, которая неимоверно хуже военного разгрома. Имя ей — забвение. В контексте нашей конференции это забвение той идеологии, которая была изначально присуща Белому Делу, которая направляла его на всех этапах борьбы — от Кубанского похода до Пражского манифеста. Нынешний режим, методично воскрешая всё советское, не может игнорировать историю белой борьбы. Сегодня мы сталкиваемся с систематическим вымыванием из Белой идеи антисоветского содержания и подменой его абстрактным патриотизмом. Впереди паровоза, т.е., надо полагать, впереди министерства культуры, стараются бежать различного рода персонажи, изображающие из себя «белых». Здесь мы встретим и политрука ДНР Иванова-Лискина, присвоившего бренд Русского Обще-Воинского Союза, и парочку экзальтированных писательниц, готовых бросать чепчики в воздух при виде сталиниста-ролевика Гиркина. Едва ли можно перечислить все эти имена в формате доклада, да и в мою задачу это не входит. Гораздо полезней проанализировать мотивацию подобного рода «белосовковых» групп. Что заставляет их видеть в бандитах и хамах т.н. «Новороссии» чуть ли не новых корниловцев и дроздовцев? Почему они ожидают от нынешнего российского руководства каких-то эпохальных мер по увековечиванию Белого движения? Ведь они на полном серьёзе пишут петиции и меморандумы то Путину, то Аксёнову, то Собянину, стараясь убедить этих бесцветных и серых бюрократов поставить памятник Колчаку в Севастополе или принять федеральный закон о Белом движении. Банальная ли это глупость или провокация?

И то, и другое — отвечу я вам. Для начала разберёмся с терминологией. Для обозначения этой довольно неоднородной публики я использую термин «белосовки». Данный неологизм — не что иное как осовремененный вариант термина «белобольшевики» — впервые это словечко повстречалось мне в тексте выступления казачьего националиста Василия Глазкова в 1941 году. Можно по-разному относиться к фигуре Глазкова, но нельзя отрицать, что эта его формулировка на редкость удачна.

Пик «белосоветчины» пришёлся на 2014 г. и связан с крымской и донбасской авантюрами. Напомню, что на первых порах прокремлёвским бандформированиям активно придавался белогвардейский флёр. Хотя рядовые бойцы этих банд с самого начала были настроены на силовую реставрацию СССР, однако надоедливая пропагандистская кампания по созданию из Гиркина образа «нового Дроздовского» давала о себе знать. Весьма мощная обработка целевой аудитории принесла свои плоды: эстетика Белого движения оказалась перемешана с омерзительными рудиментами советской эпохи, что ярче всего выразилось в бурной деятельности организации Иванова-Лискина. Эта деятельность поистине разрушительна. Представьте себе неискушённого в политических тонкостях молодого человека, желающего поближе ознакомиться с историей аутентичного РОВСа. Вот он вбивает в любую поисковую систему, вроде гугла, аббревиатуру РОВС и что же он видит? Кроме куцей странички в Википедии в основном лискинские ресурсы, с которых льются тонны псевдо-патриотического маразма, не считая откровенной проповеди международного терроризма (а то, чем занимается лискинский псевдо-РОВС на Донбассе это и есть международный терроризм). Этот массив вредной информации дезориентирует думающую молодёжь.

Является ли полученный в ходе этих экспериментов суррогат «Белой идеей»? Для этого сперва нужно понять, что же представляет из себя Белая идея. На мой взгляд, излишнее теоретизирование, которым занимаются розоватые публицисты вроде Хандорина, выискивание в словах Колчака или Деникина некой цельной программы, поклонение цитатам, порой спорным, — всё это не способствует выявлению подлинной сущности Белого дела. Вожди русского сопротивления были, преимущественно, людьми военными и сторонились политики как грязного, недостойного ремесла. Тщетно искать у них целостную программу. Тем не менее, они оставили потомкам нечто большее: они оставили им мировоззрение, умонастроение, свою специфическую белую психологию.

Суть Белой идеи я бы обозначил так — максимальный антикоммунизм на христианской и национальной основе. Замечу, что христианская основа вовсе не подразумевает приверженности Московскому Патриархату, который во многом сам является генератором неосоветской идеологии, достаточно вспомнить сожаления патриарха Кирилла насчёт распада СССР. Современный белый может быть адептом разных церковных юрисдикций: Зарубежной и Катакомбной православных церквей, протестантом как барон Унгерн или католиком как Борис Ширяев. Как бы то ни было, в отрыве от христианства белая идея обессмысливается. И, напротив, в советизме, в т.ч. в нынешнем победобесии, с лёгкостью распознаются элементы неоязычества. Что касается упомянутой национальной основы, то речь идёт о здоровом национализме без того шовинистического угара, который чувствуется на ресурсах вроде «Спутника и Погрома».

Но основной акцент я бы поставил на антикоммунизме. Да, белое мировоззрение зиждется, прежде всего, на отрицании, на отрицании советчины как абсолютного зла. Однако я предостерёг бы от нападок на Белую идею в связи с доминированием в ней отрицательного заряда. Хотя бы потому, что отрицание невозможно сфальсифицировать. Обратите внимание на трогательную любовь белосовков сочинять разного рода «позитивные» программы, в которых уделяется внимание всему на свете — от мер по развитию экономики до детального плана восстановления границ 1914 года. За нагромождением наполеоновских планов теряется то, что составляет «скелет» Белой идеи — бескомпромиссный антикоммунизм. Этот антикоммунизм не ограничивается неприятием большевистской диктатуры времён Гражданской войны, он подразумевает отрицание всех без исключения периодов советского владычества в России, всех без исключения ответвлений советской идеологии, без искусственного деления их на «русофильские» и «русофобские». Более того, настоящие белые находятся в состоянии перманентной войне не только с красной идеологией во всех её вариациях от доморощенного «православного сталинизма» до импортного «культурного марксизма», они враждебны самой советской цивилизации, т.е. той социальной структуре, которая была создана в ходе коммунистического эксперимента над Россией. Основа советской цивилизации — самовоспроизводящийся тоталитаризм, жернова которого были запущены при марксизме-ленинизме, но могут функционировать и без внятной идеологической окраски. Даже при Ельцине, когда антикоммунизму вроде бы и дали зелёный свет, элементы этой большевицкой машины подавления по-прежнему давали о себе знать в государственном аппарате. Мы считаем путинизм ренессансом советчины не столько из-за реабилитации всего коммунистического, сколько из-за возвращения типично большевистского стиля управления государством, который, впрочем, никуда и не исчезал. Всё это означает, что противниками современных белых являются не только ортодоксальные советчики, но и многочисленная патриотовщина, для которой писания Старикова и Дугина заменили Маркса и Ленина. Особенностью советчины в наши дни стал её выход за пределы, собственно, левого фланга — сейчас никого не удивишь персонажами, которые сочетают преклонение перед Деникиным с одобрением экспансионистских планов Кремля. Формально этот паноптикум вполне «правый». Но это советские «правые», советские «консерваторы», можно даже сказать, советские «белогвардейцы».

Однако на пути у профанаторов есть некоторые непреодолимые препятствия, мешающие окончательно «прихватизировать» белое наследие. Во-первых, белые Гражданскую войну проиграли, а носители советской ментальности не готовы чествовать проигравших. Для властей и взлелеянного ими социума белые это, прежде всего, «лузеры», неудачники. Советско-российская историософия выстроена вокруг культа побед, здесь нет места поражениям, какими-бы героическими они не были. У современных россиян попросту отсутствует элементарная культура поражения. При том, что у многих народов национальный миф выстроен именно вокруг катастрофы, как например битва на Косовом поле у сербов. В этом смысле память о Белом движении противостоит системообразующему мифу нынешнего режима — победе в советско-германской войне. То обстоятельство, что многие участники белой борьбы в 1941-45 годах продолжили борьбу с большевизмом на стороне Германии лишь заостряет этот конфликт между советской и традиционной русской ментальностями. Между хамоватыми победителями и благородными непобеждёнными. Во-вторых, для современной РФ характерен примат внешней политики над внутренней. Соответственно, борьба с внешним врагом упраздняет все внутренние противоречия, невзирая на всю их глубину и ожесточённость. Белое движение портит здесь всю картину, ломает псевдо-патриотические стереотипы. Ведь в годы Гражданской войны русские национальные силы боролись против этнически русских большевиков в союзе с иностранцами — англичанами, французами, японцами, чехами и т.д. Обычно размеры интервенции преувеличиваются, но факт остаётся фактом: белое русское меньшинство сражалось против красного русского большинства, имея в союзниках иностранные державы. Правда, следует оговорить, что красные русские исповедовали интернациональную и человеконенавистническую идеологию, декларировали открытое неприятие тысячелетней русской истории. Но для современных пропагандистов это едва ли что-либо значит: главное ведь то, что союзники Колчака — японцы и чехи — убивали большевистских, т.е. этнически русских партизан. Этого хватит, чтобы расшевелить болезненное чувство национального достоинства у современного россиянина, настроить его против Белого движения. Ведь по сути культ поджигательницы крестьянских изб Зои Космодемьянской ничем не отличается от культа красного бандита Лазо, боровшегося с японскими интервентами и их русскими союзниками. И та, и другой пали жертвами иностранцев. Причём у этих иностранцев имелись русские союзники. В случае с Космодемьянской — это русские полицейские, в случае с Лазо — русские офицеры и казаки. Как видим, антибелая пробольшевистская риторика неплохо вписывается в дискурс борьбы с пятой колонной.

Теперь о внутреннем делении вражеского лагеря. «Белосовкам», т.е. сторонникам примирения белых и красных на основе т.н. «крымского консенсуса», противостоят, как я их называю, «красные ортодоксы» — ревнители чистоты советской идеологии и сторонники ускоренной ресоветизации. Видным представителем «красных ортодоксов» является журналист Константин Сёмин, автор пасквиля «Биохимия предательства». Между прочим, ведущий передачи «Агитпроп» на канале «Россия». В последнее время наметилась отчётливая тенденция к усилению позиций «красных ортодоксов», о чём говорит серия их побед над «белосовками». Так, попытка переименовать станцию метро «Войковская» закончилась фиаско во многом благодаря усилиям большевизанствующих активистов из кургиняновской «Сути Времени». Мемориальная плита Маннергейму в Петербурге была демонтирована после широкомасштабной кампании, которая сплотила в единый фронт весь т.н. «лево-патриотический» фланг во главе с «Сутью Времени»; весомый вклад в очернение Маннергейма внесли красные блоггеры вроде Бориса Рожина, известного под псевдонимом colonelcassad. Есть все основания, что в следующем, юбилейном 2017 году, «красные ортодоксы» одержат окончательный триумф над своими розовыми противниками. Для этого есть ряд предпосылок. Во-первых, эксперимент с Донбассом показал, что для экспансии в западном направлении Белая идея, даже в её розовом «оборонческом» изводе, полностью непригодна. Идя в наступление на Украину или Прибалтику надо поднимать на знамёна Ленина и Сталина, а не Врангеля, Колчака или даже Деникина. Режим это очень хорошо понял и вовремя отказался от навязчивых услуг «белосовков». Во-вторых, в правительстве становится всё меньше пиарщиков и всё больше технократов. В опалу попали Сурков и министр-плагиатор Мединский, а ведь именно они напрямую ответственны за то, что фирменным стилем режима стала эклектика, скрещивание противоположностей. Психология этих людей такова: дабы оппозиция не могла найти опору ни в одном из пластов русской истории — надо «застолбить» их все; почтить Колчака, но не забыть и Сталина. Кремлёвские технократы мыслят иначе: они прекрасно видят, что апелляция к Белому движению, пусть и в безопасном для режима «оборонческом» ключе, не приносит никакого результата. Россияне не отождествляют себя с белыми и вряд ли будут отождествлять себя с ними в ближайшее время, даже если из каждого угла будуь вещать про симпатии Деникина к Красной армии в годы второй мировой. В то же самое время советская мифология близка большинству населения. Поэтому единственным правильным решением, с точки зрения технократов, является свёртывание «белого проекта» и ставка на неприкрытую ресоветизацию. Мобилизационный потенциал «красного проекта» несоизмеримо выше, а режим всё больше и больше «закручивает гайки», переходя от авторитаризма к тоталитаризму. Это естественный процесс: чем жёстче становится диктатура, тем монолитней её идеология. Интересы немногочисленных поклонников Российской империи, в конечном итоге, будут принесены в жертву ради поддержки со стороны советоидного электората. Это, а также ещё некоторые причины, которые будут освещены в докладах моих коллег, позволяет вынести однозначный и неутешительный вердикт: на смену эклектической триаде «Николай II, Сталин и Путин» приходит более гомогенная триада «Ленин, Сталин и Путин».

Я многое сказал про охранителей, теперь пора пройтись по оппозиции. В оппозиционной среде апелляция к наследию Белой борьбы нужного отклика, увы, не получает. В-первую очередь, это вызвано воинствующим прогрессизмом либеральной, вернее лево-либеральной идеологии. Малейшая попытка подвести под оппозиционную деятельность внятный историософский фундамент третируется как «копание в прошлом». Но разве не это пресловутое «копание в прошлом» помогло национальным движениям Восточной Европы (польскому, венгерскому, латышскому, эстонскому, литовскому и другим) демонтировать марионеточные просоветские режимы в своих странах? Российские либералы с их агрессивным футуризмом и неприязнью ко всему, что овеяно дымкой героического эпоса, оперируют в дискурсивной среде западных левых, которые если и склонны обращаться к прошлому, то исключительно как к «страшилке», на фоне которой лелеемое ими будущее без границ, религий, рас и национальностей выглядит привлекательной альтернативой. Здесь мы переходим к другой причине несовместимости белого наследия и нашей оппозиционной общественности. Как и их западные коллеги по неомарксистской школе, российские либералы являются заложниками прогрессистской догматики. Всякий левый, а наши либералы, в большинстве своём левые, видит в национальной истории своей страны, прежде всего, криминальную хронику. Американские левые не могут простить Соединённым Штатам угнетения негров, немецкие левые вообще бьют любые рекорды национал-мазохизма и каются перед всем «прогрессивным человечеством» чуть ли не за разгром римских легионов в Тевтобургском лесу, не говоря уже о Лютере, Фридрихе Великом и кайзере Вильгельме, которых они считают прямыми предтечами Гитлера. Казалось бы, российским либералам должно быть легче, т.к. в отличие от безболезненного воцарения нацизма в Германии, большевизм в России встретил яростное сопротивления во всех слоях общества — нельзя сказать, что русский народ добровольно принял диктатуру Красного Зверя. Война нашего народа с коммунистическим злом тянется через всё двадцатое столетие — начиная с героического восстания горстки юнкеров в Москве и заканчивая Афганской войной, где, как известно, русская эмиграция призывала советских солдат переходить на сторону моджахедов. Но много ли это значит для либералов? Белое движения для них слишком «реакционно». И речь идёт не только о реальных ошибках Белого движения, например, в украинском вопросе. Всё-таки спесь московской оппозиционной тусовки по отношению к украинцам, особенно к украинским националистам, не даёт им морального права критиковать того же Деникина. Либералов раздражает в белой борьбе совсем иное: они никак не могут простить русским антикоммунистам то, что те посмели поднять на флаг такие нематериальные ценности как Вера, Честь, Отечество, Нация. Всё это является для либералов отжившей «архаикой». К тому же антикоммунизм, — настоящий, а не игрушечно-декоративный, — никогда не ценился в рядах нашей оппозиции. По большому счёту, либералы точно так же празднуют 9 мая, как и охранители; точно так же поздравляют друг друга с 23 февраля, не догадываясь, о том, что в этот день в 1918 г. защитники ИХ отечества — покрыли себя несмываемым позором, убегая от кайзеровской армии. На днях один либеральный философ ошарашил своих читателей трогательным некрологом коммунистическому тирану Фиделю Кастро, который, оказывается, наравне с французскими революционерами и партизанами Хо Ши Мина принадлежит к единой «либертарной традиции»! А вот, например, тамбовские повстанцы, сражавшиеся с карателями Тухачевского, к этой славной традиции не принадлежат. Ваш покорный слуга был инициатором кампании по признанию геноцида населения Тамбовщины в 1920-1922 гг. и безуспешно пытался привлечь к ней различные либеральные организации. В лучшем случае меня встречали снисходительным одобрением, в худшем — отмахивались и просили «больше не беспокоить». Доходило до комичного. Так, например, один выходец из ультралиберальных кругов, ныне проживающий на Украине, усмотрел в кампании по увековечиванию антоновцев скрытую пропаганду нацизма. Каким образом он пришёл к такому обескураживающему выводу остаётся под покровом тайны.

Отдельно следует затронуть тему памятников и мемориальных досок участникам Белого движения. Конечно же, нельзя отрицать того, что зачастую инициаторами установки подобных объектов двигали и двигают самые благородные соображения. Отдельно стоит оговорить установку памятников на частной территории, а также уход за могилами наших национальных героев. Эти проявления русского самосознания несомненно заслуживают высшей оценки. Неудобные вопросы вызывает установка памятников и плит непосредственно в городской черте, с разрешения властей — как например, памятник генералу Маркову в Сальске, Корнилову в Краснодаре, недавняя мемориальная плита Колчаку в Петербурге. Не укрепляет ли появление подобных памятников иллюзию о том, что русско-советская война закончилась, что примирение состоялось? Меня, честно говоря, коробит при виде фотографий, на которых в карауле у памятника Корнилову стоят ряженые псевдо-казаки, те же самые, которые совершают военные преступления на Донбассе и устраивают пьяные дебоши на так называемый «День Победы». Апология Белого дела людьми, которые профессионально заняты работой на неосоветский режим, является, на мой взгляд, наиболее изощрённым глумлением над памятью белых воинов. Увы, но и многие добропорядочные люди всерьёз думают, что повсеместная установка подобных памятников как-то поспособствует пробуждению в обществе интереса к Белому движению. Это большое заблуждение. Во-первых, интерес ни у кого совершенно точно не появится. Апатия, завладевшая российским обществом, послужит этому гарантом. Во-вторых, памятник Колчаку или Корнилову, стоящий рядом с памятником Ленину или каким-нибудь красноармейским монументом в честь очередных панфиловцев, окажется встроенным в заунывную российскую действительность с её митингами в поддержку стабильности, вечным крымнашем и политическими репрессиями. Незавидная участь для тех, кто положил жизнь, пытаясь спасти Россию от этой атмосферы опустошённости и небытия. Как бы грустно это не звучало, но городское пространство современной России надо оставить на откуп красным. Бороться за него бессмысленно: мы или проиграем (как, несомненно, проиграют установщики плиты Колчака), либо поможем режиму обезвредить белый дискурс. Вместо того, чтобы растворять святые для каждого русского патриота имена в советском ландшафте, нам следовало бы раз за разом подчёркивать разницу между политическим идеалом Белого движения и серой реальностью нынешнего чекистско-олигархического режима. Горестно сознавать, что многим приятней выдумывать мнимые сходства между национальной диктатурой Колчака и неосоветской диктатурой Путина вместо того, чтобы указывать на бросающиеся в глаза различия между ними.

В завершение моего доклада хотелось бы тезисно обозначить его основные выводы:

1) Все попытки привить постсоветскому обществу Белую идею неизменно заканчивались её размытием и вырождением в патриотический суррогат. Выработанные за 70 лет коммунистического владычества привычки и рефлексы не только не поддаются врачеванию, но и сами деформируют наследие исторической России. В результате в национально-русские формы вливается советско-патриотическое содержание, а под фуражкой дроздовца или корниловца мы всё чаще и чаще встречаем знакомый нам лик советского хама. Какого-либо «белого ренессанса» в РФ нет и не предвидится.

2) Профанация Белой Идеи, её трансмутация в нечто «крымнашистское», ура-патриотическое — это наихудший вариант из всех возможных. Откровенная ресоветизация хотя бы оставляет белым привлекательную позицию гонимого, но не сдавшегося меньшинства. При таком варианте у нас останется небольшое, но всё-таки своё пространство. В случае же присвоения неосоветским государством белого наследия мы станем свидетелями изощрённого кощунства: белые герои будут поставлены на службу правящему неосталинизму.

3) Если белые хотят пойти в политику, то им стоит задуматься над переменой стратегии. Необходимо отказаться от попыток объять необъятное. Советизированному большинству невозможно привить белую идею и тем более невозможно заручиться поддержкой режима в этом безнадёжном деле. Пора осознать, что просветительская работа в белом направлении неотвратимо ведёт к «внутренней эмиграции». Нам пора стать белыми эмигрантами, только не внешними, а внутренними, и усвоить соответствующую психологию, психологию активного меньшинства, «малого русского народа», который не желает обманываться насчёт своего подлинного положения в обществе.

Многие упрекнут меня за назойливое стремление политизировать историческую память о Белом движении. Проявления вульгарного политиканства осуждаю и я. Но всё-таки следует отделить от них здоровое желание протянуть нить преемства между борьбой белых антибольшевистских армий и современным диссидентским движением; мы ведь своего рода тоже диссиденты, только правоконсервативного толка. Если мы по-настоящему хотим выйти за пределы чистой истории в сферу политических дерзаний, то необходимо артикулировать, проговаривать все спорные, порой неприятные моменты, часть из которых я сейчас затронул.

Всем спасибо за внимание. Буду благодарен за конструктивную критику.

23 667

Читайте также

Политика
Юбилей антисоветского интернационала

Юбилей антисоветского интернационала

Три десятилетия назад, 2 июня 1985 года, состоялась всемирная конференция антикоммунистических повстанцев. В ангольском городе Джамба, партизанской военной столице, собрались с трёх континентов лидеры вооружённой борьбы с тоталитаризмом. Заявили о солидарности, договорились о взаимопомощи, учредили Джамбори — Демократический Интернационал, международный союз бойцов против красной чумы.

Владислав Быков
Злоба дня
Режиссёр Костя Сёмин оказался предателем

Режиссёр Костя Сёмин оказался предателем

Я, честно говоря, от костиного высера под названием «Биохимия предательства» ожидал большего. Настроился на бойкое зрелище, налил большую кружку чаю. Но увы! Оказалось, Костя еще молодой журналист и потому с поставленной задачей — «мочить либералов» — не справился. Вышло жиденько, и потому эффект получился противоположным. Нерукопожатно!

Александр Никонов
Общество
Белая Идея в современной войне идентичностей

Белая Идея в современной войне идентичностей

Преемственность отнюдь не означает вернуть все взад. Посему несоветская русская идентичность должна быть достаточно гибкой и плюралистичной, способствующей демократическому транзиту, осуществление которого является насущной необходимостью. Она не должна строиться вокруг фетишей типа монархии или границ 1913 года, на которых хорошо научился играть как раз советский и особенно неосоветский режим. И, разумеется, не должно быть никакого социального расизма по отношению к простому народу и подсоветским русским.

Егор Ершов