Эмиграция: консервативная или революционная?
В своем выступлении на втором Форуме свободной России в Вильнюсе социолог Игорь Эйдман, ныне проживающий в Германии, провел интересную историческую параллель:
Существовало две известные политические эмиграции — это, безусловно, эмиграция конца XIX века — начала ХХ века и белогвардейская эмиграция послереволюционная. Одна из них была успешная, рационально успешная, то есть они хотели свергнуть царя и действительно они подготовили Россию к февральской революции. Она была стихийная, тем не менее, Россия была готова к свержению царя во многом благодаря усилиям революционной эмиграции.
А вторая, белогвардейская была не функциональна, они собирались, устраивали съезды монархические, социалистические, какие угодно, а выхода никакого не было.
Эти размышления выглядят весьма актуально — учитывая и приближающееся 100-летие Февраля, и нео-царистский режим в нынешней России.
Но дальнейшее проведение параллели выглядит парадоксом. Дело в том, что подавляющее большинство современной российской эмиграции скорее напоминают именно послереволюционную, «белогвардейскую», чем ту, которая подготовила Февраль.
Послереволюционная эмиграция была консервативной, даже если принадлежала к разным частям политического спектра. Правые тоскливо пели про «поручика Голицына» (хотя эта песня была написана гораздо позже, но она довольно точно передала дух белоэмигрантских салонов, воспевающих прошлое). Левые эмигранты 1920-30-х гг. (меньшевики) тоже были консерваторами — они обвиняли большевиков в отходе от «истинного марксизма».
Сегодняшние эмигранты, бежавшие от путинского режима, чаще всего упрекают его в отходе от «конституционных норм». Но при этом не замечают, что сам Путин как раз и вырос из Конституции-1993, предоставлявшей российскому президенту гораздо больше полномочий, чем обладает американский.
Однако самые видные эмигранты в поисках постпутинского будущего неожиданно оказываются еще более глубокими консерваторами и ищут его в далеком прошлом. Например, в статье «Неизбежность исторического выбора» Гарри Каспаров утверждает:
Единственным способом выхода из этого правового вакуума может стать созыв Учредительного собрания, призванного осуществить своего рода „перезагрузку“ государства, разорвав правовую и историческую преемственность с Советским Союзом и провозгласив создание новой России — наследницы России исторической, уничтоженной большевиками в 1917–1920 годах.
Этот тезис уже совершенно буквально напоминает идеи «белогвардейской» эмиграции 1920-30-х гг., которые тоже сводились к возрождению «исторической России». Кстати, какую «историческую Россию» имеет в виду Гарри Кимович? Может быть, эпоху Ивана Грозного? Так памятники ему легко ставятся и при Путине...
Другой известный оппозиционный эмигрант, Михаил Ходорковский, недавно удивил даже больше. На съезде движения «Открытая Россия», лидером которого он является, был принят документ под названием «От умирающей империи к национальному государству». В нем «русское национальное государство» объявляется следствием «победы в великой отечественной войне». То есть — оно никак не противоречит нынешнему неосоветскому победобесию с «георгиевскими ленточками». Но вновь непонятно — в чем здесь оппозиция Путину, при котором это победобесие накачивается год от года?
Очевидно, что с таким мировоззрением нынешних эмигрантов их очень трудно сопоставить с революционной эмиграцией вековой давности, которая мыслила именно о будущем, а не стремилась вернуться в какое-то прошлое.
Революционная эмиграция отличается наличием прогрессивного мировоззренческого проекта, альтернативного официозу, принятому на родине. В начале ХХ века таким проектом была идея республики, несовместимая с российским самодержавием. Многие российские политические эмигранты тех лет жили в европейских республиках (Франции, Швейцарии) и после Февраля 1917 принесли этот опыт в Россию.
Историк Людмила Коншина пишет:
Февральская революция 1917 г. положила конец „антицаристской“ политической эмиграции. В марте 1917 г. в Россию вернулось большинство революционеров разных политических оттенков.
В нынешней российской политической эмиграции доминируют «общелиберальные» взгляды. Но часто они странным образом вполне сочетаются с унитарно-централистскими стереотипами. Многовековая российская имперская традиция проявляется даже у «радикальных оппозиционеров» путинскому режиму.
Такие либералы мечтают, образно говоря, «въехать в Кремль на белом коне» — но, по сути, сохранить ту же кремлецентристскую модель. Хотя, казалось бы, опыт 1990-х годов должен был отучить их наступать на те же грабли. Потому что всякий кремлецентризм будет означать лишь новый цикл империи...
Сегодня революционной эмиграцией можно назвать лишь тех деятелей, кто настаивает на превращении России в настоящую, децентрализованную федерацию. Только федерализм, при котором регионы обретут демократическое самоуправление и займутся собственным развитием, способен избавить эту страну от внутренней «вертикали власти» и угроз окружающему миру.
Причем это означает не «возвращение» к опыту федерализма 1990-х (тогдашний Федеративный договор был лишь имперской пародией), но именно новое учреждение равноправной федерации. Многие сегодняшние эмигранты живут именно в федерациях (США, ФРГ) — и им полезно было бы изучать опыт этих стран вместо мечтательных деклараций на тему «когда мы придем к власти»...
