Орбан. Его зовут «раскольник Европы»

«Виктатор», венгерский Муссолини, европейский Чавес... — это далеко не полный перечень эпитетов, которыми мировые СМИ одарили Виктора Орбана. Один из самых юных политиков Европы, в первый раз возглавивший правительство Венгрии (1998-2002) в 35 лет, он уже почти четверть века нервирует ее своим эксцентричными выходками и перепадами в идеологических настроениях. Наряду с братьями Качиньскими, он стал острой занозой для Брюсселя, с которой там пока не решили, что делать: выдирать или терпеть. Одновременно он источник надежд и злорадства для тех, кто мечтает взорвать ЕС изнутри.

Каков он на самом деле? Попробуем с этим разобраться.

Имидж

Орбан в политике — со студенческой семьи. Соучредителем Альянса молодых демократов (по венгерской аббревиатуре — ФИДЕС), которым верховодит до сих пор, стал почти сразу же по окончанию вуза. При этом по жизни он совмещает в себе два противоречивых начала — консерватора и низвергателя устоев. В первой ипостаси — правоверный католик, покровитель костела, семьянин с пятью детьми. Должно быть, в ней отразились отзвуки детства, большая часть которого связана с деревней. В то же время он — разрушитель памятников Ленину с заменой их на Хорти и неформал, способный ради любимого хобби — игры в футбол — даже перенести заседание правительства. И тут уже влияние атмосферы Будапештского университета, в которой «юный Вертер» оказался в самый разгар венгерской «перестройки».

При этом, как политик, Орбан совершил массу сложных траекторий. На социально-экономическом поприще — от крайнего либерализма в первое премьерство к таким мерам государственного регулирования во втором (с 2010), как национализация пенсионных фондов, подчинение правительству центробанка, снижение цен на коммунальные услуги и т.п. В сфере политики — от ярого апологета евроинтеграции, приведшего в 1998 году Венгрию в НАТО, до репутации главного «раскольника» ЕС. От непримиримого антикоммуниста и антисоветчика, первым потребовавшего на митинге в Будапеште летом 1989-го вывести советские войска из Венгрии, до нынешнего «флирта» с Путиным и агитатора за смягчение санкций к России. От демократа, «птенца Сороса», на грант которого стажировался в Оксфорде, до попыток накинуть узду на СМИ и вернуть смертную казнь во втором премьерстве.

Фиксация подобного рода противоречий снискала ему репутацию персоны мечущейся и непоследовательной, импульсивной и эксцентричной. Этакого «возмутителя спокойствия», забияки по натуре.

Но так ли уж противоречив наш герой? И нет ли за всем эти броуновским движением единого стержня? Мне кажется — есть.

Венгерский мир

Полагаю, что кредо Орбана воплощено в новой Конституции, которой ознаменовано его второе восшествие во власть в 2010 году. Для Европы ее явление было подобно монстру, змее гремучей.

От документа этого дыхнуло ну просто-таки средевековьем. Во-первых, из названия страны был убран статус республики, осталось только «Венгрия». Что бы это могло означать? На сей счет можно строить версии. Но складывается впечатление, что такая лаконичность неспроста. Она воплощает образ крыши, под которой можно собрать всех венгров, рассеянных по миру. Чего стоит такой, например, пассаж — «Венгрия, руководствуясь идеей единства венгерской нации, несет ответственность за судьбу живущих за ее пределами венгров». Примечательно, что в своей речи в парламенте от 28 февраля Орбан искомый проект назвал по известной аналогии «Венгерским миром»

Под эту сурдинку, кстати, учрежден 4 июля День национального единства, который должен напоминать венграм о Трианонском договоре 1920. Для венгерских империалистов это одновременно и день плача, поскольку тогда страна лишилась 2/3 своих территорий, которые частично были восстановлены Венскими арбитражами 1938-40 годов, но затем вновь аннулированны в 1947 году. Ради того, чтобы подлить топлива в реваншистскую тоску по ним, в Основной закон вошла статья, узаконившая двойное гражданство, которую тут же дополнил закон, облегчающий его обретение. Опираясь на них, венгерские власти повторили российский опыт с Абхазией и Южной Осетией и начали раздавать в Румынии, Словакии и в Закарпатской Украине венгерские паспорта. Правда, после того, как шокированные этим Бухарест и Братислава пожаловались в ЕС, и Брюссель окрикнул, прекратили. Но, как говорится, лиха беда начало. Да к тому времени и успели немало: по некоторым оценкам только в Закарпатье их было роздано не менее 200 тыс.

Во-вторых, в новой Конституции резко поднята роль Костела. Именно «Бог и христианство» объявлены, если пользоваться терминологией Володина-Путина, главными «скрепами» венгров. В духе сурового католицизма в тексте есть формулировки, которые легко можно трактовать как запрет абортов («право жить с момента зачатия») и карт-бланш на дискриминацию ЛГБТ и нехристиан.

В этих двух посылах — реваншистском и консервативном, в сущности, и позиционирует себя Орбан как идейный политик. Противоречит ли это кредо его хаосу в методах хозяйствования и симпатиях и антипатиях во внешней политике — это уже вопрос второго плана. Потому как все остальное — лишь приложение, диктуемое занимаемым креслом, характером и прагматизмом. «Виктор Орбан всегда был оппортунистом. Он способен развернуться на 180 градусов за короткое время, если это в его интересах», — характеризует его эксперт Института внешней политики в Будапеште Андраш Деак.

В этом он поразительно похож на российского монарха, который поднял себя на царский трон именно благодаря скрещиванию фетиша «российского мира» с культом православия и иммунитетом к резким движениям и переменам вообще, названным «стабильностью». Что касается внешних форм и пристрастий, то ведь и Путин не был монументом — менял маски до неузнаваемости. Но это же не означает, будто в нем нет стержня, базовой основы, чутко осознанной как «брожение умов» паствы. Как ее подспудное желание. Просто Орбан/Путин «демократ» или «диктатор», «либерал» или «консерватор», «популист» или «капиталист» — это все игра лиц политика, не склонного или не способного к стратегии, но виртуозного в тактике.

Такие параллели дают резон многим наблюдателям для вывода об уже сформировавшемся или грядущем альянсе этих двух политиков. Только вряд ли стоит спешить с такого рода обобщениями.

Близнецы-антиподы

Пищу для них подбросили участившиеся визиты Орбана и Путина (Орбан−2010, Орбан−2013, Путин−2015, Орбан−2016). У последнего обмена даже дата одинаковая — 17 февраля. Они обильно комментировались и в Брюсселе, и в Вашингтоне, и в Москве, не говоря уже о СМИ. Особенно последний, накануне и во время которого Орбан делал заявления с намеками, что во время голосования за продление антироссийских санкций будет «против». Соответственно обсуждается «цена вопроса»: принятое еще в 2013 году решение об участии России в строительстве новых блоков на венгерской АЭС в Пакше, финансируемое на российские же кредиты, подписание нового соглашения о транзите газа, 250-миллионный контракт на поставки вагонов для будапештского метрополитена и др. Рефреном проходила тема и о льготных ценах на газ для Венгрии.

О том, как мотивирует свое поведение сам Орбан, свидетельствует, в частности, его интервью, данное журналу Politico накануне приема Путина в Будапеште. На вопрос журналиста Мэтью Камински, не испытывает ли он «дискомфорта» от своих противоречивых посланий в адрес России, Орбан ответил в пересказе примерно так. Неудобства — это часть работы политика, в которой не должно быть ничего личного, только интересы нации. А ситуация такова, что без русских как следует позаботиться о будущем венгров невозможно. При этом назвал и две выгоды, которые из этого извлекаются: энергетическая безопасность и безопасность вообще, напомнив, что граница России с НАТО проходит по рубежу Венгрии.

«Мы сотрудничаем с русскими, но не хотелось бы зависеть от них... Я пытаюсь проводить политику, основанную на здравом смысле, на реальности», — резюмирует он. Примечательно, что и своего партнера он характеризует, как этакую бесстрастную функцию, для которой личные дела вообще никакой роли не играют.

Спорное, ох — весьма спорное утверждение в отношение такой персоны, как Путин!

Представление о логике Орбана дает его парламентская речь «О положении страны», зачитанная 28 февраля с.г., в которой он определил основные координаты ее внешней и внутренней политики. А они — это извечный треугольник между Германией, Россией и Турцией. Именно в нем издавна пересекались и сталкивались основные интересы Венгрии.

«Венгрия может быть независимой, только если эти три силы не являются нашими врагами. Точнее, если все три так или иначе заинтересованы в независимости Венгрии», — считает он. А чтобы это обеспечить, она должна избегать быть втянутой в какую-либо компанию против этих стран.

Все это не мешает Орбану и сегодня достаточно часто демонстрировать отсутствие теплых чувств к России. Он был главным противником «Южного потока» и заблокировал намерения «Газпрома» прикупить акции нефтегазавого концерна MOL. Он однозначно осудил Крымнаш. И вообще нынешние игры двух политиков-близнецов весьма напоминают любовь двух удавов, которые уважают друг друга и одновременно соперничают. А потому при случае предпочли бы удавить один другого.

Так что, если уж Путину делать ставки в Венгрии, то не на Орбана, а на политиков вроде Габора Вона, лидера праворадикальной партии «Йоббик» (Движение за лучшую Венгрию), который в 2013 отметился и был обласкан в Москве. Этот вовсю расхваливает Путина и Россию за порядок и дисциплину(?), и как территорию, «свободную от либерализма» и переполненную «национальной гордостью» с вызовами к США. Именно Вон агитирует за выход из ЕС и вступление в Евразийский Союз. А Россию объявляет «надеждой Европы».

«Раскольник»

«Мигранты вышибают дверь в Европу, и их осколки сыплются на нас». «Захватчикам нельзя давать убежище». «Они нас сметают»... Вот словесный ряд, которым Орбан характеризует миграционное нашествие. Но вряд ли стоит демонизировать его образ в контексте этой темы. Во-первых, потому что он отнюдь не одинок и даже — не закоперщик в ней. Одним из первых сомнение насчет права ЕС решать, кому и сколько принимать беженцев, выразил Франсуа Оланд. А список стран, в этом с ним солидарных, отнюдь не ограничивается Центральной и Восточной Европой. Например, не менее зло, чем Венгрия или Польша, противятся этому, помимо Франции, Австрия и Финляндия.

Во-вторых, это не демагогия, используемая для того, чтобы оправдать элементарную установку по защите «национальной чистоты», свойственная обычно малым странам — вроде балтийских. Венгры в силу своего географического положения оказались одним из форпостов Европы, которому пришлось сдерживать напор с Востока подобно тому, как Древняя Русь приняла на себя татаро-монголов. В 2015 уже к сентябрю только по статистике задержанных ее границу пересекли не менее 60 тыс. человек. СМИ запестрели снимками, иллюстрирующими, в какие свалки превратились парки и площади Будапешта, не говоря уже о приграничных городках.

Вот почему Орбан приказал строить на южных границах стену с колючей проволокой, разрешил применение против мигрантов армии с использованием резиновых пуль и слезоточивого газа и принял закон, позволяющий отправлять незваных гостей за тюремную решетку. И, наконец, в феврале с.г. объявил, что вопрос о том, стоит ли выполнять европейскую квоту, будет решаться на референдуме.

При всем этом, вряд ли «раскольник» Орбан сильно отличается в своей критике бюрократического централизма Брюсселя от других новичков ЕС. Просто для него Европа состоит из двух «партий» — «федералистов», стремящихся создать Соединенные штаты Европы, и «националистов», раками пятящихся от всякой новой попытки урезать суверенитет ее членов. Этакое единство и борьба противоположностей! Не скрывая своей неприязни к США и глобальным структурам типа МВФ и резко критикуя Брюссель, он ни разу не позволил себе даже намеком шантажировать его возможностью развода с ЕС или НАТО.

В общем, это тот парень, про каких американцы говорят: «Сукин сын, но — наш сукин сын».

Некоторые резюме

В том, что Орбан — подарок для Путина, сомневаться не приходится. По меньшей мере, по двум причинам. Первая: венгерский лидер покушается на незыблемость послевоенных границ. Это особенно важно еще и потому, что заявку на этот вызов он сделал раньше Путина — еще в 90-х. Получается, что российский монарх лишь присоединившийся. Правда уже не в риторике, а по факту экспансии. И вторая: Орбан предложил модель имперского реванша через национальные диаспоры в чужих землях, которая также в силу своей зеркальной схожести («русский мир» и «венгерский мир») опять лишает Путина статуса одиночки. Более того, темперамент единомышленника сглаживает впечатление от кремлевских проделок. И одновременно, в представлении Кремля, забивает осиновый кол в «труп» Европы.

Не думаю, что при этом Путин строит иллюзии по поводу не то чтобы дружбы, но даже — союза со своим партнером. Как в свое время Сталин насчет Гитлера. Но использовать ситуацию тактически оба политика готовы с максимальной отдачей для себя. И они это делают.

Именно в таких рамках, мне кажется, и стоит рассматривать этот диалог. И на самом деле нет никакого противоречия между Орбаном — низвергателем оков Советской империи, и сегодняшним — «сочувствующим» ее реваншу. И венгерский, и российский официоз сами расшифровывают единственный критерий целесообразности того или иного образа — национальные интересы. А они, то есть — их интерпретация — меняются. Были «развитой социализм» и Варшавский пакт — и был интерес «сбросить оковы». Сбросили, и требуются дешевые кредиты и газ — и появился интерес подмахнуть Москве. Есть интерес черпать из брюссельской казны и быть за щитом НАТО — и Орбан за евроинтеграцию. Но за все это надо платить частью суверенитета и подчиняться общим правилам и командам из «брюссельского ЦК» — и он «лезет в бутылку». Потому, что и в том, и в этом — национальный интерес.

Не потому ли столь различны интерпретации этой фигуры — от обличительных до уважительных. А сам он хоть и сильно раздражает Брюссель, но терпится. Просто Орбан — это примета, актуальный феномен, яркий представитель типичного, отражающего реальную сложность европейской конструкции. В том числе — и во внутренних разборках, и в покушениях на Незыблемое! Когда Старая Европа решила расшириться, потянувшись на Восток, вряд ли она предвидела, что посткоммунистические «заморыши» поведут себя столь дерзко и станут диктовать свои желания. Что буквально с первых шагов там появятся свои междусобойчики типа «Балтийской Ассамблеи» или «Вышеградской четверки» и возродятся имперские грезы вроде Междуморья и Великой Венгрии. И что новички очень скоро с последних парт захотят пересесть на первые, потребуют равенства во всем — и даже больше. Но это случилось, и старожилам приходится мириться с реальностью и искать формулы компромиссов.

Орбан — один из таких гвоздей, выползших из стула. Весь вопрос лишь в том, насколько он будет остр и где границы терпения неудобства.