Дело принципа, или Мухи и котлеты
Во время или вскоре после майских протестов в Турции один из министров правительства Эрдогана — кажется, это был министр иностранных дел — заявил: «Сначала Бог, потом нация». Эта реплика обнаглевшего исламиста помимо своего локального, турецкого смысла (вызов светским основам республики), несет и смысл универсальный. Умри, а лучше и короче не скажешь, чтобы проиллюстрировать смысл и важность секулярного принципа, который отделил церковь и религию от государства. И те угрозы, которые несет в себе отход от этого принципа.
Многие завоевания Нового Времени стали настолько нам привычными (по крайней мере на уровне деклараций, де-юре провозглашенной нормы), что будет не лишним напомнить о том, откуда они взялись и какую пользу могут принести при своей реализации де-факто. И какой вред и злоупотребления может нести их попрание. Особенно с учетом того, что и в России, а не только в Турции, сейчас угроза такого попрания обретает реальность. Одно из таких завоеваний — секуляризм.
Светское государство можно назвать подлинным чудом, если понимать чудо как что-то беспрецедентное. Всевозможные консерваторы постоянно критикуют его как нечто «пресное», прозаическое, банальное, «одномерное», вытравливающее из политической жизни столь милую им «духовную» составляющую. Это антимодернистское хныканье и брюзжание, окрашенное в характерные для них ретроградные, болезненно-ностальгические, инцестуозные тона, на самом деле прямо противоположно истине. Именно светское государство, освобожденное от «сакрального» элемента — удивительный феномен. Тогда как старый как человеческое общество тандем вождя и жреца — банальный политический трюизм, почти столь же примитивный, как полуживотная иерархия в тюремной камере или других архаизированных, предельно упрощенных моделях социума.
Вот пахан, «кесарь», батяня-комбат наверху примитивной общественной пирамиды. А вот рядом с ним седобородый жрец. Вообще это два пахана пара, просто один типа светский, а второй «духовный». Эка невидаль. Картина, старая как мир. Ничего более «глубокого» или «высокого», чем в рациональном государстве Модерна, тут нет. Один рулит, второй обеспечивает ему сакральную поддержку, «алиби», иногда даже саму легитимность. Пахан отметелил недовольного ногами в углу камеры. Дальше в дело вступает поп. Присел рядом с избитым, произнес несколько слов утешения, пропыхтел что-то типа «Вся власть от Бога» или там «Бог терпел и нам велел». Духовно! Сакрально. На самом деле не сложнее, чем злой и добрый следователь. Но «стабильность» поддерживать помогает. Старые, незатейливые средства, увы, могут быть эффективными. Особенно если контингент в камере «попроще».
На протяжении львиной доли истории человечества власть не могла обойтись без религиозного элемента. Объем и сила этой составляющей всегда варьировались, от сравнительно ограниченной, вспомогательной в политическом смысле и второстепенной роли жречества в Римской империи до прямого совмещения ролей монарха и первосвященника в одном лице. Иногда дело даже доходило до узурпации клерикалами светской части власти.
Это не случайное совпадение, что демократия и секулярное государство — редкие и пока недавние явления в политической истории. Не правила, а исключения из него. Недаром именно не-демократические формы правления, в первую очередь монархия, всегда прибегали к клерикальной санкции, легитимации, им требовался религиозный, то есть — иррациональный «костыль». Называлось это «помазанием на царство». Жрец подставлял кесарю плечо, недвусмысленно намекая, что вопрос о власти решается на «небе», а не на «земле». Именно так следует понимать слова турецкого дипломата «Бог главнее нации». Таким образом ситуация, когда религия не отделена от государства, сама по себе — угроза демократии и не только ей.
Отступление от секулярного принципа открывает широчайшие возможности для узурпации, шулерства и шарлатанства, не только, кстати, политического, но и во многих других сферах, для бездоказательных спекуляций, манипуляций и подтасовок. Теоретически бородатый хрен с горы может объявить другого хрена «законным правителем» на основании воли неких высших сил, существование которых принципиально недоказуемо.
Лично я не являюсь воинствующим атеистом, противником веры или религии. Но при решении вопросов социально-политического бытия мы должны оставаться в рамках рационализма, в рамках того, что может быть доказано, проверено или опровергнуто. Минимальный рациональный консенсус, то, что является вопросом фактов и знания, а не веры. Верить можно во что угодно, но мухи (религия) должны оставаться отделенными от котлет (государства).
Я существую, ты существуешь. Мой и твой голоса на выборах существуют. Вот это мы точно знаем. То, что бывают фальсификации, что эти голоса могут быть украдены — лишнее тому доказательство, ведь украсть можно только что-то реально существующее. А вот существует ли «Бог», или «Аллах» и т.д. — это вопрос, мягко говоря, открытый и спорный. Посему эти сомнительные понятия должны быть исключены из политического пространства, где обсуждается и решается судьба всего нашего общества, в которое входят неверующие и верующие, причем последние к тому же верят в разное.
Между прочим, это вовсе не означает, что религиозность не может находить своего выражения в политике или гражданской активности. Но при соблюдении светского характера государства ей приходится делать это опосредованно. Не обязательно размахивать хоругвью, чтобы поступать по-христиански, например. Более того, первое далеко не всегда совпадает со вторым, и мы можем убедиться в этом на множестве примеров, особенно в России и особенно в последнее время.
Вот что говорит европейский интеллектуал Кристина фон Браун, описывая ситуацию в первую очередь в развитом мире: «Сегодня происходит постепенное превращение религиозных категорий в культурные, политические, иногда даже этические или биологические. Они определяют наше социальное поведение посредством психики». Вот в таком виде, свободном от попыток навязать другим что бы то ни было на основе веры в невидимое, сверхчувственное или сверхъестественное, религиозные мотивы приемлемы в светском пространстве.
Но прямое использование в гражданской и политической сфере элементов религиозного (иррационального), тем более попытки «протащить» его в правовую сферу, придать ему какой бы то ни было официальный, законоустанавливающий статус совершенно недопустимы. Так, введение в УК РФ статьи про «чувства верующих» — псевдоюридический бред, кое-как маскирующий нечто другое. «Чувства» — понятие не правовое. Какие такие вообще одни на всех верующих «чувства»? Один чувствует одно, другой другое. Это дело темное, субъективное. Оно не поддается четкому юридическому определению.
Нетрудно заметить, что на самом деле тут речь не о неких душевных переживаниях, а о протаскивании в светское законодательство понятия «священного», «сакрального». О, вот оно-то поддается определению, и очень просто — клерикальной инстанции достаточно объявить нечто таковым, у попов в этом опыта хоть отбавляй и они были бы рады вернуться в школы, суды и парламенты «по полной программе». Но для большого общества, общества, остающегося в поле рационального консенсуса, все это по умолчанию имеет не больше смысла, чем рассказы маньяка о том, что «голоса мне велели». «Прошу присяжных не принимать во внимание последнюю реплику».
Верь ты во что угодно, каждый имеет право сходить с ума на свой лад. Я может (ну, допустим) сам верю во что-нибудь такое, от чего у иных челюсти поотпадают, а палец сам к виску потянется. Нельзя делать только одно — вылезать за ограду монастыря с монастырским уставом и пытаться навязать его остальному миру.
Турецкий верующий в ранге министра, с которого мы начали, недвусмысленно дает понять нации — реально существующей нации — что при решении вопроса о власти ее волеизъявление может оказаться легче на политических весах, чем воля «Всевышнего», невидимого и существующего только предположительно. Это не только бредовый, но и по сути своей порочный подход.
Ситуация неотделенности религии от государства всегда оставляет правителям соблазн попытаться «получить» свою легитимность «сверху», от «Бога», а не «снизу», от избирателей. Вопреки бубнежу «традиционалистов» это гораздо проще, примитивнее и грубее, чем идти светским и рационалистическим путем. Не говоря уже о том, что является узурпацией, то есть незаконным присвоением власти под более чем сомнительным предлогом.
Понятно, что это предельный вариант. В реальности трудно найти режим, который бы пытался строить свой фундамент на голой иррациональности, на одной чистой вере, будь то тео- или идеократия. Чаще всего в таких случаях имеет место большая или меньшая эксплуатация этого ресурса, как чего-то вспомогательного. Но она всегда несет в себе антидемократический, тиранический потенциал. Ибо, с точки зрения тех, кто хотел бы этот потенциал использовать, разве может ничтожный человек противопоставлять свое мнение или волю «высшей инстанции», якобы всезнающей и всемогущей, да еще и «непостижимой»? Смирись, гордый человек, и заткнись. Не в твоем волеизъявлении или суждении истина, а в проповеди вот этого жеманного мужчины в необычном наряде, через которого вещает «высшая» воля.
Верующим присуща своеобразная наглость, которая — так им кажется — освобождает их от «бремени доказательства». «Верю и все тут». Против лома нет приема, «нету у вас методов против Кости Сапрыкина». «Бог выше этих ваших фактов и реальности». Но им стоит помнить, что честные игроки периодически разоблачают и бьют даже самых ловких шулеров. А пытающиеся играть в общественно-политической сфере на «старой доброй» религиозности, то есть самой традиционной и известной форме иррациональщины —далеко не самые ловкие.
