Гей-пропаганда и её разоблачение

В политическом сегменте рунета снова буйство праведного негодования. Российское телевидение в очередной раз превзошло само себя в уровне гротеска и явило миру новый шедевр гей-пропаганды для детей. Сетевые хомячки охотно схватили подаренную игрушку и принялись её разглядывать, заполняя социальные сети восторженными постами. Мотивация людей здесь в принципе понятна. Очень уж не терпится умученным запредельной наглостью вранья гражданам отвести душу и посильнее пнуть «криворуких бездарей» от кремлёвского агитпропа. От души пройтись железными аргументами по наспех состряпанной утке и, как следует сплясав на развалинах бредовых версий, задаться риторическими вопросами: «Ну как можно так низко пасть ?» и «Сколько ещё им будут верить?».

Вместе с тем это демонстрирует бездну непонимания людьми принципов работы и, главное, задач машины, технико-эксплуатационные характеристики которой они берутся обсуждать. А задача у неё вовсе не создание связной, логически непротиворечивой картины мира и аргументированное обоснование её состоятельности с помощью фактов. Основная цель пропагандистской машины в тоталитарных государствах одна и та же — нагнетание и поддержание в обществе очень специфической атмосферы на основе комбинации страха и ненависти. Современная Россия в этом ряду не исключение, а эволюция государственной идеологии здесь вполне закономерна и по-своему целесообразна.

Стабильность

Примерно с начала нулевых идеология власти и соответственно пропаганда опирались на ряд вполне рациональных и с высоты обывательского сознания неуязвимых доводов. Растущая цена на нефть способствовала стабилизации российской экономики и обеспечивала планомерный рост доходов населения. Большинство семей не только стали спокойно сводить концы с концами, но и смогли позволить себе множество потребительских благ, ранее недоступных. Импортные автомобили, бытовая техника, отдых за границей и прочие консьюмеристские прелести стали тем фундаментом, на который кремлёвские идеологи с пафосом взгромоздили вертикаль российской власти.

«Победа» над террористами в Чечне с последующим замирением региона потоком федеральных дотаций укрепило идеологическую конструкцию подпорками оправданных надежд сторонников имперской политики. Радушный приём на техасском ранчо и прочие знаки почтения новоявленному «национальному лидеру» со стороны мировой политической элиты вернули обывателю утраченное ощущение державного величия и международной значимости. Добавив к этому серию побед на спортивных состязаниях и международных конкурсах песни и пляски, получим нехитрый набор хлеба и зрелищ, платой за который стал отказ от политической субъектности и гарантий соблюдения гражданских прав. Впрочем, изнурённое нищетой и неопределённостью девяностых население России по поводу цены не сильно расстроилось и в большинстве своём с лёгкостью приняло условия сделки.

Общественный порядок в течение десятилетия поддерживался на основе негласного консенсуса, удачно сформулированного одной известной телеведущей как «свобода в обмен на колбасу». Внешнеполитический курс аналогичным образом формировался как экономическое партнёрство с Западом при условии невмешательства последнего во внутрироссийские дела. Идеология «суверенной демократии» по существу признавала включённость России в евроатлантический мир, но при некоторых оговорках относительно неготовности/неспособности российского населения полностью принять идеи либеральной западной демократии. Разумеется, при отсутствии на то сколь-нибудь внятных рациональных доводов.

Установившаяся «стабильность» какое-то время устраивала всех: Европа исправно получала углеводороды, «путинское большинство» увлечённо скупало импортные товары и демонстрировало на заграничных курортах свои культурные особенности, а немногочисленную оппозицию охотно разгонял довольный прибавками к зарплате ОМОН. Режим мог позволить себе некоторую расслабленность, а потому его идеологическая составляющая проявлялась преимущественно в виде нехитрых симулякров. Патриотам демонстрировали «Мюнхенскую речь», либералам рассказывали про «модернизацию» и «нанотехнологии», сильно не отвлекаясь от распила бюджетов. В целом госпропаганда выглядела довольно миролюбивой и походила на осовремененную версию застойных времён: курс Партии верен, жить становится лучше, конечно существуют некоторые надоделки, но под чутким руководством Вождя они непременно будут исправлены...

От «суверенной демократии» к «русскому миру»

Заметный поворот произошел вследствие протестов зимы 2011-2012. Аномальные по своей массовости и концептуальному содержанию выступления в крупных городах наглядно продемонстрировали исчерпанность господствовавшего на протяжении последних десяти лет консенсуса. Впервые в постсоветской истории многотысячные демонстрации сопровождались не социальными, а политическими требованиями. Впервые основной движущей силой стали образованные и материально обеспеченные горожане, успевшие за «тучные нулевые» осознать, что одной «колбасы» недостаточно. Нужно ещё как минимум соблюдение гражданских прав и хотя-бы элементарная ответственность, подотчётность власти перед гражданами. То есть набор качеств, наличной системе власти принципиально не свойственных.

Почувствовав экзистенциальную угрозу, российский политический режим отреагировал агрессивно. Начались публичные обличения недовольных «стабильностью» в предательстве и работе на иностранные спецслужбы. Телеэфир заполнили громкие «разоблачения» в отношении наиболее заметных оппозиционеров. «Мамонтов — style» как жанр журналистского расследования, основанный на ядрёном замесе похабного ура-патриотизма, клерикального мракобесия и параноидальной конспирологии стал новой вехой в истории российского телевидения. Так, ввиду принципиальной невозможности удовлетворить требования буржуазно-демократической оппозиции без неприемлемых для себя изменений политической конфигурации, правящая элита приняла решение подавлять возникшее недовольство, опираясь на другие социальные слои. Грубо говоря, на тех, кто в силу своих культурно-психологических особенностей испытывает недоверие к либеральным ценностям и тех, кто просто одной колбасой пока вполне доволен. Своеобразным символом происходящего разворота стало выступление активиста «Единой России», от имени рабочих «Уралвагонзавода» грозящим приехать в Москву разгонять «белоленточников».

Политический кризис в Украине, спровоцировавший приход к власти прозападных сил, не только придал проблеме российской власти внешнеполитическое измерение, но и обострил внутреннюю напряженность. Для оппозиция победа Майдана явила собой блестящий пример успешной борьбы с авторитарным режимом, очень похожим на собственный. Имперская идеология, постулировавшая принципиальную невосприимчивость славянских народов к ценностям западной демократии, эфемерность украинской нации и несостоятельность украинского государства, получила колоссальную пробоину. «Мир должного» российского традиционалиста стремительно разуплотнялся. Допустить фрустрации и утраты доверия наиболее лояльных социальных групп российское руководство позволить себе, конечно же, не могло. Война стала не только наиболее очевидным и, пожалуй, единственно возможным средством хотя бы отсрочить надвигающийся крах «развитого путинизма», но и просто логическим продолжением политического курса, взятого в 2012 году. Мем «Путин это война», придуманный по случаю учреждения «ОНФ», оправдал себя на все сто. Идеология последней, решающей битвы добра со злом обрела материальное воплощение и получила возможность раскрыться во всей брутальной полноте. На смену рыхлой и праздной «суверенной демократии» пришел предельно жесткий и прямолинейный «Русский Мир». Мягко-авторитарный режим стремительно проявлял фашизоидные черты.

В поисках выхода

Наверное, излишне будет подробно разбирать удивительную похожесть риторики, прозвучавшей в процессе аннексии Крыма чекистской Россией на обоснование аналогичных действий в отношении соседних государств нацистской Германией. Схожесть форм чаще всего обусловлена схожестью условий, их сгенерировавших. В качестве условий формирования политической идеологии и её пропаганды выступает сочетание актуальных целей и наличных ресурсов культурной среды, в рамках которой предстоит этих целей достичь. Основная задача российского режима, решаемая агрессией в отношении Украины — это сохранение нынешней политической конфигурации или, говоря проще, власти Путина и его ближайшего круга. Для этого необходимо любой ценой пресечь движение Украины по пути национально-государственного строительства, укрепить доверие и поднять боевой дух лояльных социальных групп, а также деморализовать нелояльные. Соответственно и оценка качества пропаганды имеет смысл лишь в том, насколько она способствует достижению поставленных целей. А в этом она как раз пока преуспевает, причём, по все пунктам.

Одуревшие от милитаристского угара патриоты неистово стучат по клавиатурам, изливая потоки ненависти на просторах американского интернета, выпивают на тесных кухнях за «наш Крым» и украшают свои иномарки грозными надписями «Обама — чмо!». Забитые обыватели сердобольно собирают тёплые вещи беженцам с Донбасса, да переживают, что из-за проклятых санкций скоро опять придётся экономить на еде. А оппозиционные активисты внимательно пережевывают свежие перлы российской пропаганды, увлечённо делясь друг с другом полученными ощущениями в социальных сетях. И совершенно зря.

Те, кому довелось ознакомиться с теоретической базой тоталитарных режимов, в частности с творчеством Адольфа Алоизовича Гитлера или Пауля Йозефа Геббельса, прекрасно понимают, что агрессивная тоталитарная пропаганда никогда не опирается на логику, поскольку оперирует со структурами, не связанными с рациональным мышлением. Сфера её воздействия — это эмоции. Российская пропаганда занимается в первую очередь нагнетанием страха, а, следовательно, агрессии у восприимчивой к эмоциональному воздействию аудитории и поддержанием её в возбуждённом состоянии. Все эти распятые мальчики, визитки Яроша и снимки сбитого Боинга — суть образы, сформированные в расчёте на максимально бурную реакцию культурно индоктринированных россиянин, а вовсе не на переубеждение критиков.

Попытки опровержения пропаганды на рациональном уровне в контексте спора с её жертвой также бессмысленны, как замер времени линейкой или скорости весами, а потому ничего кроме разочарования и ощущения собственного бессилия вызвать не могут. Таким образом, задачу деморализации несогласных с российской политикой решают сами же несогласные, добровольно занимаясь делением на ноль.

Кроме того, важно понимать, что за бесконечным обсуждением боевых стоек Путина, нелепостей Медведева и психоделических баек Киселёва уходит драгоценное время. Нынешний режим объективно конечен и его крах запрограммирован значительно более фундаментальными причинами, нежели происки внешних или внутренних врагов. Причём, наблюдая динамику последних месяцев, становится всё более вероятно, что конец уже не так далёк. И тут напрашивается целый ряд вопросов: — а что собственно есть на данный момент у людей, называющих себя оппозицией, кроме популистских лозунгов, да нескольких сомнительного качества харизматиков, претендующих на роль вождей? Не обнажит ли вожделенное для «рассерженных хомячков» событие зияющую пустоту на том месте, где должен находиться образ будущего государственного устройства, наиболее оптимального для развития общества и преодоления катастрофических последствий движения по «особому пути»?

Способность сформулировать внятную альтернативу существующему порядку по сути и отличает политическую оппозицию от толпы недовольных людей. Недостатка в последних как раз не предвидится. Слишком мало остаётся сомнений, что набирающий обороты курс на ресоветизацию порадует обывателей не только карикатурным противостоянием Западу и защитой реликтов общинно-крестьянской культуры, называемых сейчас «традиционными ценностями», но и забытой уже недоступностью элементарных продуктов питания. Когда колбасный консенсус в обществе сойдёт на нет, обозлённое «путинское большинство», не долго думая, открутит головы бывшим кумирам. А заодно и представителям «думающей России», если те не предложат внятный вариант нового общественного договора. Поэтому его формулировка и внедрение в массовое сознание — основная и первостепенная задача людей, претендующих на интеллектуальную состоятельность. Значительно более важная, чем подсчёт украденных миллиардов или угадывание психотропных препаратов, использованных в процессе съёмки телесюжетов.

Процесс выработки новых принципов общественного устройства обещает быть весьма непростым и болезненным, поскольку неизбежно поставит вопрос не просто о политическом устройстве страны, но о самой возможности, а главное, целесообразности сохранения российской государственности как таковой. Поиск решения потребует не только знаний и аналитических навыков, но и серьёзной способности к рефлексии, того, что в первую очередь отличает личность от телезрителя. Следовательно, тратить драгоценное время и энергию на бессмысленные занятия не то, что глупо, а в буквальном смысле преступно. Поэтому пропаганду лучше просто высмеивать. В этом отношении комиксы про Ватника куда мудрее и содержательнее любых научных опровержений, так как позволяют извлекать из неприятных явлений приятные эмоции. А хороший эмоциональный заряд — залог продуктивной работы.