Воздух города против «русской матрицы»
Как завершение ускоренной урбанизации России поможет преодолеть историческое проклятие «русской ментальной матрицы»
Давно замечено, что русская история циклична. На сей счет даже существует известный афоризм: «За 20 лет в России меняется всё, а за 200 лет — ничего». Разговоры о предопределенности судьбы страны, о «русской матрице» или «русской колее», из которой она периодически безуспешно пытается вырваться, особенно усиливаются в те времена, когда общественная жизнь подмораживается. И действительно, если окинуть даже поверхностным взглядом прошлое нашей страны, трудно отделаться от ощущения, что она, подобно белке в колесе, постоянно движется по замкнутому кругу от изоляции и застоя к потрясениям и реформам, откату от них, и опять к застою.
Но насколько уместно говорить о предопределенности судьбы России и невозможности вырваться из тисков своей истории? Неужели любая попытка модернизации и цивилизационного рывка здесь будет заранее обречена на неудачу? Что продолжает удерживать страну в пределах этой колеи и возможно ли из нее выбраться?
Весь опыт мировой истории показывает, что никакой фатальной предопределенности не существует. Есть сила исторической инерции и непростое наследие прошлого, которые часто тянут назад и могут задержать развитие страны, но остановить — нет. В полной мере это относится и к России с учетом ее огромных размеров, а также разнородной социальной и этнической структуры населения.
Стержнем нашего общественного и государственного устройства, безусловно, является русская ментальность, мировосприятие нашего народа. Можно долго говорить о факторах, которые его формировали в течение многих столетий. Это и специфическая идеология Русской православной церкви, и природно-климатические условия, и политические традиции Московского «гарнизонного государства», со всех сторон окруженного враждебными соседями.
Многие из этих условий и сейчас продолжают оставаться константами русской истории. Но есть обстоятельство, изменение которого позволяет с осторожным оптимизмом надеяться на выход страны в обозримом будущем за пределы «русской матрицы».
Возможно, именно теперь, впервые за многие века существования нашего государства, есть серьёзный шанс вырваться из этой исторической ловушки. Сейчас мы присутствуем при смене эпох — завершении процесса цивилизационного перехода России от прежнего, традиционного общества к новому, современному.
Прежде всего, этот переход выражается в том, что Россия действительно становится по-настоящему городской страной. Надо помнить, что процесс урбанизации в нашей стране завершился совсем недавно (численность городского населения превысила сельское впервые только в 1959 году, сейчас их соотношение составляет соответственно 73% к 27%). Это очень важно для понимания динамики дальнейших общественных процессов, потому как испокон веков Россия была преимущественно крестьянской страной с соответствующим мироощущением. Подавляющее большинство населения нынешней России — это потомки именно крестьян. Этот факт, кстати, является одним из долгосрочных итогов революционных потрясений 1917 года.
Принято считать, что патерналистские настроения, недоверие к чужим, правовой нигилизм, подавление индивидуальности и низкая бытовая культура (то есть все те черты, которые мы в избытке наблюдаем в нынешнем российском обществе) как раз и являются отличительными особенностями архаичного крестьянского образа мышления. Режиссер Андрей Кончаловский, подметив эти свойства характера русского крестьянства, назвал их криминальными, что, конечно же, явно несправедливо. Подобная уничижительная характеристика скорее красноречиво свидетельствует о высокомерии и снобизме отпрыска барской фамилии по отношению к потомкам крепостных.
Следует помнить, что массовый переезд русской деревни в город произошел в исторически рекордный срок — при жизни одного поколения. Сопровождался этот процесс чудовищными издержками; со своей земли русского крестьянина сгоняли голод и коллективизация, индустриализация и военное разорение. В город перебралась наиболее активная и динамичная часть сельского мира, а деревня осталась обескровленной, последствия чего мы сейчас и наблюдаем.
Такое стремительное изменение социальной среды привело к тому, что русский крестьянин не успел (да и не мог) сразу адаптироваться в городе и стать полноценным горожанином. Во многом он продолжал оставаться сельским жителем и сохранил соответствующее мировоззрение. Эта тема отражалась и в советском кинематографе той поры, достаточно вспомнить фильмы 1960-1980 г.г. — от «Женщин» и «Афони» до «Старого Нового года» и «Белых рос».
Социологи утверждают, что настоящими горожанами становятся лишь в третьем поколении, то есть это касается внуков тех, чьи родители покинули деревню. Можно надеяться, что это именно они, подлинные горожане, совсем скоро станут определять повестку дня в нашей стране, потому как жить в городе с крестьянской психологией в постиндустриальную эпоху — дело немыслимое. В средневековой Европе родилось известное выражение: «Воздух города делает человека свободным».
Наверное, будущие историки станут трактовать события зимы 2011-2012 г.г. как прелюдию к той исторической пьесе, которую впоследствии предстоит сыграть поколениям полноценных российских горожан. Именно они будут видеть в Российском государстве не источник благ или бед, а прежде всего систему институтов, которую они могут и должны контролировать. Именно эти полноценные горожане-граждане должны обеспечить переход от атавизмов самовластия к самоуправлению, от строго вертикальной структуры общества к тесным горизонтальным связям.
Конечно, было бы наивно рассчитывать, что только одно поколение новых граждан сможет сразу избавиться от пережитков архаичной ментальности своих предков, но преодолеть наиболее дремучие особенности традиционного, «сельского» мировосприятия оно вполне способно.
И когда эти настоящие горожане не только по месту рождения, но и по психологии и воспитанию, станут в нашей стране подавляющим большинством, тогда и можно будет надеяться на преодоление проклятья «русской ментальной матрицы» и выход России на магистральную дорогу человечества.
