Уроки африканского Нюрнберга
Недавняя статья о юбилее красного террора в Эфиопии, о борьбе с коммунистической диктатурой и победе над ней, побудила к размышлениям. Автор затронул, но не развил важную тему — суд над главарями режима. А ведь процесс в Аддис-Абебе был крупным историческим событием. «Африканский Нюрнберг» доказал реальность возмездия. И его значимость в истории.
Чтоб два раза не вставать
Повстанческие войска вступили в эфиопскую столицу 27 мая 1991 года. Немедленно начались аресты не успевших сбежать функционеров коммунистического режима. Сам Менгисту Хайле Мариам улетел в Зимбабве, ещё несколько десятков эмигрировали заблаговременно. Четверо укрылись в итальянском посольстве. Восьмерых победители линчевали в первый же день. Всех этих пришлось вычесть. Но и без них в плену оказались несколько тысяч коммунистических преступников.
Менгисту палВ 1997 году Специальная прокуратура Эфиопии подвела итог. За геноцид и красный террор к ответственности привлечены 5198 человек. Из них 2246 арестованы, дела 2952 рассматривались заочно. 1402 подлежали региональным судам, остальные федеральному суду в Аддис-Абебе.
Цифры впечатляют даже сами по себе. Количество привлечённых составляло более 10% членского состава эфиопской компартии (т.н. «Рабочей партии Эфиопии»). Если пропорционально экстраполировать на Россию 1991 года, получилось бы порядка 700 тысяч подлежащих суду коммунистов, из которых около 300 тысяч реально арестованных! В том числе практически весь ЦК, коллегии КГБ, МВД и Минобороны, секретари обкомов, начальники областных управлений госбезопасности... Как видим, запрет РПЭ, состоявшийся на другой день после падения режима, был не пустым звуком. Далеко не «суд над КПСС», устроенный добрым Ельциным.
Чтоб два раза не вставать, прикинем и на день сегодняшний. Представим себе реальный арест порядка 90 тысяч «едросов». Из которых тысяч 55 судятся в регионах, остальные в Москве.
Правда, надо учитывать, что РПЭ, в отличие от КПСС/КП РСФСР и ЕР, не была массовой организацией. Она напоминала скорее РКП(б) первых лет Советской власти. Узко-замкнутый руководящий орден, собранный по цепочке преступных связей (Менгисту назвал пятерых дружков, те — ещё по пять каждый и т.д.).
Генеральный процесс начался 13 декабря 1994 года. Перед судом предстали 46 человек. Виновных в убийстве минимум миллиона эфиопов и эритрейцев. 500 тысяч погибли в терроре и войнах, 500 тысяч от голода. Эти цифры выведены на основании самых скромных подсчётов.
Страх до скамьи
Главных подсудимых стоит назвать поимённо.
Главари под судомФикре Селассие Вогдересс. Второй человек режима. Ближайший соратник Менгисту, занимал при нём то же положение, что Геринг при Гитлере, Молотов при Сталине, Иванов или Сечин при Путине. Генеральный секретарь Временного военно-административного совета (ВВАС) — правящей коммунистической хунты. Соавтор политического решения о «красном терроре» в 1977 году. Курировал вопросы государственного управления. Возглавлял антиповстанческие акции в Эритрее и Тыграй. Сам Менгисту порой поругивал Вогдересса за дёрганность и хамство.
На суде Вогдересс оправдывал режим «защитой территориальной целостности». Коммунизм он в заслугу не ставил, только борьбу с сепаратизмом. А в остальном очень походил на заевший советский патефон. Беспрерывно повторял заклинание: «Такова была воля народа». Перечислял врагов: Народный фронт освобождения Тыграй (НФОТ), Народный фронт освобождения Эритреи (НФОЭ), Эфиопская народная революционная партия (ЭНРП), Сомали, Запад, Север, Юг, Восток... Мол, войдите в наше положение, что же нам было делать? Даже не замечал, когда с ним переставали разговаривать.
Фиссеха Деста. Третий человек режима. Заместитель генерального секретаря ВВАС. Организатор государственного делопроизводства, куратор партийного строительства. Контролировал проведение спецопераций. Своего рода Борман при Гитлере, Суслов при Брежневе, Володин при Путине.
Он вспоминал времена Менгисту, мягко говоря, без ностальгии: «Абсолютная власть развращает. Демократия лучше диктатуры». Жаловался на коррупцию и на... госбезопасность, которая всех держала в страхе. Его в том числе. При этом опасливо оглядывался на Теку Тулу, шефа этой госбезопасности, дремавшего на скамье подсудимых с тростью в руках. Видать, искренне боялся, даже теперь. И нещадно ругал Менгисту: «Бросил всех, бежал... Должен был либо договориться с повстанцами, либо остаться умирать. А он на воле в Хараре пиво пьёт!»
Тека Тулу. Начальник Управления внутренней безопасности ВВАС, руководитель карательных служб. Продолжая аналогии, Гиммлер при Гитлере, Берия при Сталине, Патрушев при Путине. Непосредственный организатор террора, лично отдавал приказы об арестах, пытках и казнях. Начальствовал также над тюрьмами, отвечал за жесточайшие условия содержания заключённых.
Тесфайе Волде Селассие. Министр госбезопасности, напарник Теки Тулу. Занимался тем же самым, но был более на виду.
Легессе Белайне. Начальник следственного отдела госбезопасности. Санкционировал пытки на допросах, применял их сам.
Легессе Асфау. Заместитель военного министра. Он же — Мясник (кличку получил от своих). Считался «жесточайшим из жестоких». В ходе антиповстанческих операций прославился зверствами над мирным населением. Например, приказывал бомбить многолюдные базары. Это было принципиальной установкой: «Чтобы убить рыбу, надо осушить море».
Мелака Тэфэре. Ближайший помощник Асфау, пытавшийся превзойти шефа в жестокости. В 1991 году бежал в Джибути. Но эфиопские революционеры достали его там как израильтяне Эйхмана. Привезли в Аддис-Абебу — «в кандалах, без погон». На суде он мутно смотрел в пол. Чтобы не пересечься в глаза с людьми, которых самолично пытал.
Селеши Мэнгэша. Уполномоченный ВВАС в северном регионе Тыграй. Руководил репрессиями в повстанческом крае, организовывал политический сыск.
Петрос Гебре. Уполномоченный ВВАС в центральном регионе Шоа. Занимался тем же в столичном крае.
Прочие были рангом пониже. Но и там встречались любопытные личности. Например, полковник Зелеке Зерихун, начальник полиции в Аддис-Абебе. Лично арестовывал и расстреливал за антиправительственную агитацию. Под стать ему были и прочие функционеры партгосаппарата. Даже если они напрямую не принадлежали к карательным органам,
Культура непрощения
Общий вердикт был оглашён лишь в 2008 году, когда они уже отсидели 17 лет. Всей верхушке — смертная казнь с заменой на пожизненное заключение. Менгисту — казнь заочно, без замены. Среднее и нижнее звенья, типа Зерихуна, отделывались 15 годами.
Музей красного террора в Аддис-АбебеРассматривались вполне конкретные эпизоды арестов, пыток и убийств. Но они чётко определялись как следствие тоталитарной системы. Именно в этом соединении заключалась суть процесса. Убийства императора, патриарха, имперского министра, ультралевого активиста, вооружённого повстанца, аддис-абебского студента, эритрейского сепаратиста, консервативного прихожанина, тыграйского крестьянина осуждались равно и едино. Публиковались неопровержимые доказательства. И полностью отсутствовало ханжеское «милосердие» к упырям.
«Убить императора! Человеку было восемьдесят три года. Какой смысл? — риторически вопрошал Тешоме Габримариам Бокан, бывший имперский прокурор, сам отбывший при Менгисту восемь лет тюрьмы. — Люди без чести. Инфантильные бабуины».
«Кровь за кровь», — говорил 76-летний медработник Кебеде Адмассийе, у которого в 1977-м убили двух сыновей и дочь. Родители даже не знали, были ли их дети членами ЭНРП (ультралевая партия реально боролась против коммунистической диктатуры). Знали лишь, что старший брат осуждал «красный террор», а младший брат и сестра отказались свидетельствовать против него.
Запирательство подсудимых не принималось в расчёт. Адвокатские увёртки — тоже. Эфиопское революционное правосудие пошло нюрнбергским путём. Законодательство палаческого режима аннулировалось. Суд исходил из человеческого понимания справедливости. А не из «законов», которыми подсудимые сами себе разрешили любой беспредел. Геноцид есть геноцид, террор есть террор, убийство есть убийство, пытка есть пытка. И не важно, были ли соответствующие статьи в старых УК. Неважно, все ли процедурные формальности совпадают при явной виновности. В правосудии важна суть, а не ритуал. Ради «буквы» нельзя жертвовать справедливостью.
Лидером повстанческого Фронта, сокрушившего режим Менгисту, был Мелес Зенауи. На момент начала процесса он занимал пост президента Эфиопии. Вот его слова: «Мы решили положить конец „культуре безнаказанности“. Признаем как факт, что политика в нашей стране делается сильной рукой. Аргументов, логики, убеждения недостаточно. Вы проиграете, если будете рассчитывать только на них. Побеждает выстрел. Мы проводим фундаментальные преобразования, мы придём к торжеству закона. И уже сейчас на суде мы докажем, что есть вещи, за которые не будет прощения. Хорошо было бы достать Менгисту. Но и без него смысл будет ясен».
Тюремное содержание было далеко не курортным. Преступники испытали на себе некоторую часть того, на что обрекали других. 117 из них умерли в заключении. В том числе главари карательного аппарата Тека Тулу и Тесфайе Волде Селассие. Что самое забавное, кое-кто в международной правозащите этим ещё и возмущался. Мол, Тулу старый человек, аж пятьдесят девять лет, ходит с тростью, болеет диабетом, весь бородой зарос, как можно с ним так жестоко?!.. Прямо по «Монологу царя» Марка Твена: «И находятся же моралисты, которые утверждают, что уничтожать нас — не обязанность, а преступление».
Комментарии к «левозащитникам» излишни. Как говорится, о таком молчат. Но кое-какие отзывы встречались. Например, на эфиопских Интернет-формуах. Известие о смерти Тесфайе Волде Селассие было встречено примерно так: «Ты получил не то, чего заслуживал — слишком легка твоя смерть! Убирайся в ад, кровавая гниль!»
В 2011 году президент Эфиопии Гырма Уольде-Гиоргис Лука объявил о помиловании 16 сидевших. Они попросили позволить им провести «оставшиеся несколько лет жизни» в кругу своих семей, в воспоминаниях и раскаянии. Просили за них и церковники. Премьер-министр Зенауи дал согласие, озвученное через президента. В отношении Менгисту по-прежнему в силе смертный приговор.
Остались ещё двое, которые 26 лет живут в итальянском посольстве. Поначалу их было четверо. Каждый из них украсил бы скамью подсудимых. Тесфайе Гебре Кидан — военный министр и губернатор Эритреи, преемник Менгисту во главе государства, из ведущих фигур геноцида, по уши в крови. Аддис Тедла — начальник генштаба, стратег военного террора. Берхану Байе — министр иностранных дел. Хайлу Йимену — последний премьер режима.
Они вбежали в посольский особняк в ночь на 27 мая. Йимену застрелился через несколько дней. А ровно через 13 лет, 2 июня 2004-го, Байе убил Гебре Кидана бутылкой по голове. Помянули Йимену — ну и слово за слово. «Инфантильные бабуины»... Как же это мудро сказано. Но зато кровавый Гебре Кидан свой смертный приговор получил. И без всякой замены.
Италия отказывается выдать Тедлу и Байе иначе как с гарантией, что к ним не будет применена смертная казнь. А таких гарантий никто не даёт.
Красное и чёрное
Как разнится эфиопский подход, с тем, что мы видим севернее. О таких странах, как Польша, Венгрия, Чехия, что и говорить. Предположим, в Венгрии судить практически некого. С некоторыми палачами сталинистско-ракошистских времён разобрались ещё в 1950-х. А в основном они сгинули сами. Коммунисты же 1980-х безукоризненно сдали власть. Предположим, в Чехии пражский партсекретарь Штепан несколько лет отсидел после Бархатной революции.
Но — Польша! Даже Станислав Кочёлек, «Кровавый Котелок», умер на свободе — не хватило, видите ли, доказательств, когда вся страна знает его роль в расстреле 1970 года. Убийц Ежи Попелушко посадили при Ярузельском — а то бы, наверное, годами тянулось «а вы докажите». Генералы Кищак, Милевский, Стахура, Платек — явные и известные убийцы — отделались лишь тасканиями в суд и нудными заседаниями, с которых шли домой.
Разве что в Восточной Германии, Румынии и Албании прославленные особым негодяйством отсидели по нескольку лет. Да и то — Мильке, Штоф, Хаген, Динкэ, Постелнику, Дэскулеску, Алия, Аслани, Чуко заслужили гораздо больше полученного.
«В правовом государстве обвиняемые и адвокаты имели полную возможность использовать все легальные способы защиты и затягивания процесса», — констатировали наблюдатели. «Беспомощность правосудия», — так это было припечатали сами поляки. Эфиопское правосудие беспомощным не оказалось.
Никогда больше!А уж наш 1991 год — режим КПСС рухнул через три месяца после режима Менгисту — не будем в этой связи и вспоминать. «Никакой охоты на ведьм!» Можно подумать, спасение коммунистической номенклатуры от суда — хотя бы символического — было главной задачей Августовской революции. Что ж, ведьмы остались в полном порядке.
Почему Эфиопия поступила иначе? Думается, ответ отчасти дал советский посол Лев Миронов. «Лидеры тыграйских и эритрейских повстанцев были большими марксистами, чем Менгисту, — говорил он. — Они Маркса хотя бы читали. Менгисту — ни строки». Дальше объясняет американский журналист Джон Райл, крупный специалист по эфиопской политической истории: «Менгисту был сталинистом. Но таковы же были его враги. Народный фронт освобождения Тыграй ориентировался не на Советский Союз, не на Китай, не на Югославию, а на самое страшное — на Албанию».
Да, это так. НФОТ декларировал приверженность кошмарным идеям Энвера Ходжи. Правда, ни дня не реализовывал их на практике. Наоборот — крестьянское самоуправление, свобода производства и торговли, полная веротерпимость. А после победы объяснили так: типа, Албанию брали за образец потому, что это гористая страна, как Тыграй. Так-то оно так, но ментальная связь, видать, сказывалась. Красные и чёрные — лучшие бойцы против чужих диктатур. Как учил сына-фашиста персонаж Юлиана Семёнова: «Запомни: мужчина только тот, кто умеет мстить». Оголтелый коммунизм эффективно помог в свержении коммунистической диктатуры.
Есть и другой момент. Снова послушаем Джона Райла: «Эфиопию можно сравнить с другой коммунистической империей — Советским Союзом. Представим себе, что советский коммунизм в том же 1991 году свергли не русские в Москве, а украинцы, захватившие Москву». Война НФОТ была во многом войной этнической — тиграи из Тыграй против амхара из Аддис-Абебы (кстати, единственным тиграи в окружении Менгисту был Фессеха Деста). Жёсткость «красной» идеологии и «чёрного» этноцентризма определила многое. В том числе — суд.
Мир мало знает об африканском Нюрнберге в Аддис-Абебе. Гораздо меньше, чем о судах по югославской войне или по руандийской резне. Тому есть нелицеприятное объяснение. Адский режим Менгисту, где согласно правительственному решению убивали детей на улицах, был вполне себе партнёром «цивилизованного мира». Кому же охота о таком вспоминать? И снова вспоминается чёткая установка Всемирной антикоммунистической лиги: принцип превыше метода. А справедливость воздаяния — это тоже принцип.
