Левые – не нужны?
Популярность либеральных идей в последний годы существования СССР была отнюдь не случайной. Многие западные аналитики в те годы думали, что на то были лишь политические причины, стремление народов Соцлагеря влиться в «дружную семью демократических обществ», но сейчас можно с уверенностью сказать, что причины были гораздо тривиальней и прозаичней. Они кроются в столь нелюбимой многими марксистской теории. Вернее в том, что она работает и работает не так, как представляли советские профессоры с кафедр истории КПСС.
Это показывает произошедший недавно кризис, который набрал обороты ещё до наложения санкций на Россию. Если ранее экономические кризисы традиционно смещали настроения народа влево, то примерно с середины 1970-х годов всё быстро поменялось. А случилось это из-за изменения социальной структуры в постиндустриальном обществе – то есть переходу к новой экономической формации. В классическом индустриальном обществе преобладало размежевание по линии «труд – капитал», а главными сторонами тлеющего конфликта были работодатели и наёмные работники. Роль среднего класса в нём выполняли работающие сами на себя люди: ремесленники, лавочники, лица «свободных профессий». Борьба между «трудом» и «капиталом» велась за перераспределение прибавочного продукта в рамках производственного процесса. Работники желали большей доли за свой труд, а работодателям этого не хотелось. Средний класс вёл себя двояко, сторонясь левых в мирное время роста, но поддерживая радикалов в периоды спада, когда разорявшимся мелким собственникам больше ничего и не оставалось.
Во второй половине ХХ века деятельность левых правительств, пришедших к власти во многих странах Европы, привела к появлению слоя людей, которые жили на деньги, получаемые напрямую из казны. Образование класса бюджетников стало причиной нового размежевания: между условными налогоплательщиками и условными халявщиками. Первым было выгодно сокращение социальных выплат и программ, а вторым – не очень. Борьба велась за всё то же перераспределение прибавочного продукта, но уже не в рамках производства, а в рамках общества. Теперь старый средний класс оказался в одной лодке с работодателями и бизнесом в целом – ведь мелкий предприниматель скорее вносит в бюджет, нежели получает, а рабочие и служащие стали новым средним классом, по-другому начавшим воспринимать кризисы.
Теперь делёж прибавочного продукта для них был выгоден скорее во время роста и процветания, когда рост сверхприбыли крупных предпринимателей обгоняет на порядок рост доходов нового среднего класса, и её хочется поделить «по справедливости». Во времена же спада рабочие и служащие стали больше заботиться о сохранении того дохода, что у них есть, не рассчитывая урвать то, чего нет. А все разговоры о национализации для наёмных работников становились всё менее приемлемыми, ибо они на своём опыте узнали, что переход предприятия в государственную собственность никак не отражается на благосостоянии работников (а со временем только его уменьшает). А после того, как заработали механизмы согласования интересов в производственных конфликтах, стало очевидно, что рабочие далеко не всегда будут стоять на левацких позициях.
Помимо всего прочего сказки о «врождённом коллективизме» рабочего класса, принятые марксистами-ленинистами советского разлива за аксиому, в современной экономике рассыпаются в пыль. Наёмные работники стали теперь большими индивидуалистами, что привело к совершенному безразличию к бедам новых пролетариев в моменты кризиса. Тут свои бы крохи сохранить. Если бюджетники всегда настроены лишь получать льготы, подачки и дотации, ориентируясь на коллективистские ценности (которые только и дают им право на общественный паразитизм), то наёмные работники обращаются к ним лишь во время роста – когда им также есть что урвать. Ведь требовать перераспределения прибыли можно лишь тогда, когда прибыль есть, и рабочие со служащими это понимают, в отличие от бюджетников.
Приводит это всё к тому, что в разгар кризиса «рабочий класс» поддерживает праволиберальные и даже умеренно-консервативные силы, а у левых в сторонниках остаются лишь бюджетники, не способные организованно выступить в защиту своих интересов. Эта схема характерна для развитых стран, а Россию к таковым отнести сложно. Однако воздействие периода коммунистического правления способствовало пониманию населением неэффективности государственной собственности предприятий, сильному раздуванию класса бюджетников, появлению теневой экономики, породившей в свою очередь прослойку самозанятых и даже мелких предпринимателей. В конце концов к началу Перестройки советскую власть поддерживали лишь те, кто не был вовлечён в производство материальных благ, то есть те же бюджетники, работники убыточных госпредприятий и колхозники в селе. Остальные хотели любых перемен, лишь бы уравниловка закончилась. «Либералы» выступали единственной альтернативой, потому что они предлагали различимую экономическую программу, в отличие от национал-патриотов, консерваторов и, конечно же, социалистов и коммунистов.
Даже после «шоковой терапии» 90-х годов рост популярности коммунистов не был так велик. Он был обусловлен выбыванием из экономической жизни очень многих госслужащих и работников предприятий, закрывшихся в постперестроечное время. И бюджетники, конечно, никуда не делись. Этого оказалось недостаточно для победы Зюганова на президентских выборах 1996 года. Более того, на выборах 1999 года правые либералы вернулись в Думу, а прорыночные правые и центристские силы набрали больший процент, чем левые. И это – год, последовавший за дефолтом. В начале 2000-х, когда резкий экономический рост привёл к увеличению доходов «олигархов», антирыночная тенденция развернулась вовсю. Устоявшийся в 90-е средний класс и даже мелкий бизнес стали сторонниками «осадить зарвавшихся олигархов», чем ловко воспользовалась «Единая Россия», вовремя выехавшая на этих лозунгах. Коммунисты в итоге остались в загоне с бюджетниками (и то уже не всеми), а либералы были вытеснены из большой политики, что в итоге позволило центристам заложить основы авторитарного режима и в конце концов узурпировать власть.
Отсюда можно судить о разнице между левыми в России и Европе. Европейские левые не были стеснены сильными центристами, опиравшимися на новый средний класс, административный ресурс и популизм, да и выборы в Европе оставались честными. В «нулевые» во многих европейских странах к власти пришли социал-демократы и социалисты, которые начали проводить схожую политику перераспределения сверхприбылей, но уже во время наступившего кризиса во многих странах началась обратная тенденция. Прежде всего это были страны Восточной Европы, где печальный опыт госсобственности ещё помнили. Британские лейбористы также утратили поддержку. В Западной Европе, однако, власть теряли именно центристы, чей электорат уходил вправо, что позволяло левым с той же поддержкой выигрывать выборы и формировать правительства. Франция, Испания, Швеция, Италия стали странами, где левые «победили вопреки» лишь потому, что до этого на про-левацких лозунгах выезжали центристы.
В тех же странах, где левые уже проиграли, их поддержка продолжает падать. Теперь их сторонники уходят к центристам, а сами центристы становятся на позиции поддержки бюджетников и нового среднего класса, который теперь выбирает скорее между центристами и правыми. Даже в России происходит что-то похожее: поддержка коммунистов снижается, ЕдРо также лишается поддержки, что было видно на выборах 2011 года даже с учётом фальсификаций. На недавних выборах британские лейбористы потерпели сокрушительное поражение, французские социалисты также теряют популярность. Ближайшие годы не сулят левым во всех странах ничего хорошего.
Очевидная бесполезность левых партий проявляется в отсутствии их привязки к определённому классу. То ли они плохо Маркса читали, то ли классовый анализ забыли, но они не смогли воспрепятствовать перехвату их основного избирателя центристами и популистами. По сути леваки сейчас сами скатываются в популизм, оставаясь представителями всех «обездоленных», что в свою очередь ослабляет их мобилизационный ресурс – ведь дармоеды как правило не ходят на митинги. И если в Европе левые будут потихоньку скатываться в небытие, то в России коммунисты и подобные им силы после краха путинского режима если и усилятся за счёт ухода ЕдРа в политическое небытие, то затем их ожидает резкий крах, ведь они за последние десять лет разучились участвовать в жёсткой конкурентной борьбе. И Маркса читать перестали.
