Бунтарь не без причины
«Михаэль Кольхаас», 2013, Франция-Германия, режиссер Арно де Пальер — экранизация одноименной новеллы Генриха фон Клейста, одного из важнейших представителей немецкого романтизма. Фильм отличается от полнокровного, вполне себе, я бы сказал, ядреного первоисточника, в первую очередь своей прозрачной, звенящей, пронизанной солнечным светом атмосферностью. Привыкшие к голливудскому или британскому костюмному кино вполне вероятно полезут на стенку: «Скучно!» Написанная два века назад вещь фон Клейста гораздо ближе к остросюжетному произведению массовой культуры, чем прошлогоднее творение европейских кинематографистов.
Кинематограф уже обращался к истории о том, как зажиточный, горя не знавший купец Михаэль Кольхаас, жил себе не тужил в XVI веке в Старом свете (у Клейста — в Саксонии, в фильме действие перенесли на юг Франции), но обидели его коррумпированные чиновники да дворяне, пытался он добиться правды в рамках закона, не получилось, и тогда поднял восстание, которое принесло государству ущерб несоизмеримо больший, чем две побитые и недокормленные лошади Кольхааса, из-за которых весь сыр-бор собственно и начался. В экранизации 1969-го (ФРГ) к названию присовокупили почти обязательный для того года подзаголовок «Бунтарь».
Бунт во имя достоинства — так эта история рассказана в новом фильме. Дело не в лошадях и не в убытках, а в том, что «государевым людям» не должно быть позволено безнаказанно вытирать о тебя ноги. Сюжет Кольхааса — это случай, когда личное достоинство одновременно оказалось и гражданским.
Любопытно, что хотя романтизм в целом относился к буржуазии весьма критически, и сам фон Клейст был аристократом (отметим, что французский режиссер также имеет перед фамилией дворянскую приставку), здесь они сделали романтическим героем буржуа, торговца, «барышника». Представитель молодого класса (или по-старому, по-«домодерновому» — третьего сословия) осознает собственное достоинство, не мирится с его попранием и берет в руки оружие, чтобы отстоять его, когда легальные попытки восстановить справедливость результата не дали.
У Клейста это было переплетено еще и с религиозными мотивами, в повести Кольхаас — протестант первого поколения, современник Мартина Лютера, а сам зачинатель Реформации — одно из действующих лиц новеллы. Вполне в традициях романтизма клейстовский Кольхаас обуян не столько благородным стремлением к справедливости, сколько темными, тяжелыми страстями и энергиями мщения и буйного гнева. Порывистая, мощная натура германского «варвара». Недаром усмирить разбушевавшегося купца-бунтовщика в книге удается именно доктору Лютеру, который сам воплощал собой тот же грубый тип немецкого характера.
Кольхаас в этой экранизации другой. Взятый на главную роль датчанин Мадс Миккелсен настолько дистиллировано репрезентует собой cool, «прохладный» сорт темперамента, что может служить наглядной иллюстрацией таких понятий, как хладнокровие и бесстрастие. Приближаясь в этом к Алену Делону, который в «Самурае» мог заполнить экран своим лишенным единого намека на эмоции лицом минут этак на пять. Хотя в случае с Делоном, представителем ярко-выраженного романского типа, возможно итальянских кровей, это производило более сильное впечатление, чем у нордического Миккельсена, для которого такой образ кажется максимально естественным и сидит на этом артисте как влитой. То, что он все реплики произносит на французском, каковым на самом деле не владеет, дополнительно усиливает эффект отстранения и отчуждения героя.
В первом приближении «Кольхаас» стремится достигнуть исторической достоверности и реализма в изображении на экране далекой эпохи. Но важнее, что из темпераментной романтической истории о благородном разбойнике в кино получилась художественная иллюстрация теоремы о гражданском конфликте, прямо-таки геометрическая в своей ясности и законченности. Кольхааса оскорбили и его законные права нарушили. Стремясь восстановить их он заступил за черту закона. Права в итоге были защищены. Но совершенные на пути их отстаивания преступления, в свою очередь, должны быть наказаны по закону. Уже во второй раз, вслед за «Королевской охотой», герой Миккелсена кончает казнью через отсечение головы, тогда на гильотине, теперь на старой доброй, до-модерновой опять-таки, плахе.
Фильм проникнут фатализмом, но не той его полусонной и смурной разновидностью, которая слишком хорошо известна в наших краях, а фатализмом осознанным и отрефлексированным, где даже бунт — осмысленный и словно бы умеренный, отмеренный «от сих до сих», без надрыва и расхристанности. А монарх выступает гарантом закона, а не источником неограниченного произвола. И бунт исторически продуктивный, когда пар уходит не в свисток, а приводит в движение поршни социального прогресса. Иногда — ценой самопожертвования бунтаря.
