ТОП-10 лучших фильмов 2014 года

Кино сегодня не просто развлечение, но проводник определенных взглядов, нередко идеологический и политический инструмент. Неслучайно в Украине запретили к показу ряд российских фильмов, откровенно пропагандистского толка. Градус идеологического противостояния зашкаливает — и порой даже самые маститые и талантливые режиссеры не могут удержаться от громких манифестов. Но политика все же не должна подменять искусства. В своем выборе мы ориентировались на те фильмы, которые пытаются доносить свои идеи художественным языком, интеллектуальными аллегориями, а не примитивными агитками.

10. Метро Манила (Metro Manila), реж. Шон Эллис

О чём фильм: Не ходите дети в Азию гулять

Английский режиссер Шон Эллис умеет смешать в одном флаконе «социалку» и жанровое кино. Его предыдущая полу-комедия «Сдача» (Cashback) имела большой успех, как в Британии, так и за рубежом — «Метро Манила» не стала исключением. На этот раз Эллис обратился к судьбам филлипинского пролетариата, желающего подняться из низов и найти свою жар-птицу, разумеется, в столице — Маниле.

Крестьянская семья, стремясь уйти от нищеты, перебирается в огромный мегаполис, где сталкивается со всеми сопутствующими прелестями — трущобами, мошенничеством, равнодушием окружающих. Надежда на «честный труд» быстро развеивается и супругам приходится начинать буквально с низов — женщина зарабатывает телом, мужчина — делом, но не очень благодарным. Он устраивается охранником-инкассатором, что в условиях Манилы приравнивается к боевым действиям.

Мораль этой криминальной драмы на поверхности — Манила слезам не верит. Более того, азиатское общество, видимо, настолько поражено местничеством и кумовством, что т.н. социальные лифты почти полностью закрыты для «простого человека».

Трущобы Манилы выглядят непроходимыми джунглями для тех, кто хочет «с нуля» построить лучшую жизнь. Надежда только на чудо, за которое, впрочем, также придется платить.

9. Металлистка (Metalhead), реж. Рагнар Брагасон

О чём фильм: О том, что церкви жгут не только большевики.

Эксцентричная девушка из исландского захолустья, «подсевшая» на хеви-металл, поджигает местную церковь и скрывается в горах. Вместо того, чтобы вкатать ей «двушечку», граждане из сельской общины пытаются найти к бунтарке подход и обрести общие с ней духовные скрепы.

О Металхед уже много сказано правильного — в частности, о том, что этот фильм дает особый срез скандинавской психологии, замешанной на язычестве и близости к природе. Правильно и то, что картина прекрасно передает настроение 80-х годов, когда «металл» преподносился откровенно демоническим явлением, и наскоки на него неслись со всех сторон. Не поспоришь и с утверждением, что в действительности Металхед — повесть об одиночестве, причем в его радикальной, нонконформистской оболочке, когда в буквальном смысле «не с кем поговорить».

Но фильм еще и о такой, казалось бы, малоосязаемой штуке, как национальная солидарность, особенно ощущаемой на примере малого народа (каким являются исландцы). Когда проблема одного человека волнует всех окружающих, и люди готовы поступиться, в конце концов, своими принципами и пойти на диалог, компромисс, лишь бы избежать куда большей трагедии, чем банальное несходство взглядов или оскорбление чувств верующих. И, уж конечно, для исландцев человеческая драма куда важней сгоревшего здания, пусть оно и зовётся церковью.

8. Майдан, реж. Сергей Лозница

О чём фильм: О главном событии прошедшего года, а может быть и всего 21-го века.

Классический документальный артхаус, максимально объективный и отстраненный, насколько это возможно. Без авторских закадровых комментариев, общения с многомудрыми «экспертами» и прочего «разоблачения черной магии». Простая хроника революционных событий. Большинство экранного времени фиксирует статичная камера, закрепленная в одной точке. Вот КГГА, вот сцена Майдана, вот ночные столкновения с Беркутом, вот кухня, и вот люди, много людей — их лица, молодые и пожилые, подслушанные разговоры, хаотичные передвижения. Совершенно минималистичное кино, без нравоучений и морализма. Местами монотонное, но создающее глубокий эффект присутствия — во многом благодаря хорошей, сочной картинке. Фильм заканчивается сценой поминок по «небесной сотне», и все, в общем-то, грустно: Лозница остается неисправимым пессимистом и гуманистом — всегда надо помнить какой ценой дается перемога.

7. Голубые руины (Blue Ruin), реж. Джереми Солнье

О чём фильм: И один в поле Медведев

Криминальная драма в антураже модной ныне южной готики, где прочно обосновалось независимое американское кино. Алабама, Кентукки, Теннесси, пустынные дороги, частные особняки, джунглеподобные леса, бородатые реднеки, вот это все. Здесь тишина и леший бродит, а также разгораются нешуточные страсти родом из средневековья.

Скромный аутист-социопат с ликом экс-президента РФ (сейчас — глава правительства) мстит отморозкам за старые межсемейные разборки. Схожесть главного персонажа с Медведевым только подчеркивает жизненную необходимость бороться за свои права, даже если ты бета-самец. Конечно, огромным подспорьем в деле отстаивания чести и достоинства суггестивных особей является гражданское оружие. В общем, интеллигенция без огнестрела — ничто.

6. Ида (Ida), реж. Павел Павликовски

О чём фильм: О еврейских скелетах в польском шкафу

Молодая монахиня на время покидает обитель, чтобы подробней узнать о своих еврейских предках, следы которых прерываются в ходе Второй Мировой войны. Попутно вскрываются язвы унылой польской Совдепии, заботливо хранящей тайны военного коллаборационизма, дремучего антисемитизма и бесхребетности обывателей, готовых жить в согласии с любой властью, лишь бы она не покушалась на базовые основы животного существования.

Классическое европейское фестивальное кино — тематически модное, обласканное критиками и собравшее кучу призов на протяжении всего года (не исключено, что и Оскара возьмет как лучший иностранный фильм). В целом, ничего нового, нарратив узнаваем, однако фильм подкупает своим настроением, черно-белой картинкой, джазовыми импровизациями Колтрейна и тонкой режиссурой ведущего польского европейца Павликовского. В качестве бонуса — не совсем предсказуемый финал, лишний раз напоминающий о значительной роли католической церкви в сокрушении советского режима в Польше.

5. Дурацкое дело нехитрое (Kraftidioten), реж. Ханс-Петер Молланд

О чём фильм: О всепобеждающей силе здорового идиотизма.

Фильм ведущего норвежского режиссера Ханса-Петера Молланда с ведущим же скандинавским актером Стелланом Скарсгардом в главной роли напоминает отчасти предыдущую работу режиссера — черную комедию «А неплохой, в общем-то, мужик» (где опять солировал Скарсгард). Контекст тот же — неплохой мужик бросает вызов преступному сообществу, которое тоже, в общем-то, не лишено человеческих черт.

Так, почти в дружественной, неспешной атмосфере, чудаковатые обитатели фьордов отстреливают друг друга.

В Крафтидиотен, однако, больше социальной сатиры, чем боевика, причем на орехи достается всем — толерастам, расистам, мигрантам, высокомерным европейцам и высокодуховным славянам. Молланд изощренно глумится над клише, которые свойственны различным национальным, клановым, гендерным группам. Стереотипы и «понятия» подлежат осмеянию и вымиранию как несомненные анахронизмы, считает режиссер. Сам Молланд разборкам предпочитает катание на горных лыжах — по крайней мере, во взгляде стареющего сербского пахана (блистательный Бруно Ганц), впервые в жизни оказавшегося на горнолыжной трассе, царит искреннее разочарование тем фактом, что он посвятил свою жизнь погоням и «тёркам», а не стремительному кроссу с «черной» трассы.

4. Черный уголь, тонкий лед (Bai ri yan huo), реж. Йинан Дяо

О чём фильм: О том, что представляет собой «китайское чудо» на самом деле

Перестроечное кино из Поднебесной, отдаленно напоминающее наших «Ассу» и «Макарова». Социальная сатира, ловко замаскированная под нуар-детектив. Китай как он есть, без глянцевой пропаганды в лице набережной Пудун. Повествование ведется на фоне обшарпанных и замызганных (но одновременно завораживающих) урбанистических ландшафтов, оставляющих гнетущее впечатление. Антураж, тем не менее, не выглядит декоративным — обстановка весьма естественна и наблюдать за сменой «обоев» даже интересно (многие пейзажи опять же узнаваемы, исходя из российских реалий).

Повседневный быт КНР показан человеком, очевидно, знающим предмет — ничего нарочито «чернушного» в картине нет, напротив, много сугубо местных, аутентично фольклорных фишек. В то же время, ощущение глобальной бедности и недоразвитости китайского «развитого социализма» здесь представлено в полной мере. Общая депрессия дополняется размышлениями о тяжкой судьбе китайских женщин, подвергающихся утилитарному насилию «медленно и печально», буднично, и на протяжении всего экранного времени. Очень выверенное, продуманное, ироничное кино, где основная идея фонит на заднем плане.

3. Длинные светлые дни (In Bloom), реж. Нана Эквтимишвили, Саймон Гросс

О чём фильм: О том, что творилось в Грузии до прихода к власти Саакашвили.

В начале 90-х годов Грузия непросто расстается с «традициями» и местными обычаями. Традиции, между тем, особенные — выдать девушку замуж без ее согласия, например. Или ударить незнакомую девочку-подростка в ответ на замечание «старшим». Или пырнуть ножом интеллигента.

Но перечисленные ужасы не должны пугать — «Дни», под стать названию, очень светлое и легкое кино, снятое на одном дыхании. Здесь полно вкусных энтографических деталей, бережно отмеченных режиссером. Запах черемухи и привкус молодого вина чувствуется почти физически, и пусть герои (точнее — героини) фильма переживают массу передряг, всё равно остается ощущение, что всё в итоге будет хорошо. Опять же «фолковость» картины не наигранная, без приторных «матрешек» в форме лезгинки и сациви — самобытные элементы смотрятся как вполне органичное дополнение к главной истории, суть которой — поднимающий голову грузинский феминизм.

Но и феминизм вторичен по отношению к «духу времени». Зрителю предлагается не просто занимательный сценарий, а детальный и масштабный пласт тбилисской жизни на пересечении эпох — уходящей советской и новой, почти сегодняшней, со всеми плюсами\минусами и объективными факторами, связанными с болезненным переходом в иную мировоззренческую плоскость. Фильм вполне можно было назвать «Я шагаю по Тбилиси» — рука великого Данелии здесь присутствует на уровне «химии», за тем лишь исключением, что в «московском» аналоге жизнь прекрасна с первой до последней минуты, а в «тбилисском» доминирует ее суровая правда.

2. Михаэль Кольхаас (Michael Kohlhaas), реж. Арно де Пальер

О чём фильм: О терниях на пути становления буржуазного общества

Датчанин Мадс Миккельсен прочно застолбил за собой амплуа бунтаря-прогрессиста, героя-одиночки, восстающего против мракобесия, ретроградов и феодального произвола. «Кольхаас», снятый по роману Генриха фон Клейста, уверенно вписывается в эксплуатируемый образ и уже кажется, что Миккельсену стоит наконец сыграть какого-нибудь подонка, чтобы немного разбавить имидж пламенного борца за свободу.

Датчанину, впрочем, удается интерпретировать своих прототипов с изрядной долей рефлексии — детский воспитатель из «Охоты», реформатор из «Королевского романа», ковбой из «Спасения» периодически сомневаются в правильности своих действий, сожалеют о содеянном, сокрушаются, что должны отвечать на насилие насилием. Кольхаас не является исключением, хотя протестантизм Миккельсена здесь достигает максимальных высот — он возглавляет вооруженное восстание против местных баронов, покусившихся на личное пространство (и имущество) зарождающегося среднего класса.

«Кольхааса» надо включать в учебники как напоминание, что капитализм в Европе формировался в атмосфере жесткого межсословного противостояния, фактически гражданской войны, в которой молодая разночинная буржуазия была вынуждена нести тяжелые потери в абсолютно неравной борьбе (на первоначальном этапе), пусть и с изрядно одряхлевшим, но по-прежнему влиятельным противником. Один из характерных рефренов фильма — классовая солидарность аристократов, покрывающих своего собрата-преступника вопреки букве закона и здравому смыслу. Напротив, Кольхаас стремится найти оправдание своим действиям, опираясь на принципы юридизма — закон, таким образом, становится единственной (пусть пока и шаткой) основой для «трудового человека», предпринимателя. Вершина разочарования гражданина — христианская вера (даже в интерпретации Лютера) и самодержавная власть, даже если она с лицом непорочной девы.

Кольхаас мысленно и внешне далек от высокобюджетных исторических постановок последнего времени, тоскующих по золотому веку пышнотелых монархий. Фильм скорее близок к «Летучему голландцу» Йоса Стеллинга, к «Легенде о Тиле» Наумова.

Картина снималась на франко-германской границе, в холодных рыцарских замках, в продуваемых семи ветрами тоскливых долинах, в окаменелых ущельях и лесных массивах. Местами виден привкус викторианской готики, особенно в образе Королевы — в ней угадывается голубокровная болезненность на грани распада, словно предваряющая переход аристократии в разряд музейных экспонатов.

1.Боргман (Borgman), реж. Алекс ван Вармердам

О чём фильм: О том, что станет с Европой, если она впустит к себе «русский мир».

Мудрейший голландец Алекс ван Вармердам снял, безусловно, пророческое кино, рассказав историю о бомжеватом Боргмане, проникающем в дом благополучной семьи сначала под видом «беженца», а потом Садовника-Креатора. Сегодня Старый свет подвергается двойной угрозе — с одной стороны, в лице дикарей-мигрантов, не желающих интегрироваться в цивилизацию. А с другой, вызов Западу бросает изощренная московитская Азиопа, у которой в ходу «гибридная» война (именно «гибридные» методы применяет Боргман, чтобы уничтожить буржуа-антагонистов).

Как считает Вармердам, цивилизованный мир совершенно не готов к подобному противостоянию. Процитируем расширенную рецензию Аркадия Чернова на этот замечательный фильм:

И весь ужас как раз в том, что современный буржуа расслабился, потерял чутьё ко Злу. Стал наивен, доверчив и недальновиден — он уже не подозревает, что опасность может скрываться прямо за входной дверью. Выясняется, что западное общество при всем своем внешнем лоске и безукоризненности зиждется на очень зыбкой, весьма уязвимой психологической основе. Сумма страхов Марины концентрируется в искусственном чувстве вины. «Мы должны ответить за то, что нам повезло» — вот ее идея фикс. Но впуская обездоленного чужака в дом, Марина фактически обрекает личный мир на самоуничтожение. Она становится заложником идейного милосердия, благородной, но не благодарной миссии — пролетариат не оценит благотворительности, настояв на собственной диктатуре.