Общество

Россия как «теневое» отображение Запада

Россия как «теневое» отображение Запада
Фрэнк Кадоган Купер (1877 — 1958), «Эразм и Томас Мор посещают детей Генриха VII в Гринвиче, 1499 г.»

У нас как-то вошло в привычку ассоциировать западную культуру исключительно с рационализмом, прагматизмом, либерализмом, демократией. То, что этому противоположно — религиозный фанатизм, традиционализм, автократия — мы, не моргнув глазом, приписываем Востоку. Соответственно, обнаруживая в русской истории перечисленные «восточные» элементы, их источник по привычке ищут где-нибудь в Азии. Уже написано немало трудов на тему того, как Россия «отказывалась» от западных ценностей, уподобляясь азиатским деспотиям.

Однако при желании и в истории того же Запада мы найдем сколько угодно примеров религиозного фанатизма, традиционализма, попыток установления автократии. Куда мы денем альбигойские войны, самосожжение катаров, выступления фанатиков-таборитов, анабаптистов, цвиккаукских пророков, разгул оккультизма в эпоху Возрождения? А как насчет немецких романтиков, на дух не переносивших этот самый рационализм и прагматизм? Куда мы поместим немецких идеалистов вроде Шеллинга, которых можно в один ряд поставить с русскими апологетами «особого пути»? Да и откуда выпал на наши головы сам этот «особый путь»? У нас патриоты любят с придыханием говорить о «Русской идее», даже не задумываясь, что эта идея прямиком вышла из того же немецкого идеализма, и что мессианские претензии русского народа (в устах наших доморощенных философов) есть все те же перепевы немецкой философии.

А откуда мы взяли учение «научного коммунизма», под знаменем которого семьдесят лет противостояли тому же Западу с его либерализмом? Не странно ли: доктрина, рожденная в тиши европейских библиотек, в конечном итоге была повернута против самой же Европы? Красные флаги, как известно, впервые взвились в Европе и в Америке. Но коммунистическая власть, принявшая этот флаг в качестве официального государственного символа, одержала победу в России и в азиатских странах. И оттуда стала угрожать Западу.

Так вот, есть ли у нас основание считать, что так было только в XX веке? Не было ли чего-то похожего еще раньше, во времена становления российского самодержавия, в XV — XVI веках? А если брать еще более ранний период — с XI по XIII столетие, то не наблюдались ли и здесь какие-то общие с Западной Европой идейные течения?

Я сформулирую свое видение ситуации следующим образом.

На протяжении столетий рациональная и прагматичная часть Европы выталкивала на периферию темную стихию религиозных фанатиков и идейных маньяков, приносивших энергию своего исступления на русские земли, где этот импульс соединялся с местной темной стихией, удваивался и накрывал бурлящей волной ростки рационализма в русском обществе. В результате отсюда, из России, здравомыслящая и рациональная часть людей перемещалась на Запад, а все иррациональное и темное начинало цвести пышным цветом в силу отсутствия серьезных препятствий и противодействия. Именно так Россия становилась «теневым» отображением Западной Европы. Маргинальное — там, обретало полную легитимность — здесь.

Может ли нас удивлять подобная схема, если в XX веке она выявилась наглядным образом? Кто надоумил большевиков осуществить мировую революцию? Разве не были они воодушевлены «единственно верным» учением Маркса? Где до революции они находили поддержку и идейную подпитку? В Африке, в Средней Азии? Да нет же — в самой демократичной части Европы! В Европе и в Америке коммунистический интернационал потерпел фиаско, зато как шквал хлынул в полусонную Россию, разбудив легион местных маньяков и сумасшедших мечтателей. И совсем не исключено, что на рубеже XV — XVI веков ситуация развивалась аналогичным образом, когда в Московии происходило укрепление самодержавной власти.

Пусть не покажется парадоксальным, но в данном случае я напрямую увязываю успехи российской автократии с успехами европейского конституционализма. Ничего парадоксального здесь нет. Точно так же успехи буржуазной демократии увязаны с торжественным шествием коммунизма по России и азиатским странам. Просто те движения и идейные течения, что затухали на Западе или влачили там маргинальное существование, выталкивались на восток, и там, войдя в резонанс с местными архаическими обычаями и представлениями, начинали действовать с удвоенной силой. Данный феномен условно обозначим как «резонансный эффект».

Простой пример. Давайте вспомним, как оживилось в «лихие девяностые» фактически полуподпольное русское национальное движение, приняв идейную инъекцию западных идеологов Консервативной революции. Никакие писатели-деревенщики не смогли бы воодушевить местных националистов так, как это сделали труды Эволы, Генона, Хаусхоффера или Юнгера. Могу точно сказать, что на протяжении последних двадцати лет русское национальное движение получало идейную подпитку не от наших доморощенных радетелей «благочестивой» старины, а именно от того, что проникало с Запада. Книжки, за которые в современной Германии можно схлопотать реальный срок, здесь издавались и расхватывались «на ура». Известно также и о прямых контактах наших националистов с представителями западных право-радикальных организаций. Это есть наглядный пример «резонансного эффекта», наблюдаемый в современной России. Он хоть и не столь значителен по масштабу, но зато показателен.

Здесь я не буду вдаваться в социологию данного феномена. Скажу только, что «резонансный эффект», как я думаю, не отвечает за сам характер идей, а только за усиление их воздействия на общество. Возможно, знаменитое Римское право зародилось именно таким путем, когда идеи греческих философов школы стоиков, не нашедшие признания на родине, вошли в резонанс с римскими политическими практиками. Представим на минутку (в рамках мысленного эксперимента), что завтра в странах Западной Европы к власти придут какие-нибудь лево-радикальные маньяки (а таковые там имеются) и возьмутся за искоренение существующих правовых институтов. В этом случае совсем не исключено, что носители ценностей правового государства будут отброшены на периферию и войдут в резонанс с их российскими единомышленниками. И тогда, в силу «резонансного эффекта», в России установится вполне «европейский» порядок.

Мы, конечно, вообразили экстремальный случай, хотя нельзя не заметить, что давление европейских левых на общественный порядок уже сейчас начинает отражаться в России зеркальным образом. Даже среди российских либералов появляются «классические» правые, критикующие новые европейские порядки, замешанные на левацкой идеологии. А авторы, вроде Тило Сарацина, вызывающие негодование в рядах официально-толерантных европейцев, с восторгом воспринимаются русскими националистами. Но если мы «отмотаем» назад на сто-двести лет, то увидим прямо противоположную картину: мы увидим победное шествие буржуазной демократии с ее умеренно правой идеологией.

Принято считать, что буржуазия заявила о себе как о реальной силе только в XVI столетии. Однако именно в ту пору заявила о себе и первая социалистическая реакция, и не где-то, а в Англии, родине либерализма. «Утопия» Томаса Мора, написанная под впечатлением практики огораживания, стала первым «философским» вариантом социалистической идеологии, хотя истоки «философского» социализма уходят еще дальше, к учению Платона. Это говорит о том, что в европейской культуре социализм имеет не менее прочные основания, чем буржуазная демократия.

Тем не менее, именно буржуазной демократии удалось на несколько столетий определить лицо Западной Европы, вытеснив социалистические проекты на периферию. Прошло четыреста лет со времени написания «Утопии» Мора, когда социализм обозначил свою грандиозную победу в отдельно взятой стране. Этой страной оказалась не Англия (родина «Утопии»), не Германия (родина «научного коммунизма»), а Россия — родина бесчисленного количества мечтателей о земном рае. То, что «местные» мечты вошли в резонанс с социалистическими идеями европейских доктринеров — дело совершенно очевидное.

Разумеется, буржуазная демократия, как и социализм, не появилась ниоткуда. По большому счету, она оказалась своего рода предельным воплощением тех рационалистических тенденций, что были отмечены выше. Именно в буржуазной демократии власть окончательно утрачивает священный ореол, обретая чисто человеческое измерение. Эта тенденция также уходит вглубь времен, и надо полагать, что с самого начала она вступила в противодействие со всевозможными борцами за чудесное построение рая на земле, чьи идеи, в конечном итоге, нашли свое воплощение в социалистических экспериментах — как в нашей стране, так и на Востоке.

Отметим, что религиозная одержимость дает о себе знать и в современном западном обществе, среди вполне благополучных граждан. Вот вам конкретные факты. Осенью 1978 года весь мир был потрясен известием о коллективном суициде членов секты «Народный храм», возглавлявшейся Джимом Джонсом. С жизнью покончили 912 человек — и детей, и взрослых. Уверовав в своего обожествленного гуру, сектанты ушли за ним в лесные дебри Гайаны. Там они занялись строительством «райского» города, названного Джонстауном в честь их духовного наставника. Его самого они величали не иначе как «Всемогущим Богом». Весьма примечательная деталь: во избежание контактов с «грешным миром» город был обнесен колючей проволокой. Роль огненных херувимов в этом «раю» выполняла вооруженная охрана, надзиравшая с вышек за «ангельской» жизнью рядовых сектантов. «Всемогущий Бог» объявил это место «земным раем», строжайше запретив своим последователям покидать его пределы. Райская жизнь для них заключалась в каждодневном двенадцатичасовом бесплатном труде на предельно скудном пайке. Жили сектанты в обычных бараках с двух-трехярусными нарами. Для «Великого Бога» был построен отдельный дом.

Такой вот образцовый социалистический концлагерь, отличавшийся от советского ГУЛАГа только тем, что люди сюда приходили добровольно, предварительно отдав всю собственность своему наставнику. Специально подчеркнем, что на поиски «райской жизни» устремлялись благополучные американцы, коих российские радетели высокой духовности укоряют в излишнем прагматизме и корыстолюбии. Тем не менее, «Всемогущий Бог» Джим Джонс даже таким прагматикам сумел основательно промыть мозги. Когда, наконец, подлинная правда «земного рая» выплыла наружу, Джонс решил спрятать концы в воду, призвав свою паству совершить последний «акт веры», то есть добровольно уйти в мир иной.

В истории современных американских сект это не единственный случай коллективного самоубийства во имя «веры». Достаточно вспомнить секту «Ветвь Давида», члены которой в 1993 погибли в огне на своем ранчо во время осады его войсками. В 1997 году в пригороде Сан-Диего коллективный суицид устроили представители секты «Небесные врата». На тот свет ушло 39 человек.

Я бы не стал специально обращаться к этим примерам, если бы здесь не напрашивались аналогии с раскольничьими гарями и прочими формами суицида, практиковавшимися на протяжении нескольких столетий русскими сектантами. Для поборников «особого пути» эти изуверства иногда, в запале красноречия, чуть ли не приравнивались к духовному подвигу. По крайней мере, целая плеяда отечественных философов видела в радикальных формах раскола некое наглядное подтверждение высоких устремлений «русского духа», показатель верности чистым, незамутненным религиозным принципам в организации бытия. По существу же староверы являют в социальном плане тот же тип, что и представители современных тоталитарных сект. Разницы, в принципе, никакой. Российские авторы не очень любят применять этот термин к староверческим сектам, но сути дела такой подход не меняет. В нашей стране практика психологических манипуляций с использованием религиозной символики имеет многовековую историю. И всяких самозваных «богов» в дореволюционный период было немало, о чем свидетельствуют многочисленные источники. Причем, поисками блаженной земли дело не ограничивалось. Нередко такой же «Всемогущий Бог», как и Джим Джонс, уводил свою паству в малонаселенную глушь и создавал там «земной рай» на принципах социалистического общежития.

Короче говоря, у любого народа можно найти своих обожествленных «пророков», зовущих соплеменников на поиски утраченного рая или предлагающих этот «рай» организовать где-нибудь вдали от людских глаз. И всегда найдется определенная часть соплеменников, готовая откликнуться на их призывы и обречь себя на тяготы и лишения во имя «высокой» цели. Масштабы влияния таких «пророков», конечно же, не равнозначны. Одни способны увлечь за собой несколько десятков человек, другие — несколько сотен, а есть и более масштабные персоны, за которыми идут тысячи и даже миллионы. Качественных же различий между ними не много. Кто-то простирал свою власть в пределах небольшого поселения, а кто-то поставил под свой контроль целую страну.

Представьте, что такой деятель, как Джим Джонс, захватил бы власть в США. Не стоит сомневаться, с какими преобразованиями столкнулось бы тогда американское общество. Впрочем, претендовать на всю Америку «Величайшим Богам» пока еще рановато. Зато подобный социальный эксперимент стал возможным в других странах, хорошо нам известных.

Еще раз подчеркну: склонность к обожествлению влиятельных персон — не есть исключительно русская черта. Данное явление, как мы понимаем, так же интернационально, как и тоска по потерянному раю. Здесь нужно учитывать обратную, так сказать, сторону процесса, а именно — РЕАКЦИЮ И ПОВЕДЕНИЕ САМИХ ОБОЖЕСТВЛЯЕМЫХ ПЕРСОН. Она куда показательнее, чем заблуждения простых людей. Влиятельные персоны на то и влиятельные, что могут эту склонность либо ослабить, либо, наоборот, воспользоваться ею ради собственных интересов или из-за обычного тщеславия. Иной раз тщеславие обуревает ими настолько сильно, что ради него они сознательно стремятся внушить народу мысль о своей нечеловеческой сущности.

Про Иоанна Кронштадтского говорили, будто он пытался развеять в людях представление о своей божественной природе, объясняя им, что он «обычный человек». Английскому генералу Николсону, когда жители Пенджаба стали почитать его как «бога» Никкал Сена, совсем не понравилась такая почетная роль. Кстати, в самой Англии простолюдины до XVIII века включительно верили в божественное происхождение королей и даже считали, что августейшие особы способны прикосновением руки исцелять больных золотухой. Время от времени королям приходилось выполнять такую «священную» обязанность по исцелению страждущих. Больные, источая вонь, стекались в столицу, ожидая королевского прикосновения. В конце концов, этот варварский пережиток стал противен самим королям (тем более, на дворе была эпоха Просвещения). Иными словами, сама европейская элита последовательно разрушала свой божественный ореол. Наверное, в том заключалась и значительная доля мудрости. Став в глазах простонародья просто людьми, европейские правители сбросили со своих плеч и «божественные» обязанности. По крайней мере, чудес от них никто уже не ждал. Отношения между народом и правителями все более и более принимали рациональные формы. Такая тенденция особо четко себя проявила как раз на Западе, окончательно закрепившись с победой демократических форм правления (тут самым главным образцом выступили США).

Весь трагизм России, ее расхождение с Европейской культурой произошли именно по этому ключевому вопросу. На Руси с определенных пор данная тенденция пошла в обратном направлении — в направлении тотального обожествления власти и закреплялась по мере того, как на Западе закреплялась тенденция обратная, рационалистическая.

Затронем еще один очень важный момент. В последнее время у нас стало модно рассуждать о всяких «национальных психотипах», «ментальных кодах», якобы непосредственно влияющих на жизненный уклад народа и на его взаимоотношения с властью. Некоторые интеллигенты ищут причину российского авторитаризма и централизма именно в этих самых «ментальных» основаниях, непонятно откуда проистекающих. Уже сколько раз приходилось слышать, будто русский народ чисто психологически, сознательно и бессознательно тяготеет к «сильной руке», к монархизму, к возвеличиванию вождей. И источник этой тяги чуть ли не a priori (то есть без влияния опыта) заложен не то в «народной душе», не то в людских мозгах, не то где-то на генном уровне. Дескать, сакрализация власти является чуть ли не жизненной потребностью русского народа. Оттого будто бы и демократия у нас никак не удается.

Я уже упомянул выше английских простолюдинов, которые еще в XVIII столетии выстраивались в очередь за королевским «благословением». Но вы могли бы себе представить, чтобы, например, Томас Джефферсон устраивал в Америке подобные сеансы чудесного исцеления? Вряд ли. И дело тут не в том, что у американских поселенцев изначально были какие-то особо «просвещенные» мозги. Религиозных психов и всевозможных сектантов хватало и там (о чем мы тоже сказали). Просто создатели американской Конституции не претендовали на роль чудотворцев. Скорее всего, в силу определенных моральных принципов. Ведь и Иоанн Кронштадтский не прельстился ролью «живого бога». В этом смысле моральные убеждения русского святого заметно отличались от моральных убеждений какого-нибудь «бога над богами» Кондратия Селиванова (основателя секты скопцов) или «действительного Христа» Савелия Капустина (основателя секты духоборов). Соответственно, и Томас Джефферсон по своему моральному облику был мало похож на «Величайшего Бога» Джима Джонса. Если бы власть в Америке принадлежала таким, как Джонс, это было бы совершенно другое государство, а у американцев обнаружился бы совершенно другой «национальный психотип», чем сейчас.

Таким образом, ключевую роль в формировании этих самых «национальных психотипов» играют те самые влиятельные личности, которые в той или иной степени оставляют свой след в сознании людей. Социальная среда совершенно неоднородна. В любом обществе, даже в самом просвещенном, всегда найдутся и психи, и невежды. Вопрос лишь в том, кого принимает в расчет правящая верхушка, желающая упрочить свою власть. Если главная ставка делается на психов, то «ментальные коды», скорее всего, выстроятся именно в этом направлении. Наглядных примеров тут предостаточно. Кто мог сто лет назад предположить, что такие рассудительные, такие практичные и культурные немцы с безграничным энтузиазмом примут власть «бесноватого фюрера»?

Бывают в истории народов ситуации, когда при определенных условиях безумцы оказываются в фаворе. Известно, что Гитлер был искренне уверен в своем «историческом призвании», и эту уверенность всеми доступными ему способами пытался внушить своим соотечественникам. Условия были для этого благоприятными как никогда. И дело не только в послевоенном унижении немцев. Сказались, безусловно, и романтические увлечения седой стариной, и вера в особое мессианское призвание, и презрение к буржуазному утилитаризму. Философские фантазии дали свои всходы не сразу, но спрос на них сохранялся на протяжении многих лет. Нацисты умело воспользовались такими настроениями, доведя нацию до исступления. Разумеется, человек с нравственными убеждениями Людвига Эрхарда никогда бы не ввергнул страну в масштабную военную авантюру. Но люди, помешанные на оккультизме, уверенные в своей «серхчеловеческой» природе не были столь щепетильными в выборе средств увековечивания себя в истории. Произошло то, что произошло. И глупо утверждать, будто у создателей Третьего Рейха не было выбора.

В принципе, все это справедливо для любой страны. Возьмем две Кореи — Северную и Южную. Один и тот же народ, но какие разные судьбы! Точно так же и судьба России всегда определялась намерениями ее элиты, ее властвующей верхушки. «Национальные психотипы» и «ментальные коды» стали лишь результатом МНОГОВЕКОВОЙ СОЦИАЛЬНОЙ СЕЛЕКЦИИ. Власть старательно взращивала в людях именно то, что ей особенно благоприятствовало, и всячески подавляла те черты и наклонности (зачастую вместе с их физическими носителями), которые могли подорвать ее положение. Если говорить о нравственных убеждениях представителей этой власти, то погоду здесь чаще всего делали именно те, кому непременно хотелось стяжать славу небесных посланников. Я утверждаю, что власть в России обожествляли намеренно, целенаправленно и методично! И направлялся этот процесс не какими-то абстрактными «ментальными кодами», а вполне конкретными личностями. И всякие псевдонаучные утверждения насчет «врожденного» монархизма русских людей — не более чем идеологический миф, призванный как раз оправдать эту практику.

И напоследок, оценивая нынешнюю российскую ситуацию, мы в состоянии детально проследить, как из невзрачного чекиста целенаправленно делали «национального лидера» и «спасителя» России. И делали, это, разумеется, не ивановские ткачихи и не работяги с Уралвагонзавода, а целая когорта так называемых «властителей душ» из числа философствующих публицистов, политологов и разных деятелей культуры, заполнивших своей высокопарной демагогией сознание простых и доверчивых людей. Тот факт, что власть сделала ставку на психов, идиотов и просто одуревших хамов, нисколько не удивляет. Это вполне естественно и характерно. Но необходимо понимать, что в социально-историческом плане данный процесс направляется отнюдь не спонтанными желаниями дураков и сумасшедших поклоняться живым богам, а претензией отдельных представителей нашей «элиты» на божественный статус.

20 361
Олег Носков

Читайте также

Политика
Евразийские неопатримонии

Евразийские неопатримонии

В отличие от средневековья, постсоветские режимы не являются буквально монархическими, здесь все-таки сохраняется иллюзия всеобщих выборов. Тем не менее, они строятся на таком же жестком персонализме «национального лидера», а его окружение скорее выглядит как закрытая экономическая корпорация.
Эти режимы являются не реставрацией советско-вождистских моделей управления, но совершенно новой системой.

Вадим Штепа
Политика
Русское и советское

Русское и советское

Не стоит забывать, что «советское», хоть и «русское», всегда оставалось «большевистским», то есть завязанным на идеологии, пронизывавшей СССР сверху донизу с момента его основания и почти до самого развала. Идеологии, в основе которой лежало утопическое, заведомо нереалистичное представление об «идеальном обществе» и «идеальном строе» — «коммунизме». Идеологии, которая вопреки очевидным фактам упорно твердила о «прогрессивном», «передовом» характере социалистического строя, который рано или поздно победит «загнивающий Запад».

Игорь Кубанский
Общество
Пожиратели мозгов

Пожиратели мозгов

О том, как формируется религиозное поведение, какой экономический интерес стоит за «защитой традиционных ценностей» и почему свежие мозги дошкольников являются любимым лакомством бородатых мужчин в черных платьях.

Михаил Пожарский