«Славянский» утопизм и русская история
Читаю очень занятную книгу Леонида Геллера и Мишеля Нике - "Утопия в России". В этом исследовании филологов-славистов собран, систематизирован и осмыслен богатейший материал по теории и практике народного, "ученого" и государственного утопизма в России с конца Х века по сегодняшний день. Книга первый в своем роде свод по русской утопии.
Читая ее понимаешь, что например всё захлестнувшее нас в последние 25 лет историософское безумие в стиле Задорнова, Хиневича, Голякова, Левашова, Чудинова, Асова, Гриневича, Петухова и других, имя коим легион, появилось не вчера. "Русские этруски", "русские норвежцы" и "англичане", "славянские пирамиды", "славяне неолита", "Гиперборея", "варяги варящие соль", "славянское царство Аркаима", "славянское единство", "бог-Ра", "бог Перун из Перу" и тд., это ягодки.
Корни этого явления уходят в 18 и 19 века.
императрица Екатерина 2
Пристальный интерес к славянскому вопросу отметился в Российской империи начиная с Екатерины 2, в тот момент когда в нашей стране начала искусственно формироваться нация по европейскому образцу, верхняя европеизировнаая прослойка, когда Россия стала екатерининским "садом наук". Именно Екатерина, по мере сползания Европы в революцию и перед лицом нападок со стороны иноземных "русофобов", обращается к русской (славянской) национальной идее.
Болтин Иван Никитич.
Михаил Васильевич Ломоносов
Исторические изыскания екатеринеской эпохи дают этим размышлениям богатый и противоречивый материал. Теория варяжского происхождения русских князей, предложенная двумя немецкими историками в 1749 году, вызывает всеобщее возмущение [Алпатов, 22 — 81]. Одни (Ломоносов) доказывают, что Рюрик, основатель княжеской династии, был славянином; другие (Ф. Эмин) вновь обращаются к старой генеалогии, согласно которой род Рюрика происходит от императора Августа.
Однако это для нас не столь важно. Важно то, что историческая наука пока близка к мифотворчеству, граница между ними остается размытой даже в самых серьезных исследованиях.
Прошлое — хранилище "химерических" образов, материала, из которого создаются новые имперские мифы.
У каждого из этих мифов — свое назначение, они могут смешиваться, могут дополнять друг друга. Прошлое служит экраном, на который проецируются мечты о счастье и величии. В прошлом видят "славянскую старину", куда можно поместить идиллический золотой век (изобилие, патриархальность, простое счастье, единство с миром богов).
Этот золотой век появляется в сочинениях, которые используют народный фольклор по большей части западных губерний для искусственного конструирования славянской мифологии по греко-римской модели и разрабатывают новые формы повествования, напоминающие одновременно Сказки тысячи и одной ночи, рыцарский и приключенческий романы.
Левшин Василий Алексеевич
Черты классической утопии (в Славенске запрещена смертная казнь, нет бедняков, развивается горная промышленность, работают современные фабрики [Попов, I, 2 — 4]) растворены в сказочной атмосфере, окутывающей эти повествования.
Александр Петрович Сумароков.
Однако чаще взгляд назад служит разработке инструментария исторического оправдания притязаний.
Возвеличивать русское прошлое предназначено оде, исторической песне, героической и эпической поэзии. Наиболее часто в такой литературе используется слово "слава" (предполагаемая этимологическая основа слова "славяне").
Львов Павел Юрьевич.
Из "Храма Славы российских Ироев" (1803) П. Львова (1770–1825). Мы узнаем, что в начале шестой мировой эпохи Славяне царили на землях между великим Севером и Кавказом, Балтийским и Черным морями, Каспием и Адриатикой.
Там, где потом будет Новгород, славяне воздвигли в 2041 году до н э. великую столицу Славенск. В подтверждение своих слов автор ссылается на исторические находки — неизвестные рукописи, изданные его однофамильцем Н. Львовым, — которые так раздражали Вольтера[35]. Упор делается на том, что "славянское государство" древнее Рима и Карфагена и на преемственности, если не на идентичности Славенска и Новгорода, т. е. России [Львов 1803а, VII–VIII].
История — не что иное, как череда великих деяний царей и героев. Пышные картины процветающей страны сопровождают повествование. Когда же оно подходит к эпизоду разгрома Новгорода войсками Ивана IV, богиня Слава скрывает дальнейшее своим плащом (декларативное украшение) [ibid., 60].
Херасков Михаил Матвеевич
Бывает, что писатель, вдохновляясь пророческой традицией, смотрит на историю из ее начальной точки, чтобы «увидеть» грядущее. Во "Владимириаде", мистической поэме Хераскова (1785), первый русский князь-христианин прозревает после своего обращения бурную судьбу России вплоть до счастливых дней царствования Екатерины.
В "Картине Славянской древности" П. Львов показывает русских воинов, буколически справляющих праздник урожая: они вспоминают свои победы над византийцами, тевтонами, татарами и предсказывают, что «Славянам свыше определено (…) спасти Царей на западе и решить судьбу престолов» [Львов 1803b, 21].
Е. Костров, сочинитель од и переводчик Гомера, восхваляет последнего за то, что в своем темном столетии он прозревал славу Екатерины в лице Паллады и победу русского Септентриона (Севера) над своим южным врагом [Венгеров II, 346]. Такая «ретро-перспективная» точка зрения придает утопический нюанс всей истории, воспринимаемой как шествие к неизбежному совершенству.
Не следует недооценивать значения другого «ретро-перспективного» аспекта исторических споров, который раскрывается в текстах 1760-х годов двух великих представителей классицизма — Тредиаковского и Сумарокова. В ответ на норманнскую теорию они хотели показать, что славянский язык и русская нация принадлежат к древнейшим в Европе.
Тредиаковский Василий Кириллович.
Для Тредиаковского "словенский" язык (от «слова»), предшествовал старославянскому (от «славы») и был языком древних скифов, название которых произошло от русского корня «скит», как в «скитании» [Тредиаковский 1773, 7 — 8, 29 — 30]. Такого рода сравнительно-аналогический анализ языков позволяет открыть целую сеть неожиданных родственных этнических и культурных уз.
Несмотря на всю архаичность этих изысканий, от нас не должна ускользнуть их главная идея: русский язык — один из первых языков человечества.
Утверждение, отсыпающее к достойной традиции: уже в IX веке монах Храбр говорил, что славянский, один из языков Библии, столь же священ, как древнееврейский или греческий.
Этот дискурс «первенства» важен по многим причинам. Он свидетельствует о престиже языка. Изначальное единство языков сохранилось в лоне русского языка благодаря его древности, поэтому (и в силу своей связи с греческим) он превосходит совершенством все существующие языки.
Уникальный и универсальный, русский язык предстает в качестве койне империи и одновременно как средство русификации (славянизации) финнского и тюркского населения и ключ к мировой культуре, как основа будущей "федерации славянских народов" (Тредиаковский со своими упражнениями в сравнительной славистике напоминает Крижанича) или, согласно эсхатологическому канону, как мировой язык будущих времен.
Этот дискурс тесно связывает язык и историю. Изучающий язык может расшифровать эту связь, понять скрытый в ней дух народа, узнать его прошлую и будущую судьбу. Таким образом, филологу придается статус пророка.
В России имперская власть решила присвоить себе этот статус. Начиная с XVIII века язык был объектом постоянной заботы государства. Государи хотели «реформировать» мир (народ, государство), "переименовав" его. Однако если государство берет на себя контроль за развитием языка, оно неизбежно находит множество советчиков и соперников. Тредиаковский и Сумароков модернизировали старые основы лингвистической мечты, которая впредь будет одним из главных двигателей русского славянского утопизма.
Путь этой мечты пересекается с путем "ретро-перспективной" утопии "русскости" (или "славянства"). Она также ведет либо в сказку, либо в универсалистский мир объединенного человечества. Новшества Тревоги могли служить основой первого пути. Второй порожден прежде всего масонской мечтой: одна из задач братства — найти утерянное знание первых людей и первоязык, "язык адамический", хранилище тайн творения. Лингвистический поиск может сравниться с поисками рая, золотого века.
Сергей Семенович Уваров
Среди тех, кто своими сочинениями внес вклад в славянскую утопию в России 19 века, был С. Уваров, министр образования при Николае I и автор знаменитой тройственной формулы, объединившей "русскость", идеологию и государство: "самодержавие, православие, народность" (последнее слово - калька с немецкого Volkstum, адаптированное через польское narodowosc, ставшее ключевым в русском культурном словаре).
Опираясь на "трех слонов" уваровской формулы, Российское государство будет то вспоминать свою мечту о "славянской империи", то выступать спасителем мира (для чего наденет в 1848 году форму «жандарма Европы»), то принимать, без особой убедительности, образ современной и "цивилизованной" державы, то, наоборот, впадать в спячку.
Лишь искусственная славянская национальная идея будет отныне, с перерывами, давать государству средства для сплочения его подданных.
После восстания декабристов между властями и частью культурной элиты России происходит разрыв. Русская интеллигенция с тех пор видит себя в оппозиции к государству. Между установившимся порядком и его противниками начинается более или менее открытая вражда, в которой народ играет роль ставки и заложника. В этом контексте разгорается спор, повлиявший на всю русскую общественную мысль, спор между «славянофилами», защитниками русской самобытности и «западниками», сторонниками единства исторического и культурного процесса.
Пётр Яковлевич Чаадаев
В 1836 году П. Чаадаев (1794 — 1856), который, по словам Пушкина, "в Риме был бы Брут, в Афинах — Периклес", а в России всего лишь "офицер гусарский", публикует в "Телескопе" первое из "Философических писем" (1829).
В этом письме Чаадаев провозглашает, что Россия инертная и бесплодная из за своего византийского наследия, оказалась выброшенной из Истории. Она ничего не внесла в сокровищницу цивилизации, ее будущее так же темно, как и ее прошлое. Философа официально признают сумасшедшим.
Граф Бенкендорф, шеф жандармов при Николае I, скажет одному из защитников Чаадаева: "Прошлое России удивительно, ее настоящее более чем великолепно. Что же касается ее будущего, оно выше всего, что может представить себе самое пылкое воображение". Ни до, ни после этого никому не удалось лучше выразить дух русского полицейского утопизма.
Кроме государственного гнева, выпад Чаадаева спровоцировал мгновенную реакцию славянофилов (еще одно ироническое прозвище, принятое теми, против кого оно было направлено).
Алексей Степанович Хомяков
Целая плеяда философов, публицистов, ученых, писателей разных поколений, под предводительством А. Хомякова (1804 1860), И. Киреевского (1806 1856) и К. Аксакова (1817 — 1860), создает обширный корпус сочинений разного характера и вырабатывает изменчивую, многостороннюю доктрину, обобщающую социальные, исторические, антропологические, культурные интерпретации феномена "славянской русскости".
Философия и историческая наука славянофилов восходят к идеям Лейбница и оказываются перед парадоксом XVIII века: молода или стара Россия? Для того чтобы избежать этого вопроса, славянофильство всячески подчеркивает значение русской «славянской самобытности».
Православный аспект мессианской концепции славянофилов очевиден. Однако они предпосылали «русскость» и "славянскость" православию в археологическом и культурном планах. К тому же славянофилы пытались отодвинуть как можно глубже в прошлое момент встречи этих начал: так, Вельтман в «научном» труде 1866 года "Дон", пытался показать, что "славяно-скифы" IV века были христианами и имели письменность, напоминающую кириллицу.
Безмятежная, братская, нежная, безразличная к иерархии природа русских предрасположила их к принятию христианства и сохранению чистоты.
Привлеченные духовной жизнью, они естественным образом воплотили "иранский" принцип доброты и созидательной свободы, противоположный, согласно Хомякову, "кушитскому" принципу силы и внешнего материального порядка, которому подчинился Запад [Gratieux II, 68 — 82].
Исторические и филологические изыскания приводят Хомякова к открытию славянского происхождения индуистской и греческой мифологий, присутствия славян в Элладе и доримской Италии, вклада славян в формирование английской нации (слово "англичане" близко слову "угличане", жители Углича) [Бердяев 1997, 126]. Вместе с филологом Венелиным Хомяков говорит о "славянизме" гуннов [Gratieux II, 96]. Рассуждения о «древности славян» сопровождаются лингвистическим пуризмом.
Почти через пятьдесят лет после Ф. Глинки Хомяков (написавший несколько сочинений по-французски) будет объяснять неудачи российского флота обилием иноязычных заимствований в морской терминологии [Хомяков 1955, 188 — 189]. Русский язык задействован мессианским мистицизмом: освобожденный от норм, навязанных ему "западничающими" грамматиками, он должен открыть миру всечеловеческую истину [К. Аксаков II, 405].
В том же круге идей оказывается выраженная Гоголем мечта о национальной науке [Хомяков 1955, 157] и "целостном знании", синтезе религии и науки, разума и чувств, "гносеологическом утопизме, полагающем предел философии и означающем конец истории" [Rouleau, 239]. Новизна на этот раз заключается в мотивировке этого знания свойственным истинно русскому духу стремлением к «цельности мышления» [Киреевский II, 326].
Владимир Александрович Соллогуб
И так далее и тому подобное....
"Утопия в России" Леонида Геллера и Мишеля Нике - роскошная книга доходчиво показывающая, что вся наша официальная русская культура и история - сплошная химера и ресайклинг. Ничего действительно настоящего этнического, исторического в ней нет.
Наше современное представление о русскости, российской истории - это продукт идеологической деятельности российского царизма в 19 веке (в меньшей степени) и ЦК КПСС в 20-ом (в большей степени).
Этот путь идет от историков екатерининской эпохи и имперских сановников николаевской России, через советских академиков вроде директора Института археологии АН СССР, члена ЦК КПСС Б.А. Рыбакова, претворявшего в жизнь установку коммунистической партии о "славянах – наших предках" и "славянском братстве соцлагеря", до современных дугинских евразийцев видящих исключительно славян основой Евразии и Михаила Задорнова прямо говорящего, что русскому народу надо дать славянскую идею национального величия.
