Немцов на фоне Кремля
В самом начале 90-х, когда над руинами СССР ещё поднималась пыль и вился дымок, говорят, Ельцина нередко спрашивали с возмущением: «Борис Николаевич, что ж это вокруг Вас одни номенклатурщики и кэгэбисты?!». На что Б.Н. с неподражаемой непосредственностью и даже некоторым отчаянием отвечал: «Да где ж я вам других-то возьму??».
Другие, однако, всё-таки были, и Борис Немцов — тому подтверждение. Молодой, с огнём в глазах, веривший в перемены и жаждавший их, талантливый, жизнелюбивый — он стал живым символом надежд 90-х. Ельцин в нём всё это чувствовал — не случайно Немцов одно время ходил в преемниках. Ельцину Немцов явно нравился: какой-то бунташной, неаппаратной частью своей сложной души Б.Н. видел в Немцове то новое, что и сам не очень сознавал и не вмещал полностью.
Но победила совсем другая, аппаратная часть ельцинской натуры. И, в конечном счёте, преемником Б.Н. стал подполковник Путин. Всё опять свелось к «незаменимым» кэгэбистам. Всё на них закольцевалось.
Поколенческая разница между Немцовым и Путиным невелика и несущественна. Разница между ними — не в годах. Разница — в генезисе этих личностей. Путин — плоть от плоти старой системы. А Немцов — это действительно типологически другой человек, ворвавшийся в большую политику на романтической волне раннего революционного подъёма. По мере её спада, омертвления процесса перемен он становился всё более не нужным. Нет, он не превратился в маргинала. Он по-прежнему был харизматичен и обаятелен, успешен и блестящ. Но он стал оппозиционером. Идеалы, приведшие Немцова в большую политику, сделавшие его на какое-то время преемником Ельцина, потерпели крушение. Ельцин сдал страну тем, кто хотел повернуть её в прошлое. Тем, кто ненавидел Август-91 и его детей, особенно Немцова как знаковую фигуру.
Немцов и Путин несомненные внутренние антагонисты. Но вот какое дело. Если присмотреться, то у Немцова (и не только) очевиден некий ментальный «пунктик», который если и не сближал его с Путиным, то в значительной степени обезоруживал Немцова перед Путиным. Возможно, именно тут-то и скрыта причина исторического поражения реформаторов 90-х.
Как известно, одним из ключевых посылов Августа-91 был отказ от империи, преодоление имперского наследия. Однако реформаторы 90-х так и не осознали, что для этого совсем недостаточно распустить Советский Союз. Они не поняли, что сама Российская федерация, постсоветская Россия является частью имперского наследия — причём основной и наиболее проблемной частью. Верные подозрения у них на этот счёт были: не случайно Ельцин задумывал коренную структурную реформу Российской федерации; в частности, предполагалось образование в составе России нескольких русских республик. Что виделось Ельцину в конечном счёте? Нечто вроде Соединённых Штатов России? Сейчас сказать уже трудно, поскольку все эти замыслы были свёрнуты на раннем этапе. Решили оставить всё как есть и в результате мы получили, по сути, территориально урезанный вариант той же империи — централистскую псевдофедерацию с президентским самодержавием во главе.
И реформаторы, судя по взглядам того же Немцова, это приняли. И в этом всё дело. Вот весьма показательное, знаковое интервью Бориса Немцова для Радио «Свобода» (незабвенный болотно-сахаровский декабрь 2011 года). В нём Немцов решительно не соглашался с идеей парламентской республики, считая её несоответствующей «прообразу России»: «Только не надо мне про новгородское вече рассказывать и так далее». Очевидно, что, говоря о неком неприкосновенном «прообразе России», Немцов имел в виду ордынско-имперскую матрицу государства во главе с царём или президентом. То есть, либерал Немцов жестко ориентировался на «прообраз России», сформированный в течение последних 500 лет авторитарно-тягловым, централистско-бюрократическим государством, менять которое Борис Ефимович, судя по его же словам, в принципе не собирался. Получается, Немцов ратовал за либеральные ценности, будучи при этом зациклен на «прообразе России» — царистском и крайне антилиберальном, с которым генетически связаны сталинизм и, соответственно, путинизм! Непостижимо, почему Немцов не видел полнейшую несродность своего либерального идеала с этим роковым «прообразом».
Как тут не вспомнить грустные раздумья русского христианского демократа Георгия Федотова? В 1945 году, уже в США, анализируя развитие русской мысли в 19-м веке, он писал:
...Одни из них, как Костомаров, правильно ищут русских корней в далёком, замосковском прошлом. К сожалению, они не приобрели большого влияния в русском обществе. Костомаров защищал побеждённых (Новгород, феодальную Русь). Русская интеллигенция предпочла усвоить московскую историческую традицию митрополита Макария и Степенной Книги, пропущенную сквозь Гегеля. С необычайной лёгкостью, без ощущения всего трагизма русской истории она — вслед за Соловьёвым и Ключевским — приняла как нечто нормальное (вроде европейского абсолютизма) московско-татарское поглощение Руси, с непонятным оптимизмом ожидая всходов западной свободы на этой почве.
Поразительно, насколько же в России ничего не меняется! Как и его либеральные предтечи из позапрошлого века, Немцов принимал «московско-татарское поглощение Руси, с непонятным оптимизмом ожидая всходов западной свободы на этой почве». Он всерьёз полагал, что если несколько ограничить президентский царизм по части сроков и полномочий, то у нас наступит расцвет демократии и мы заживём в новой стране. Он считал, что восстановление выборов мэра Москвы, выборов губернаторов, выборов по одномандатным округам будет означать «возвращение федерализма». По существу, он просто предлагал вернуться во времена Ельцина. Конечно это лучше, чем путинизм, но и при Ельцине страна оставалась перекошенной, асимметричной федерацией, состоящей из неравноправных субъектов, т.е., по сути, крипто-империей. Как СССР стал когда-то продолжением романовской империи, так и путинская Россия стала продолжением России ельцинской. Поэтому, как говорил мудрый сантехник из известной притчи 70-х годов, тут не бачок, тут всю систему менять надо.
Дело не в том, чтобы сменить «плохого Путина» на «хорошего Путина», одного царя на другого. Первый закручивает гайки, второй их, допустим, ослабит, но это лишь движение по одной системной «резьбе», только и всего. Бессмысленно подновлять давно отжившее, нужна новая концепция страны, концепция постимперского демократического будущего, так и не сформулированная реформаторами 90-х. Главная цель не замена первого лица, а демонтаж единовластия и имперской системы, преодоление того самого «прообраза России», в формате которого (пусть и в разной степени) пребывают и Путин, и многие наши либералы. Дело не просто в смене власти, а в смене самой ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАРАДИГМЫ. Ни Февраль 1917-го, ни Август-91 так и не смогли подняться на высоту этой задачи, поскольку над ними ментально довлел «прообраз России», сформировавшийся в результате «московско-татарского поглощении Руси».
Почему я вспомнил сейчас про то интервью? Только затем, чтобы светлый и, как уже теперь ясно, героический образ Бориса Немцова не превратился в либеральную икону; только затем, чтобы освободительное движение, если о таковом вообще можно говорить, глубже и полнее сознавало свои исторические цели и задачи. Необходимо понять, почему евроатлантическая модернизация, стартовавшая в России начала 90-х, провалилась: она напоролась, прежде всего, на имперские стереотипы большей части общества, в том числе и либералов. Слава Богу, что Борису Немцову «московско-татарский» «прообраз России» не помешал занять правильную позицию в отношении Украины, её независимости и европейского выбора. Поверьте, это очень немало. Отношение к украинской независимости — важнейший оселок, на котором проверяется свобода от имперских пережитков. И в этом плане Борис Немцов «проверку» с успехом выдержал. Какова была бы его дальнейшая эволюция, мы, увы, уже не узнаем. Немцов пал, сражённый пулями, у подножия того самого, зримо-открыточного, центрового «прообраза России» — и в этом виден явный и трагический смысл. Кремлёвский «прообраз России» стал как бы надгробием Немцову и всему реформаторству 90-х. В нём, этом реформаторстве, «сидел» Кремль — и, в конечном счёте, он-то его и сгубил. Лучшей памятью о Борисе Немцове стала бы наша верность подлинно-русской, новгородской свободе, о которой столь ярко писала покойная Валерия Новодворская — вот уж кто отлично понял несовместимость либерального идеала с монструозным, карамзинско-сталинским «прообразом России»! Пора уж от него освободиться — ради образа постимперского будущего, путь к которому лежит через развитие парламентской демократии и подлинный федерализм.
