Превратить время в пространство
В чем актуален Рене Генон?
Предвыборная гонка резко сменилась статичной послевыборной рефлексией — причем многие ждали какого-то иного результата...
Смена циклов в метафизике описывается именно так. А метафизические законы проявляются на самых разных уровнях бытия.
В 1990-е годы некоторые из нас изучали Рене Генона, отбиваясь от наездов профанов — мол, зачем вам этот маргинальный эзотерик? Какое отношение он имеет к нашей стремительной и непредсказуемой эпохе? Но, как оказалось, лучше всего понять нынешнюю российскую ситуацию могут лишь те, кто ознакомился с его взглядами.
Я не говорю про всех «традиционалистов» тех лет. Большинство из них оказались унылыми начетчиками и догматиками, воспринявшими Традицию как некую архаику. У них это была репликация советского марксизма — только с Геноном вместо Маркса. Хотя сам Генон вовсе не называл себя «традиционалистом» и даже это слово постоянно писал в кавычках.
Меня в его доктрине наиболее заинтересовало описание финальных стадий исторического цикла. С точки зрения Генона (а точнее, тех традиций, на которые он ссылается), конец цикла неким кривозеркальным образом подобен его началу. Антихрист не отрицает Христа, но подражает ему.
Последние времена цикла — это, по определению Генона, царство «великой пародии». Это не какой-то «развал и хаос», с которым борются архаичные «традиционалисты», но ровно наоборот — формальная реставрация «традиционного порядка».
Развивая эту тему в своей книге «ИNверсия», я еще в 1997 году писал, что Россию ждет финальный эксперимент «Возрождение», когда будет интенсивно реставрироваться все то, что считается «традиционным» — православие, монархизм и т.п. В конечном итоге, нас ждет абсолютно реакционное «общество спектакля».
Друзья, которым я тогда зачитывал эти главы, говорили: ну ты фантазёр! Это абсолютно невозможно! Мир движется ко всеобщей либеральной глобализации. Да, Путина тогда еще никто не знал. Сбывшаяся антиутопия «День опричника» еще тоже не была написана...
Тем не менее, ситуация последних лет доказала абсолютную правоту этого пророчества. Вплоть до буквализма. В книге «Царство количества и знаки времени» Генон предрекал возникновение
организации, которая будет как бы копией, а тем самым и подделкой, такой традиционной идеи, как «священная империя», организации, которая станет выражением «контр-традиции» в социальном порядке.
Сопоставьте это со строкой бывшего большевицкого гимна, в котором теперь поется о «священной нашей державе».
Имперско-реставрационистская идея оказалась чрезвычайно аттрактивной. Множество космополитичных «демократов» начала 1990-х сегодня стали яростными проповедниками «российского патриотизма» и сопутствующих ему настроений.
Уже никого не удивляет истерический морализм бывших комсомольцев, обернувшихся православными фанатиками, их агрессивные нападки на «кощунственные» и «аморальные» выставки, спектакли, фильмы, книги... Хотя, кстати, Генон, как и до него Ницше, замечали, что критерием вырождения религии как раз и является сведение ее к морализму.
Имперско-религиозная реставрация абсорбирует самые разные идеологии — это своего рода тоталитарный постмодерн. В эту гравитацию попадают даже явления, которые, казалось бы, совсем из иных миров. Мария Энгстрем точно заметила:
Энергия и романтическая революционность Перестройки, одним из героических символов которой был Виктор Цой и группа Кино, сегодня реконтекстуализируются и становятся частью консервативного культа Победы.
Выход из этого тренда возможен лишь на основе альтернативных метафизических технологий. Время, стремящееся к застыванию во всеобъемлющей «священной империи», надо трансформировать в пространство множества территориальных проектов — креативных и либертарианских. Такова метафизика регионализма.
Иными словами, надо напрочь перестать загружаться всякими «общероссийскими» иллюзиями, но развивать регионалистскую сеть новой, глокальной цивилизации. И тогда произойдет «переворачивание полюсов», характерное для смены исторических циклов. Империя осыплется как ветхая скорлупа, а региональные археофутуристические семена прорастут культурами новой эпохи.
В 2000 году, едва став президентом, Владимир Путин весьма откровенно и, видимо, искренне ответил на вопрос Ларри Кинга о своей религиозности:
— Вы верите в высшие силы?
— Я верю в человека. Я верю в его добрые помыслы. Я верю, что все мы пришли для того, чтобы творить добро. И если мы будем это делать все вместе, то нас ждет успех. И в отношениях между государствами. А самое главное, чего мы добьемся таким образом, — мы добьемся комфорта.
Впоследствии, однако, его представление о «комфорте» существенно эволюционировало. Многолетнее пребывание в Кремле — как символической сердцевине империи — сделало его мировоззрение мессианским. Он, похоже, так и понимает свою историческую роль — как прокладчика «пути» для России. Но в таком случае пророчество его до недавних пор главного политтехнолога: «Нет Путина — нет России» — это не просто фигура речи, но констатация будущего факта.
