Возвращённый удар Быдгоща

35 лет назад Польша показала, что такое народный отпор диктатуре. Нация жёстко поставила на место государство. Которое, кстати, было не чета путинскому режиму. Забастовка демократической солидарности сплотила миллионы людей. Так ответили поляки на провокацию властей, наглость чиновников, избиение оппозиционеров. Рабочих не остановили угрозы партийного начальства, спецсредства жандармерии, прицелы «своей» армии и советских оккупантов. Помнить бы здесь и сейчас о Быдгощском марте 1981-го.

Хозяева против хозяев

С легендарного Августа-1980 прошло семь месяцев. Всего четыре месяца легально действовал в Польше независимый самоуправляемый профсоюз «Солидарность». Но уже было понятно, куда идут дела. «Солидарность» была жизнью, а жизнь не уживается с нежитью. Номенклатурные хозяева и их кремлёвские сюзерены грозно лязгали отвисшими челюстями. «Социалистическую Польшу мы в беде не бросим и в обиду не дадим!» — шамкал Брежнев с трибуны XXVI съезда КПСС.

Вернулся в политбюро ЦК ПОРП кровавый Мечислав Мочар, любивший называть себя «partyzant», но для всей Польши — kat. 11 февраля 1981 года, за месяц с небольшим до описываемых событий, председателем Совмина ПНР был назначен военный министр Войцех Ярузельский. ПОРП делала ставку на спасение своего режима открытой военной диктатурой.

Но за рабочими поднимались соотечественники. Городские служащие, поначалу настороженные («что там robole набузят, во что нас втянут?») вовсю вступали в «Солидарность». А с конца 1980-го начали массово подниматься и крестьяне. Это шокировало партаппарат — кто-кто, но chłopi были вполне лояльны. После 1956-го, когда Гомулка позволил забить на колхозы-госхозы. С тех пор рабочих и интеллигентов приходилось бить, стрелять и сажать чуть не каждые пять лет. Но крестьяне были спокойны, если не трогать их землю и веру. А на «частнособственнические тенденции и религиозные пережитки социалистического села» польские коммунисты благоразумно закрывали глаза. Иначе себе дороже: ещё свежи были воспоминания о бойцах Армии Крайовой.

К поворотному 1980-му году в частных руках находилось ¾ всей пахотной земли Польши. Но росло население. А заодно дефицит бюджета ПНР. Наделив крестьян землёй, «паны Шматяки» из ПОРП издевательски обязали их продавать продукты через сбытовые конторы по фиксированным ставкам. Хлеборобы задыхалась в налоговых тисках «либерала» Герека. Но опорой оставалась Мать-Церковь. Избрание Папой Римским сына польского путевого стала для поляков национальным триумфом. В 1979 году Иоанн Павел II приехал на родину. Ему навстречу шли сотни тысяч поляков и сказал: «Не бойтесь их!» Кто «они», было понятно. Крестьяне тоже услышали.

16 августа 1980-го сформировался Межзаводской забастовочный комитет на Гданьской судоверфи. 24 сентября в Минюст пришло заявление крестьянской инициативной группы о создании сельского профсоюза. Последовал отказ: мол, зачем вам профсоюз, когда вы сами хозяева?

В ноябре, одновременно с конституированием рабочей «Солидарности», заявили о себе сразу две «Солидарности» деревенских единоличников. 14 декабря 1980 тысяча крестьян съехалась в Варшаве и снова потребовала права на свой профсоюз. В скобках, однако, заметим: делегаты представляли 600 тысяч индивидуальных хозяйств из 3,2 миллиона. Меньше 20%. При том, что в промышленных городах из каждых пяти рабочих в «Солидарность» вступили четверо. Класс деревенских собственников проступал едва ли не опорой коммунистического режима...

Но освободительное движение обретало мощь и в польском селе. В лидеры выдвинулся 23-летний харизматик Ян Кулай из Подкарпатской гмины Ярослав. Его прозвали «безусым Валенсой» и носили на руках в столице. «Когда деревенский парень входит в моду в Варшаве, у него всё переворачивается в голове», — говорил потом жешувский активист «Солидарности» Антоний Копачевский.

На пятый день 1981-го крестьяне-инициативщики оккупировали в Жешуве Дом железнодорожника. Акции покатились по юго-востоку ПНР, угрожая распространиться на всю страну. Заводская «Солидарность» объявила забастовочную готовность в поддержку крестьян. Тут и там начинались мордобои с милицией. (Здесь надо отметить: милиция ПНР, особенно её штурмовое подразделение ЗОМО — это было что-то. Наш ОМОН по сей день рядом не стоит. Убивали не задумываясь. Не зря zomole получили поэтичное, но недоброе прозвище: «Бьющее сердце партии».)

18 февраля польскому Минсельхозу пришлось вступить в переговоры. Активисты требовали прежде всего легального профсоюза. Как у рабочих. И далее по списку — официально и однозначно утвердить наследственные права на земельные участки, гарантировать равноправие селян с горожанами и единоличников с госхозниками, строить больше костёлов, учредить в Войске Польском институт военных священников. Крестьянин — основа мобилизационного ресурса, и быть на тяжёлой службе под дланью Господа для него очень важно. И прекратить спаивание деревни — Герек, следуя примеру Брежнева, решал финансовые вопросы «пьяной казной».

И тут произошло очень показательное. Документы на частную земельную собственность коммунисты утвердили сходу. Похрен, что там Маркс теоретизировал про её уничтожение, если частник не трогает партком. С водкой уже возникли сложности, от казённых доходов отказываться не хотелось. Но формально согласились, что надо бы умериться. С костёлами — тоже, это опасные для партии сооружения. Но по капелланам и особенно по профсоюзу комми упёрлись намертво. Вот что действительно важно. А не теория прибавочной стоимости.

Соглашение правительственного агроведомства с крестьянскими активистами и их рабочими союзниками было подписано 20 февраля. Но главный вопрос — о «Сельской Солидарности» — так и не был решён. В очередной раз подтвердилось: права не дают, а берут.

Неукротимый Ян

Известно, что «Солидарность» была очень неоднородным движением. Диссиденты из КОС—КОР и Лех Валенса представляли самое умеренное крыло. Яцек Куронь, Адам Михник, Кароль Модзелевский вообще были социалистами и неомарксистами. За что пользовались особой ненавистью агитпропа. Второй был политиком осторожным, компромиссным, сильно ориентированным на польский епископат. Между тем высшее духовенство призывало проявлять ответственность, воздерживаться от резких движений.

Но Августовская волна вознесла тысячи новых людей. Абсолютно лишённых комплекса красноты. Ненавидящих не только администрацию режима, но и его идеологию, весь понятийный аппарат и самую ткань марксизма. Работающих на производстве, знающих изнанку жизни и привычных к грубой повседневности. Одним из них был быдгощский инженер Ян Рулевский, председатель профкома велосипедного завода. Инженер, кстати, талантливый, имеющий изобретательский патент. Изобретатель велосипеда, можно и так сказать.

Самого пролетарского происхождения — сын каменщика. Человек конкретного дела и технического склада. Поступил в Военно-техническую академию. Очень перспективный путь для того времени! Открывался путь блестящей карьеры. Но вот незадача: с принципиальностью Рулевского, его резким, упрямым и ершистым характером сочетался самый жёсткий неуёмный антикоммунизм. Быть подданным компартии несовместимо с человеческим достоинством.

Студент главного военного вуза ПНР агитировал за бойкот голосования в коммунистический сейм. Из академии за это, конечно, исключили. Отправили тянуть армейскую лямку. Тогда в 1966-м Рулевский попытался через Чехословакию бежать в ФРГ. На этом его и накрыли.

Как военнослужащий Ян был интернирован (в ПНР постоянно «интернировали» — сам язык пропитался смесью казармы с зоной). Суд впаял пятилетний срок. Повезло — освободился по амнистии 1969-го. Работал в родном Быдгоще сначала на металлургическом комбинате, потом на велозаводе. Производственником он был таким, что — при своей-то биографии! — возглавил заводской профком. Говорить с рабочими мог лишь тот, кого они слушают.

В Августе-1980 Ян Рулевский сразу поддержал восставшее Побережье. Профсоюз быдгощского велозавода солидаризировался гданьскими судостроителями. Заодно Рулевский ещё рассказал, что он думает о коммунистической партии, идеологии и государстве. 25 августа за ним пришли. Но за своего профорга поднялись рабочие. Обстановка за несколько дней стала такова, что партийные «шматяки» и головорезы-zomole решили не подставлять головы под велоцепи.

Осенью 1980-го Ян Рулевский возглавил Быдгощский профцентр «Солидарности». Советская печать посвящала ему отдельные статьи: «непримиримый экстремист-антисоветчик»!.. «в прошлом уголовный преступник»!.. «гибрид профбосса с неофашистом»!.. О Валенсе так не писали. Короче, боялись всерьёз. Ведь каждый, кто отвечал коммунистам силой на силу, становился «уголовником и фашистом». Это мы хорошо помним. Да и нынешняя РФ в этом плане от СССР не сильно отличается. «Назвали фашисты фашистами нас».

В руководящем круге профобъединения. Анджей Гвязда, Анджей Розплоховский, Мариан Юрчик, Северин Яворский, Гжегож Палька, Ян Рулевский... Их называли «фундаменталистами». И именно они в наибольшей степени выражали стремления рабочих масс «Солидарности».

«Их кредо было элементарным и прямолинейным: немедленно идти на штурм социалистического государства», — комментировали советские «полонисты». Примерно так. Потому что именно таким было кредо миллионов. С которым спорил Валенса. «Хочешь в подарок председателю Совета министров забастовки усмирить?» — спрашивал Ян. «Твою-то программу я знаю, — отвечал Лех. — Захватить Гданьск, Гдыню, Сопот... Я этого не позволю сделать. Нас тогда легко разгонят». Кто был прав? Победил Лех. Но победа Яна была бы другой.

Рулевский одним из первых обратил внимание на движение «Сельской Солидарности». В январе 1981-го он — городской инженер — провёл собрание крестьян из 19 воеводств. Но власти не торопились с решением.

8–9 марта крестьянские профактивисты провели конференцию в Познани. Аппарат ПОРП попытался противопоставить свой «Конгресс сельских округов». Тогда Рулевский собрал шестьсот активистов в Быдгоще. И предложил предупредительную забастовку протеста против торможения регистрации сельского профсоюза. Развязка приближалась с минуты на минуту.

Совет и бой

Забастовка, начатая 16 марта, носила тот же характер, что в феврале в Жешуве — захват помещения и блокирование изнутри. Для акции было выбрано знаковое административное здание воеводства. Региональная администрация распорядилась запретить доступ в помещения. Тогда Рулевский повысил ставки и увёл крестьян по соседству — в воеводский комитет ПОРП.

Быдгощское УВД разработало силовой план. Полковник местной СБ (польская госбезопасность, в отличие от советской, входила в систему МВД) Зенон Дрында отчитывался в Центр: ситуация реально грозная, глаза всей сельской округи устремлены Быдгощ, события могут выйти из-под контроля, забастовка села превратиться во всеобщую. А планы продовольственных поставок и без того выдерживались с трудом.

Разумеется, мысли оставить баранье упрямство не посещали коммозгов. Единственным выходом ПОРПовские шматяки считали «гашение» оппозиции. Особенно радикальной. Особенно — Рулевского. Коллеги Дрынды стращали Варшаву описанием «вооружённых бандитов», запершихся в партийно-административных кабинетах.

18 марта Рулевский решил принять участие в заседании воеводского Совета. Предполагалось поставить в повестку пункт о «Сельской Солидарности». Согласно предварительным договорённостям, этот вопрос должны были обсудить между двумя и тремя часами пополудни.

Были приглашены представители всех бастовавших предприятий Быдгощского воеводства. Избраны пятеро фермеров — донести до депутатов насущные проблемы села. Не те, что записаны в повестке дня от Минсельхоза с «рекордными надоями» и прочими шестилетними планами. А настоящие, живые — налоги, послабления, правовой статус фермерства, наконец, профсоюз на селе. Среди делегатов был избранный на совместном сходе фермер Михал Бартоще, отец Романа Бартоще координатора акций по всей Польше.

«Солидаристы» знали, с кем имеют дело. Но они получили гарантии безопасности от начальника местной милиции. Но это уже не имели значения — полковник быдгощского УВД Ян Вилох готовился к операции. Собирались основательно, как на войну. И неспроста: рядом проходили войсковые манёвры соцлагеря. В «самом весёлом бараке» этого лагеря скоро могло стать ещё веселее, нужно было управиться своими силами. Пока вести не дошли до Москвы.

Сессия Совета началась в 10 часов утра. Делегацию «Солидарности» и крестьянского актива возглавляли Ян Рулевский и Михал Бартоще. В 13:45 председатель Совета Эдуард Бергер в нарушение договорённостей объявил об исчерпании регламента и закрытии сессии. Рулевский, Бартоще и остальные делегаты отказались покидать здание, пока не будет обсуждён вопрос о «Сельской Солидарности».

Полковник Вилох переживал крах своих планов, понижение, увольненеи, исключение из партии, посадку в тюрьму... Всё это, должно быть, пронеслось перед глазами пана милиционера. И он решил действовать.

Определили приоритетную задачу: оппозиционная делегация в воеводском Совете. Две сидячие забастовки вместо одной? Покончить с главной! В 14.35 полковник принялся разрабатывать новую операцию. Назвали незатейливо: «Сессия». Взяли с собой пилы, оставшиеся от предыдущего плана (взламывать двери, которые якобы были «забаррикадированы бандитами»). Вдруг Рулевский решит перекрыть входы в помещение?

Обстановка начала наливаться кровью: в Быдгощ въехали фургоны ЗОМО, вызванные из Слупска и Познани. К прорыву внутрь изготовились 72 ЗОМОвца и 20 офицеры в штатском из Познани. Возле здания насчитывалось 79 быдгощских милиционеров и 12 слупских ЗОМОвцев с резиновыми дубинками и слезоточивым газом. Ещё 300 ЗОМОвцев из Познани довершали картину готовящегося погрома. В 15:00 замминистра внутренних дел Богуслав Стахура (известный организатор ścieżka zdrowia — «дорога здоровья»: два ряда ЗОМОвцев бьют дубинками прогоняемых сквозь строй) подписал новый план Вилоха, полученный по телексу. Варшава дала добро.

Рулевский и Бартоще составляли рабоче-крестьянское совместное заявление: требуем созыва чрезвычайной сессии Совета. К тому времени в зале, помимо оппозиционеров, оставались лишь четверо депутатов. Пятым был заместитель председателя Совета министров ПНР по сельскому хозяйству Станислав Мах.

Но вице-премьера не постеснялись. Около 19 часов заместитель воеводы (губернатора) и прокурор появились в зале, чтобы объявить о закрытии сессии. Командующий быдгощским ЗОМО майор Генрик Беднарек сообщил, что у собравшихся есть целых 15 минут, чтобы очистить помещение. Говорить такое Яну Рулевскому было бесполезно. Он ответил. Разговор продолжался 25 минут сверх отведённого срока. Милиция тем временем заполняла зал, оцепляя выходы. Делегация «Солидарности» вместе с крестьянами поднялась на задник, за перила и заняла оборонительные позиции в углу. В 20.06 Беднарек скомандовал на замес.

С двух сторон на возвышение президиума попёрли серые плащи и штатские костюмы. Рулевский, Бартоще и их товарищи ответили гимном «Солидарности». Их начали вязать, стягивать по ступенькам, волочить к выходу. Профлидера Антона Токарчука едва не раздавила ментовская толпа. Яна Рулевского стали избивать, свалили наземь, били об пол. 67-летнего Бартоще вели под руки двое в штатском, внезапно подбежал третий и ударил старика (бил, похоже, кастетом, пока двое держали). Потом бросили на пол и перешагнули. Окровавленного Мариуша Лабентовича отпихнули ногами к стене Грохот, треск, всеобщая ругань взаимных пожеланий...

Рулевский, Бартоще, Лабентович попали в больницу с сотрясением мозга. Бартоще, кроме всего прочего сломали челюсть. Сессия закончилась.

Страх шматяков

Через день, 21 марта, весь Быдгощ встал на два часа — с 11 до 13. Бастовали 85% всех работников всех предприятий и служб города и воеводства. Таков был ответ не только на партийное озверение, но и на партийную ложь. Днём раньше правительственные газеты «проинформировали», будто Рулевский кого-то задавил в ДТП. В местной газете этот материал, правда, вырезали — так было безопаснее для редакции. Но неаккуратно — заголовок сохранился.

О случившемся уже знала вся Польша. Почти каждый поляк (за вычетом аппарата ПОРП, госадминистрации и МВД) воспринял избиение в Быдгоще как личное оскорбление. Партийные холуи мудро заплескали пожар бензином. Равно как и присланная из Варшавы «комиссия по расследованию».

23 марта Всепольская комиссия «Солидарности» экстренно собралась в Быдгоще. К тому времени ЗОМО в городе и след простыл. Милиционеры были деморализованы, ожидая начала конца. Если бы Рулевский не находился в больнице, он бы эти ожидания, наверное, оправдал. Но пока было принято решение о бессрочной всеобщей забастовке. До выяснения всех обстоятельств событий 19 марта и наказания виновных.

Но снова сказались расхождения лидеров «Солидарности». Как всегда, Валенса начал маневрировать. Вместо бессрочной всеобщей он предложил четырёхчасовую предупредительную. Это вызвало взрыв возмущения: в который раз Лех выручает ненавистных шматяков! Только пригрозив выходом из профсоюза, Валенса настоял на своём.

Но умеренную позицию занял и предстоятель Польши Стефан Вышинский. Встретившись с Валенсой и Ярузельским, он требовал компромисса. Таковым стало тактически удачное, но по-человечески нелицеприятное заявление Валенсы- дескать правительство генерала Ярузельского подставили некие «провокаторы». Сводки агентуры МВД, будто бы подтверждают это. Однако сами эти сводки — плод позднего милицейского творчества и как источник не слишком ценны.

Всепольская комиссия «Солидарности» сформулировала список требований к правительству: наказание виновных в избиении 19 марта; легализация «Сельской Солидарности»; гарантия безопасности для членов «Солидарности»; закрытие всех уголовных дел политического характера, возбуждённых с 1976-го по 1980-й; отмена правительственной директивы об урезании зарплаты участникам забастовок.

Партийные функционеры забегали, как тараканы под тапком. Вице-премьер Мечислав Раковский (именно он на последнем съезде ПОРП в январе 1990-го произнесёт историческое: «Вынести знамя»), 25 марта гарантировал Валенсе легализацию «Сельской Солидарности». О Быдгощском инциденте сообщили по телевидению — причём впервые в истории восточноевропейского ТВ выступал представитель оппозиции. Но о наказании костоломов и их партийных начальников правительство не заводило и речи.

Отказался Раковский и закрывать уголовные дела, и восстанавливать зарплаты. Время разговоров, как бы ни хотелось Валенсе, безвозвратно уходило. Напоследок председатель Щецинского профцентра Мариан Юрчик бросил Раковскому знаменитую фразу — объявление войны: «Если ваша жена раз за разом обманывает вас, вы будете ей доверять? Вот и мы вам больше не доверяем». Кстати, Юрчика обычно упоминали через запятую с Рулевским. «Этих зверей следует держать в клетках, — говорил о коммунистах пожарный со Щецинской судоверфи. — Надо бы поставить пару виселиц».

Весна миллионов

С бессрочной забастовки Валенса сумел съехать. Но всепольская предупредительная состоялась.

Она стала одной из крупнейших в истории рабочего движения. 27 марта 1981 года в 8:00 прервали работу 13 миллионов человек. Продолжали работать только медучреждения и цеха непрерывного производства. Даже государственное телевидение на четыре часа вывесило знак Solidarność — strajk. «Спокойствие, порядок и достоинство» — комментировали иностранные корреспонденты. «Самая впечатляющая мобилизация демократических масс современной Европы против своих правителей», — резюмировал британский историк-антифашист Тимоти Гартон-Эш.

За порядком следили рабочие патрули. Нигде ни одного эксцесса. Фактически на 240 минут в стране сменилась власть. Из комитетов ПОРП, управлений ВД и СБ она переместилась за проходные крупнейших заводов, шахт и верфей. «Солидарность», её руководящий орган, местные профцентры и забасткомы показали способность управлять грандиозным общенациональным движением и организовывать общенациональное жизнеобеспечение. Причём несравнимо эффективнее ПОРП. Поскольку несравнима была степень доверия.

И вот что ещё важно. Экономических требований забастовка не выдвигала. О деньгах речь шла только в аспекте возврата забастовщиком украденных государством зарплат, но и это было политикой. Солидарность и достоинство — вся суть забастовки. То и другое в злотых не измерялось.

Предупредительная забастовка показала, какой может стать бессрочная. И первые дни она ещё ожидалось, назначенная на 31 марта. Поверни Польша по этому пути — иначе могли пойти все мировые события. Весной 1981-го «Солидарность» была на таком подъёме, что польские коммунисты вряд ли решились бы на подавление без стопудовых московских гарантий. А увязший в Афганистане СССР вряд ли был на это способен, да ещё перед лицом Рейгана. Авантюра с полномасштабной войной в Европе представлялась маловероятной. Брежневское политбюро отличалось от путинского (хотя бы тем, что маразм и идиотизм — разные вещи). А как видим, границы и путинское знает.

Прорыв Польши без сомнения давал старт Весне Народов на восемь с половиной лет раньше. Раньше началась бы и советская перестройка, и шла бы она иначе. Но чего теперь об этом? Мало ли разных «бы»...

Тем более, что контрфактическая история вариативна. Скажем, Ярузельский и Каня, наверное, остановились бы над пропастью. А вот Мочар и Стахура со своими «бетонными» шматяками и головорезами вполне могли прыгнуть. Утаскивая за собой страну и мир.

Этим и не хотел рисковать Валенса. От этого и предостерегал Вышинский. Поэтому в 27 марта в 12:00 «Солидарность» отдала власть, уже фактически полученную от всенародного доверия. А 30-го правительство признало факт быдгощского избиения. Под этим предлогом всеобщая бессрочная забастовка была отменена по инициативе Валенсы. Несмотря на трудноописуемый гнев Рулевского, Юрчика, Гвязды, Яворского и ещё миллионов людей.

Случилось то, что случилось, сделано так, как сделано. Ждать свободы пришлось ещё без малого десять лет. Лишь бы не было войны... Которая всё равно была, пусть и не самая кровопролитная. В 1981–1989 годах от рук коммунистических силовиков погибли больше ста поляков.

В любом случае 27 марта власти получили жёсткий нокдаун. Помимо прочего, был ещё один ужасающий для них фактор. На тот момент в «Солидарности» состояли 9–10 миллионов человек. Бастовали, по разным подсчётам, от 12 до 14 миллионов. То есть минимум на треть больше.

Получалось, из-под коммунистического контроля выходили даже члены ПОРП. Которых и так миллион — каждый третий — состоял в «Солидарности». Значит, и те поляки, что ещё не оформили членства в профсоюзе (обычно госслужащие и кустари) откликаются на его призыв. Кем же тогда ПОРП ещё управляет?!

17 апреля власти уступили следующий рубеж. В том же Быдгоще правительственная комиссия заключила соглашение с «Солидарностью» и инициативной группой «Сельской Солидарности». Законопроект о регистрации независимого профсоюза крестьян-единоличников вносился в Сейм. Под документом стояли подписи Рулевского и Бартоще. 12 мая «Сельская Солидарность» получила путёвку в жизнь.

После военного переворота 13 декабря её, конечно, запретили, как и старшую «Солидарность». Но уничтожить что ту, что другую было уже невозможно. Иоанн Павел II высказывался за возрождение независимого крестьянского профсоюза в мрачные годы реакции польско-ярузельской войны и шматяковой реакции. И весной 1989-го он воспрял к жизни. В современной Польше независимый профсоюз индивидуальных сельскохозяйственных производителей достойно представляет польское католическое крестьянство.

Вывод судьбы

Ян Рулевский в декабре 1981-го был, конечно, снова интернирован. Долгое время провёл в заключении. Работал в Быдгоще таксистом. Весной 1988-го снова поднимал рабочих на протесты — теперь приведшие к победе. Но и в новой Польше он не принял конъюнктурного примирительства Валенсы, не участвовал в переговорах ПОРП.

В либеральном движении Рулевский занимает особое место. Он не бывал членом правительства, но четверть века остаётся одним из самых влиятельных парламентариев. С 2007 года представляет в Сенате праволиберальную Гражданскую платформу. Занимается в основном социальной и трудовой проблематикой. Верен традициям «Солидарности», поддерживает забастовочное движение. Регулярно конфликтует с правительством, даже когда оно формируется его партией. Справедливость и солидарность выше партийной установки.

Другое дело пана сенатора — правозащита. Три года назад за помощью к нему явились ветераны госбезопасности ПНР. Жаловались, что из них делают козлов. В смысле, отпущения. Пришлось сенатору показать им порог — у вас своя партия есть, туда несите ваши неприятности. В 71 год Ян жизнерадостен, открыт, но по-прежнему не терпит «компромиссного» двоедушия. Как и его жена-соратница Катажина. Отбивавшая полицейское нашествие на дом Рулевских, предпринятое под надуманным предлогом «нарушения правил агитации». Пани Катажина известна и как бизнесвумен, занимается реализацией оргтехники.

Фермер Михал Бартоще был активным участником «Сельской Солидарности». При Ярузельском он вместе с сыновьями Петром и Романом издавал подпольный журнал «Питая и защищая». В ноябре 1986-го был соучредителем подпольного Совета фермерского движения. После освобождения Польши — членом Высшего совета Независимого народного движения «Солидарность». Его не стало в 2001-м, на 88-м году жизни.

Мариуш Лабентович 13 декабря 1981 участвовал в люблинской забастовке. Во время массовых арестов сумел скрыться и до 1983-го был активистом быдгощского подполья. Потом его всё же повязали за организацию антикоммунистического Первомая. В том же месяце Мариуш бежал от конвоя. Прокурор передал ему через общих знакомых, что скоро грядёт амнистия, и Лабентович, дабы не портить тому жизнь, вернулся в тюрьму. 24 июля 1983, как и было обещано, освободился по амнистии. Эмигрировал в Канаду, организовывал отправку оргтехники польскому подполью. Близость к фермерской тематике не оставляла его: Лабентович устроился сначала зоотехником на ферме Университета Британской Колумбии, а затем в компанию по производству комбикорма в Альберте. Сейчас ему 60 лет.

А вот Ян Кулай не справился с испытаниями. В 1982-м его сумели обработать, получили публичное раскаяние и даже ввели в «общественную палату» при Ярузельском. Страна отвернулась от парня. Уединившегося у себя на ферме, его почти забыли. Разве что для некоторых участников жешувских протестов Кулай оставался «нашей юности полёт». Потом он занялся сельхозбизнесом. В 2009-м попался на взятке — обещал девелоперам протолкнуть бизнес-проект через старые связи. При всём том любит порассуждать о крестьянской морали. «Духовные скрепы» — они такие.

Генерал Стахура курировал СБ и готовил резню «Солидарности». В 1983-м Ярузельский снял его с поста в МВД («за зверства из гестапо выгнал») и отправил послом к Чаушеску. Через пять лет пришлось Стахуре уйти на пенсию. В новой Польше попал под суд, но соскочил по состоянию здоровья (когда «дороги здоровья» устраивал, что-то на своё не жаловался). Дожил до 81 года, умер в 2008-м, окружённый позором и презрением.

Станислав Мах уже осенью 1981-го был убран из правительства и выведен из политики. Некоторое время потолкался в «общественных организациях», потом задвинули и оттуда. Сейчас ему 77 лет, он мирно пребывает на пенсии.

Совсем недавно, 26 января 2016 года, умер в Быдгоще 78-летний Генрик Беднарек. Хоронили его по католическому обряду. Вспоминать старое покойному руководителю местной организации милицейских ветеранов никто не стал.

Вообще, многое в Быдгощском марте не прояснилось по сей день. Была ли это «провокация партийного бетона и гэбухи» против Ярузельского и Валенсы? Или — что гораздо точнее — проба сил со стороны ПОРП? Проигранная властями и вынудившая через девять месяцев пустить в ход не кулаки, а танки. Чтобы всё равно проиграть.

Выяснять этого не стали. Опять же, спасибо Валенсе, договорившемуся с генералом Кищаком не ворошить прошлого.

Но одно вполне прозрачно. И напрашивается сопоставление. Московская полицейская провокация 6 мая 2012 года слила российский протест и деморализовала оппозицию. Быдгощская провокация 19 марта 1981 года вызвала многомиллионный отпор и перепугала власти. Почему такая разность потенциалов? Потому, наверное, что на Болотную выходил слишком уж «креативный класс». Польская борьба была яснее: за свободу, нацию, веру. Поэтому люди в эту борьбу шли иные. Менее изысканные, более твёрдые.

Выводы не только очевидны, но и неизбежны. Так что и у нас всё впереди.